стремилось приблизиться к ним в максимально короткие сроки (применяя, конечно, при этом жесточайшие внутренние меры)…* * *
Вступление СССР в политический «застой» при Брежневе определялось не только самим фактом бюрократизации советской системы власти и управления, но и чертами этой новой бюрократии. Если прежде партийные работники, государственные служащие и хозяйственные руководители в подавляющем своем большинстве были выходцами из простого народа, проявившими деловые способности, то в 1960-е, а особенно в 1970—1980-е гг. пополнение элиты происходило через особую систему отбора и подготовки кадров будущих руководителей: высшие партийные, комсомольские и профсоюзные школы, через Академию общественных наук, Дипломатическую академию, попасть в которые можно было только по рекомендации влиятельных чиновников. Так производилась оценка пригодности потенциальных кадров не только для высшего звена, но и практически на всех уровнях. Она напрямую зависела от личных симпатий и политических расчетов руководителей. Деловые качества учитывались в меньшей степени, а честность и принципиальность вообще становились скорее препятствием для карьеры. В условиях «клановой» борьбы и интриг преимущества отдавались лично полезным и преданным «протеже», готовым в нужный момент поддержать своего «патрона». В ряде регионов страны, в первую очередь, в азиатских республиках, кадровая политика вообще практически исключала любые подходы, кроме землячества и семейственности.
Путь формирования элиты лежал и через «естественное воспроизводство»: в 1970-е гг. начинают создаваться целые потомственные династии ответработников. Отпрыски начальников с самого начала вступления в самостоятельную жизнь оказывались в особом положении. Они занимали места в престижных вузах, посылались на перспективные должности, почти автоматически делая карьеру. Так, сын Брежнева стал первым заместителем министра внешней торговли, зять Брежнева – заместителем министра внутренних дел, свояк генсека возглавил Министерство машиностроения для животноводства и кормопроизводства.
Бюрократия времен «застоя» характерна тем, что высшее руководство страны в большинстве своем стало представлять собой очень пожилых людей. Средний возраст членов Политбюро достиг 68 лет. Многие из них страдали тяжелыми болезнями, в том числе, и сам Брежнев, который в 1976 году перенес инсульт. По свидетельству лечащего врача Генерального секретаря, Е. Чазова, Л.И. Брежнев в последние годы своего правления превратился в немощного старика, который под конец жизни особой скромностью не отличался (например, занялся коллекционированием дорогих иномарок).
Старость и немощь мешали Брежневу осуществлять функции главы партии и государства, участвовать в работе ЦК, Политбюро, наносить зарубежные визиты, принимать гостей, выступать с речами на различных форумах и т. д. Телевизионные репортажи и радиотрансляции демонстрировали курьезы, вызванные его физическим состоянием. В стране установилась поистине геронтократия (власть стариков). Ухищрения врачей, добившихся того, что нагрузка на престарелых руководителей была сокращена до минимальных размеров (например, заседания Политбюро часто длились не более 15–20 минут), не спасали положения. Б. Ельцин (тогда первый секретарь Свердловского обкома) в своих мемуарах так рассказывает о своей рабочей встрече с Л.И. Брежневым: «Нам надо было пробить вопрос о строительстве метро – все-таки уже миллион двести тысяч в Свердловске, а для этого нужно было решение Политбюро. Поэтому решил пойти к Брежневу. Созвонился. «Ну, давай, приезжай», – говорит. Я, зная стиль его работы в тот период, подготовил на его имя записку, чтобы ему оставалось только наложить резолюцию. Зашел, переговорили буквально пять-семь минут – это был четверг, обычно последний день его работы на неделе, как правило, в пятницу он выезжал в свое Завидово и там проводил пятницу, субботу и воскресенье. Поэтому он торопился в четверг все дела закончить побыстрее. Резолюции он сам сочинить не мог. Говорит мне: «Давай диктуй, что мне писать». Я, естественно, диктую: «Ознакомить Политбюро, подготовить проект постановления Политбюро о строительстве метро в Свердловске». Он написал то, что я ему сказал, расписался, дает мне бумагу. Но, зная, что даже при этом документы потом где-то терялись, пропадали, я ему говорю: «Нет, вы пригласите помощника». Он приглашает помощника, и я говорю: «Дайте ему поручение, чтобы он, во-первых, зарегистрировал документ, а во-вторых, официально оформил ваше поручение: «Разослать по Политбюро». Он тоже молча все это сделал, помощник забрал бумаги, мы попрощались, и скоро Свердловск получил решение Политбюро о строительстве метро».
Таковы основные черты, характеризующие состояние советской элиты на закате брежневской эпохи. Недееспособные правители не могли обеспечить хоть сколько-нибудь эффективный порядок управления страной. На фоне всего этого происходит стремительное разложение властных и управленческих структур, правоохранительных органов, хозяйственных, научных, учебных учреждений. Взяточничество, хищения государственного имущества, фальшивая отчетность о выполнении плановых обязательств, установление связей представителей власти с преступным миром – все это достигает таких масштабов, что усилий властных помощников, входящих в ближайшее окружение высших лиц государства, оказывается недостаточно для предотвращения скандальных ситуаций (таких как так называемое «рыбное дело», расследуемое Генеральной прокуратурой СССР в самом начале 1980-х гг. – речь идет о контрабандном вывозе красной икры и ценной рыбы за границу – государственный ущерб в несколько десятков миллионов рублей). Нити преступных связей тянутся к самому руководству министерства, но дело было закрыто личным распоряжением Брежнева. Подобные эпизоды со всей очевидностью свидетельствовали о том, что положительных перемен во внутренней политике при действующем генсеке ожидать не приходилось.
Эра переговоров
Отчаянный рывок Кеннеди – Джонсона в 1961–1967 гг. не дал США долговременного стратегического превосходства, СССР достиг паритета на высоком уровне. Впервые после президента Трумэна посерьезневшая Америка летом 1967 г. в Глассборо пошла на встречу с руководством СССР (переговоры Джонсона – Косыгина). Два обстоятельства, как уже говорилось, подталкивали Вашингтон: гонка вооружений не дала США превосходства, а сформировала стратегический паритет; Вьетнам изолировал Америку даже в западном мире. Теперь контакты с СССР могли сделать продолжающуюся «холодную войну» менее опасной. Конкретно речь шла о взаимном отказе от создания крайне дорогостоящей системы противоракетной обороны.
Делая шаги в направлении улучшения отношений с Советским Союзом, администрация президента Р. Никсона исходила из того, что планы периода «холодной войны» о достижении некоей «позиции силы», с которой можно будет начинать переговоры с СССР, если и имели под собой основание, то лишь на рубеже 40—50-х годов. В дальнейшем Запад удалялся от искомой «позиции силы». Если США и в дальнейшем будут тешить себя иллюзиями, то они лишь вынудят СССР еще более увеличить усилия по самообороне.
И советское руководство постепенно отошло от прежнего ожесточения, вот что зафиксировано в документах XXIV съезда КПСС: «Улучшение советско-американских отношений отвечало бы интересам советского и американского народов, интересам упрочения мира».
