соперника? И соперника, перед которым почувствовали неуверенность?
Герцог снова упал на скамейку и буркнул:
— Да. Рядом с вашим мужем я более не чувствую себя… прекрасным и опасным. Это, признаться, раздражает. И если бы мы с ним оказались в каком-нибудь салоне, мне пришлось бы извиваться, чтобы удержать всеобщее внимание. И хвала Богам, что дайн не наделен веселым нравом…
— Наделен, — заверила я. — Он умеет быть очаровательным шалопаем, и ироничным, и острословом. Но та маска, которую видите вы — это обычное состояние воинов Белого мира. Ягиры не обнажают чувств и мыслей, но лишь со стороны кажутся истуканами.
— Благодарю покорно, — едко откликнулся его светлость. — Вы и этого превосходства меня лишили.
Я развернулась к нему и воззрилась с изумлением.
— Но послушайте, Нибо, к чему вам это соревнование? Вы красивы, умны, остроумны, тоже умеете быть шалопаем, а еще воинственным и безжалостным, если это требуется. Я сама была тому свидетелем. Почему просто не оценить нового знакомца по достоинству и не сдружиться с ним, как вы привыкли делать? Танияр вам не враг и не соперник. Более того, скоро мы вернемся в Белый мир, а вы останетесь со всеми вашими достоинствами и недостатками. Зачем это ерничество и фырканье, к чему самому себе усложнять жизнь?
— Из-за вас, — несколько резко ответил Ришем и сбавил тон: — Простите. Вы вновь правы, я ревную. Я не обманывал вас, когда делал все прежние признания. Был совершенно искренним, однако, увидев дайна, ощутил острейший укол этого не лучшего чувства. И его, и ваше к нему отношение.
— Но вы уже видели подобное…
— Нет, не видел, — ответил его светлость и вновь поднялся на ноги. — Прежде всё было иначе, и вы восприняли меня изначально неверно лишь потому, что я неверно оценивал вас. Вы представлялись мне наивной глупышкой, раз позволили управлять собой. Это после я осознал, что вы вовсе не наивны, несмотря на юный возраст, и уж тем более не глупы. И что всё время вели собственную игру — тоже. Я выбрал образ повесы, рассчитывая на красоту и напор, чем вас и оттолкнул. Но он вовсе не превосходил меня, разве лишь одним обстоятельством — был нужен для воплощения ваших чаяний. Что мог дать и я, сложись всё иначе. Ваш прежний… муж, не сочтите эту запинку за оскорбление, я лишь не желаю упоминать ни имени, ни титула, — я согласно кивнула, и герцог продолжил: — Так вот, когда вы были с ним, я не чувствовал его превосходства над собой. Он не умней, не хитрей меня, и внешне он мне тоже не соперник.
Я улыбнулась, но всё-таки склонила голову в знак согласия. Теперь и я не стала бы превозносить монарха над Ришемом. Прежде, пока я толком не знала их обоих, то выбирала короля за ощущение его внутренней силы. Однако же теперь я точно знала, что Ив не столько силен, сколько самолюбив, а его власть — это инструмент, чтобы настоять на своем. В то же время, вроде бы осторожный герцог мог вести свою игру, ступая по краю пропасти. Так что нынче я не стала бы восторгаться скрытым зверем внутри государя Камерата, как это делала в семнадцать лет, потому что зверь этот был хоть и умен, но вовсе не мудр.
— Более того, — продолжал его светлость, — я точно знал, что вы не любите его. Да, было время, когда вы увлеклись, что вовсе не удивительно. Юная неискушенная девица легко поддалась на некую харизму взрослого мужчины, однако же голову не потеряла. Влюблены были, а полюбить всем сердцем так и не смогли. Приняли, как своего мужчину, как мужа, но не полюбили. А теперь вы любите. Каждый ваш взгляд, подаренный супругу, каждое касание, даже голос — всё это пропитано неприкрытым любованием и обожанием. Когда вы рядом с ним, я, наконец, вижу слабую женщину, полностью отдавшую себя своему мужчине. А еще я вижу, как он нежен с вами и заботлив, отдавая свое тепло взамен полученному от вас. Всё это так непохоже на то, что я наблюдал раньше, что не могу не признать свое полного и окончательного поражения. — Он вздохнул и усмехнулся: — Признаться, еще не так давно я верил, что ваши восхваления дайна — не что иное, как слепота влюбленной женщины. Мне верилось, что я по-прежнему превосхожу вашего избранника, к тому же сложившиеся обстоятельства… Но вот он врывается в наш мир, весь такой восхитительный и грозный, вы пожираете его взглядом, и я понимаю, что всё изменилось. Это сбило с ног… — Нибо бросил на меня взгляд исподлобья: — Стало быть, я похож на брюзгу?
— Похожи, — улыбнулась я.
Герцог вздохнул и вновь усмехнулся:
— Я услышал вас, дорогая. Обещаю, взять себя в руки и не огорчать вас. Еще и в этом проиграть ослепительному дайну я не желаю, — последнее было сказано с иронией, и ее Ришем явно отнес к самому себе, однако добавил: — Если магистр станет задевать меня, я отвечу ему. Элькос — известная язва. — Я развела руками, показав, что меня их взаимоотношения с магом не касаются.
С тех пор Нибо и вправду взял себя в руки, даже начал беседовать с Танияром. Как-то выглянув из окна кареты, я увидела, как они над чем-то посмеиваются, и ощутила умиротворение. Более того, в один из вечеров на очередной остановке на ночь, я застала герцога и дайна за любопытным занятием — его светлость обучал моего мужа вязать галстуки всеми известными ему видами узлов. И вот тут Ришем, наконец, вздохнул с облегчением, потому что с покровительственными нотками произнес:
— Это, друг мой, искусство, и постигается оно навыком. Будь у нас больше времени, вы бы стали самой популярной персоной в салонах и на званых вечерах. Я бы обучил вас всем этим премудростям.
По глазам супруга я видела, что его забавляет эта бравада, но дайн согласно кивнул, дав его светлости то, что было ему так необходимо — возможность превзойти соперника. А галстук завязывать Танияр научился быстро и использовал лишь один узел, не видя смысла во всем остальном многообразии. Ему это попросту было ненужно. Ни на балы, ни даже по гостям мы ходить ни намеревались.
Да у него и не было потребности превосходить кого-то одного или всех разом. Мой супруг был лишен позерства, оставаясь от природы натурой цельной и искренней в своих проявлениях. Что же до нарядов, то он был хорош и в простом дорожном костюме, который ему дали танры. А белоснежные волосы,
