В короткий срок были погашены многие очаги контрреволюции и выявлено немало главарей белого подполья. Кадровый военный, американский шпион Шмидт создал широкую агентурную сеть по всей Якутии: его люди ожидали сигнала, чтобы поднять восстание.
Но, в самый канун мятежа, Шмидт и ядро его штаба были арестованы чекистами. Они захватили много документов, благодаря которым, остальных заговорщиков взять было не так уж трудно.
Оперативный сектор ГПУ установил, что одну из групп контрабандистов возглавлял старый китаец по кличке дядя Гриша. Он развернул большую работу по завозу на прииски опия, его продаже и отправке золота тайными тропами в Манчжурию.
Поставщиками наркотиков на Алдан являлись крупный контрабандист с дореволюционным стажем — некий Кистов и его брат.
По заданию дяди Гриши, они ездили по разным городам СССР с целью приобретения наркотиков и, как потом выяснилось, попутно собирали сведения оборонного значения: знакомились в поездах с военными, бывали вблизи крупных заводов, интересовались численностью и вооружением частей Красной Армии.
Дядя Гриша имел, кроме Кистовых, ещё свою агентуру по переправке золота за границу. Удалось установить его связи с японским консульством во Владивостоке.
Сам дядя Гриша находился в России с 1917 года, много раз нелегально переходил границу. На приисках Алдана содержал тайные притоны, где процветала картёжная игра, сонная лотерея, опиумокурение, нелегальный постоялый двор для контрабандистов-восточников, не имеющих никаких документов.
При аресте матёрого преступника, у него было найдено около пуда золота и шесть фунтов морфия.
Братьев Кистовых взяли в Иркутске с большим количеством денег в совзнаках и с четырьмя фунтами золотого песка.
12
Быков, в самый раз, угодил на проводы Кольки Коркунова в Красную Армию. Призывники неумело и бестолково построились в колонну и пешим ходом, под командной двух военных, отправились к железнодорожной станции Невер по новой трассе АЯМ.
Сзади ехали две подводы с вещмешками. Стеша провожала Колю до Ороченских приисков, плакала и не верила, что расстаётся с ним надолго. Напоследок он её поцеловал, оставив от колонны, и смятённо проговорил:
— Ты жди меня, Стеша! Обязательно жди, расхорошая ты моя Степаша, скоро возвернусь и обженимся чин чинарём, — и бегом догнал уходящих. Шёл, оглядывался назад, пока не пропала она совсем из виду.
Жёлтые листья и золотая хвоя стелились под ноги идущим нежным шёлковым покрывалом. Томились далёкие взгорья в лёгкой кисее тумана. Колька вышагивал среди возбуждённых сверстников, думал о Стеше.
Негоже получилось с ней, осталась ни жена, ни невеста. Зачнут теперь охаживать её парни, глядишь, и выберет кого покрасивши да повыше ростом. Так и не увидать её боле…
К обеду солнце нешутейно припекло, разыгралось остатками летней силы. Идущие то и дело нарушали строй и жадно припадали пересохшими губами к придорожным нахолодавшим к осени ручьям, отдающим прелью вымокшего берёзового листа.
Отмахали вёрст сорок и вечером установили просторные палатки. Сутулый и худой возчик наварил на всю братию большой котёл мясной похлёбки. Был введён уже военный распорядок. Ребят распределили по взводам и отделениям.
Пятеро призывников, выпивших по дороге прихваченного с собой спирта, были немедля наказаны нарядами на заготовку дров, а когда все отдыхали и зубоскалили после ужина, их определили стеречь лошадей ночью, всем стало ясно, что кончилась молодая вольница и ждут их впереди нелёгкие испытания.
Началось приобщение к суровому мужскому ремеслу. Парни уже с уважением поглядывали на затянутого в ремни голубоглазого командира роты, косились на его наган в кобуре и с нетерпением ждали того дня, когда сами получат оружие.
На заре ротный скомандовал подъём и велел разобраться повзводно на физзарядку, а после неё заставил до пояса раздеться и обмыться в холодном ручье. Весь день на марше разучивали строевые песни, а на привалах комроты вёл политбеседы, рассказывал о новых танках и аэропланах.
К вечеру запалились от быстрой ходьбы, охрипли от песен, колонна вихляво растянулась по дороге. Иные, с непривычки, натёрли кровяные мозоли обувкой, а впереди ждали ходоков ещё более пятисот вёрст пути.
К исходу недели, новобранцы упёрлись в широкую реку Чульман. На противоположный берег в посёлок Утесный их стали переправлять паромом. Колька оглядывал рубленые дома всем известной заставы ГПУ на устье впадающего в Чульман широкого ручья. Заставу эту называли «Второй драгой».
Здесь круглый год проверяли всех выходящих на «жилуху» с приисков. На какие только ухищрения не пускались ларинские возчики, приискатели и восточники, чтобы проскользнуть мимо с золотым богатством.
Прятали тулунки в полозья саней, в хомуты, в свою одежду и даже глотали золотой песок, но на таможне работали настоящие «волки» розыска.
К примеру, у подозреваемых восточников заменяли старую одежду на новую китайского образца, а тряпьё сжигали на огромных противнях и, как правило, обнаруживали порядочное количество золота.
Или выдавали по стакану касторки, а потом самих же глотателей заставляли перемывать лотками общую парашу, набитую драгоценным дерьмом.
Особые хитрецы пытались стороной обойти заставку, но кругом, на самых тайных тропах, неусыпно дежурили пикеты красноармейцев, которые реквизировали золото…
Колька, с удивлением, смотрел на этих совсем обыкновенных парней в линялых гимнастёрках: они были чуть старше его, но как же эти ребята выработали в себе такую дьявольскую проницательность. Призывников они не трогали, а худого повара-возчика потрошили усердно и со знанием дела.
Всё же, нашли в оглобле выдолбленный тайник с тремя фунтами золотого песка. Настолько они уверенно и прилипчиво подступились к нему, что Колька не усомнился — эти ребятки знают обо всех всё.
В Утёсном оказалось пять новеньких автомашин «Бюссинг-Наг», привёзших на перевалочные склады грузы из Ларинска.
Командир роты быстро договорился с шофёрами и приказал своим подопечным лезть в кузовы. Оставшиеся четыреста вёрст мчались с бешеной скоростью, одолевая вёрст тридцать за час.
На станцию Большой Невер прикатили ночью. Оттуда Николая направили под Читу. Поначалу ему было тяжело, но через полгода он обвык, с завязанными глазами разбирал и собирал оружие не хуже командиров и приловчился неплохо стрелять.
На границе стало неспокойно.
Белокитайские формирования убивали советских граждан, обслуживающих КВЖД. С этим мириться было нельзя. Полк, в котором служил Колька Коркунов, сосредоточился у границы. Провокации с той стороны вскоре перешли в прямые боевые действия.
