Вместо ответа он просто поднял нащечники. И улыбнулся мне.
Улыбка была не из приятных, вполне под стать собеседнику. Передо мной был Амхар, один из Артуровых сыновей-близнецов.
— Амхар ап Артур, — поприветствовал я его и сплюнул.
— Принц Амхар, — поправил он меня. Как и его брат Лохольт, Амхар всегда досадовал на свое незаконное происхождение, а теперь вот решил принять титул принца, хотя отец его королем не был. Нелепое притязание, сказал бы я, кабы Амхар не изменился до неузнаваемости с тех пор, как я мельком видел его на склонах Минидд Баддона. Он повзрослел и теперь выглядел куда более представительно. Борода сделалась гуще, на носу белел шрам, а нагрудник испещрили с десяток ударов копий. Похоже, сражения в Арморике немало способствовали возмужанию Амхара, да только и зрелость не смягчила его угрюмого недовольства. — Я не позабыл твоих оскорблений при Минидд Баддоне, — промолвил он. — Я с нетерпением ждал того дня, когда смогу за них отплатить. Но брат мой, сдается мне, этой встрече еще более порадуется. — Это я держал руку Лохольта, когда Артур отрубил ему кисть.
— И где же твой брат? — спросил я.
— При нашем короле.
— А ваш король — кто он? — спросил я. Я знал ответ заранее, но хотел услышать подтверждение.
— Король у нас с тобой один, о Дерфель, — отозвался Амхар. — Мой дражайший кузен Мордред. — А куда еще могли отправиться Амхар с Лохольтом после разгрома при Минидд Баддоне? Подобно столь многим изгоям Британии, они нашли убежище у Мордреда, который привечал всех без исключения отчаянных мечников, стекавшихся под его знамя. То-то порадовался Мордред, заручившись верностью Артуровых сыновей!
— Король жив? — осведомился я.
— Жив и процветает! — заверил Амхар. — Его королева послала деньги Хлодвигу, и Хлодвиг, чем сражаться с нами, предпочел взять ее золото. — Он улыбнулся и указал на своих воинов. — Так что вот они и мы, Дерфель. Пришли докончить то, что начали нынче утром.
— Собственной душой заплатишь ты мне за то, что сделал с этими людьми, — проговорил я, указывая Хьюэлбейном на лужи черной крови, растекшиеся по двору Дун Карика.
— Мы с братом и наш кузен сами решим, как именно с тобой расплатиться, — заверил Амхар, наклоняясь в седле.
Я вызывающе глянул на него.
— Я верно служил твоему кузену.
Амхар улыбнулся.
— Полагаю, больше он в твоих услугах не нуждается.
— Тогда я, пожалуй, уеду из его страны, — проговорил я.
— Сомневаюсь, — мягко возразил Амхар. — Думается, мой король захочет повидаться с тобой в последний раз, а я знаю доподлинно, что и брату моему не терпится перемолвиться с тобою словечком-другим.
— Я бы лучше уехал, — промолвил я.
— Нет, — отрезал Амхар. — Ты поедешь со мной. Положи меч на землю.
— Приди и возьми его сам.
— Как скажешь, — обронил Амхар, нимало не обеспокоившись. Да и с какой бы стати? Он превосходил нас в численности, и по меньшей мере половина моих воинов не имели ни щита, ни копья.
Я обернулся к своим людям.
— Кто хочет сдаться, — объявил я, — выходите из круга. Что до меня, я стану драться. — Двое копейщиков, оставшиеся безоружными, нерешительно шагнули вперед, но Эахерн рявкнул на них, и бедняги словно приросли к месту. Я махнул рукой: идите, мол. — Ступайте, — удрученно произнес я вслух. — По мосту мечей я никого за собой против воли не потащу. — Двое отошли было в сторону, но Амхар кивнул своим всадникам, те окружили злополучную пару, размахнулись мечами — и на вершине Дун Карика вновь пролилась кровь. — Ублюдок! — заорал я и бросился к Амхару, но тот лишь рванул поводья и отъехал подальше, а люди его между тем обрушились на моих копейщиков.
И снова началась резня, а я был бессилен предотвратить ее. Эахерн убил одного из Амхаровых людей, но не успел вытащить копья у него из брюха, как другой всадник зарубил Эахерна сзади. Остальные мои люди погибли столь же быстро. Амхаровы копейщики были милосердны хотя бы в этом. Они не позволили душам моих людей задержаться на земле, но рубили и кололи с яростной одержимостью.
Я этого уже не видел: пока я гнался за Амхаром, один из его всадников подъехал ко мне сзади и со всей силы ударил по затылку. Я упал, в голове моей заклубился черный туман, пронизанный вспышками света. Помню, как рухнул на колени; второй удар пришелся мне по шлему, и я подумал, что, верно, умираю. Но Амхар задумал взять меня живым, и когда я пришел в себя, то увидел, что лежу на навозной куче Дун Карика, запястья мои стянуты веревкой, а Хьюэлбейн в ножнах висит у Амхара на поясе. Доспехи у меня забрали, с шеи сняли тонкое золотое ожерелье, а вот броши Кайнвин не нашли: она по-прежнему надежно пряталась у меня под курткой. Теперь Амхаровы воины деловито отпиливали мечами головы моим копейщикам.
— Ублюдок, — плюнул я в Амхара, но он лишь усмехнулся и вернулся к своей зловещей работе. Он перерубил Хьюэлбейном Эахернов позвоночник, схватил голову за волосы и швырнул ее на груду голов, что мало-помалу росла на расстеленном плаще. — Отменный меч, — похвалил он, взвешивая Хьюэлбейн на руке.
— Так воспользуйся им и отошли меня в Иной мир.
— Мой брат никогда не простит мне такого великодушия, — возразил Амхар, вытер Хьюэлбейн о свой изодранный плащ и вернул клинок в ножны. Подозвал троих своих прихвостней и вытащил из-за пояса нож. — При Минидд Баддоне, — проговорил он, глядя мне в лицо, — ты назвал меня ублюдком и блохастым щенком. Думаешь, я из тех, кто прощает оскорбления?
— Правдивое слово западает в память, — отозвался я дерзко, хотя нужный тон давался мне с трудом: душу мою снедал ужас.
— Твоя смерть и впрямь останется в памяти, — кивнул Амхар, — а пока довольствуйся услугами цирюльника. — И он кивнул своим людям.
Я дрался как мог, но ежели руки связаны, а голова раскалывается от боли, сопротивляться без толку. Двое копейщиков крепко притиснули меня к навозной куче, третий ухватил меня за волосы, а Амхар, правым коленом надавив мне на грудь, срезал мне бороду. Кромсал он нарочито грубо, всякий раз впиваясь ножом до живого мяса. Срезанные космы он перебрасывал ухмыляющемуся подонку, а тот растеребил пряди и сплел из них короткую веревку. Как только веревка была готова, ее затянули петлей у меня на шее. То было высшее оскорбление захваченному в плен воину, унижение из унижений — рабья привязь из его же собственной бороды. И все это время Амхаровы люди хохотали и потешались надо мной, а затем Амхар дернул за веревку и рывком поставил меня на ноги.
— Так же мы поступили и с Иссой, — сообщил он.
— Лжешь, — слабо возразил я.
