ненадолго. Штоссен, встав в изголовье, склонился над магом и посмотрел на нас с Танияром, предлагая сделать то же самое. А когда и мы склонились, велел:
— Не соединяя рук, уложите ладони ему на грудь.
Перстни, оказавшись рядом, отозвались легким свечением. Спустя минуту, Элькос убрал руку с лица, открыл глаза и вдруг поежился.
— Довольно, — произнес Штоссен, и мы с Танияром распрямились.
— Холодно, — пожаловался магистр.
— Сейчас пройдет, — ответил танр и вернулся на свое место за столом, а мы остались.
Я присела на край кушетки и взяла Элькоса за руку.
— Магистр, — позвала я.
Он сосредоточил на мне взгляд, и на его губах появилась слабая улыбка.
— Девочка моя, похоже, я все-таки подвел вас.
Я отрицательно покачала головой:
— Нет, друг мой. Похоже, это я подвела вас, но всё не так уж и плохо. Мы поможем вам, а потом вы сумеете помочь нам. Познакомьтесь, магистр, — я обернулась к супругу, стоявшему за моей спиной, — это мой муж, мой Танияр. Он пришел ко мне, и этим спас всех нас. Милый, — позвала я.
Глаза Элькоса расширились. Он даже приподнялся на локте и протер глаза. Похоже, всё происходившее с момента, как его перенесли в каменный зал, как и разговор в столовой, прошел мимо магистра.
— Но как? — потрясенно спросил маг.
— Кровь призвала кровь, — послышался голос одного из всезнаек танров.
— Да, зов крови, — согласился другой.
— А что с моими людьми? — вопросил Ришем, кажется, более не желавший ждать своей очереди задавать вопросы.
— Мы примем и их, накормим и разместим…
Далее я не слушала, сраженная осознанием, что… кто указал Танияру путь — наше дитя! Ну, конечно! Он вошел сразу после того, как ребенок зашевелился, но значит ли это, что дайну уже известно о наследнике? Разумеется, известно, ибо мое положение уже заметно, а он не выказал удивления. И без мамы не смог бы прийти, а она вещая, потому знала, когда призвать дайна. Ведь не мог же он бросить Айдыгер и поселиться в священный землях! Верно? Похоже на то…
— Доброго дня, магистр, — произнес Танияр на языке моего мира. — Друг моей Ашити — мой друг.
— Ваше Величество… простите, я не знаю, как к вам обращаться, — растерянно пробормотал Элькос. Он попытался встать, но охнул и снова повалился на кушетку. — Простите…
— Дайте ему еще вашей силы, — сказал Штоссен. — Пока не скривится от боли.
— Боли? — переспросила я. Делать магистру больно мне вовсе не хотелось. Помочь, да, но не мучить его.
— Источник мага подстроен под родственную ему энергию. Ваша энергия чужда Элькосу, потому пойдет перестройка. Это боль. Чем меньше порция, тем терпимей боль. Но ее надо увеличивать каждый день, а с болью он научится справляться, как только окрепнет, потом она совсем исчезнет. Тогда магистр будет готов сделать то, чего вы от него ждете. Дайте ему еще порцию.
Уже приподняв руку с перстнем, я опустила ее, так и не сумев решиться на жестокость, даже во имя дела, важного не только для меня. Танияр мягко сжал мое запястье, и я подняла на него взгляд. Супруг прикрыл глаза, так говоря, что нужно решиться. Он же и уложил мою ладонь на грудь мага, уместил рядом свою ладонь, и перстни снова наполнились силой Белой мира.
— Потерпите, друг мой, — попросила я магистра.
Элькос снова приподнял голову, наблюдая за нашей манипуляцией, но вскоре уронил ее и скривился. Первой руку отдернула я, затем убрал свою Танияра.
— Магистр, — позвала я, но Элькос сразу не откликнулся.
Теперь он лежал, прикрыв глаза. Дыхание мага немного сбилось, но кривиться он перестал. Протянув к нему руку, я погладила магистра по щеке. Он посмотрел на меня, но вновь смежил веки и некоторое время безмолвствовал. И когда я уже решила, что мы сделали Элькосу хуже, он, наконец, заговорил.
— Какое странное ощущение, — голос мага прозвучал хрипловато, но без страдания. — Вначале мне показалось, что на грудь навалился кусок льда, а затем… — Элькос пожевал губами, явно подбирая аналогию: — Будто кровь застыла прямо в сосудах. Знаете, как наползает иней, что-то в этом роде. И когда холод собрался в животе, появилось ощущение тысячи иголочек. Это было болезненно, но терпимо. Неприятно стало, когда холод начал отползать… как замерзшие на морозе ноги отходят в тепле. Но… — магистр, наконец, снова открыл глаза, — мне стало немного лучше. Кажется, я даже могу встать.
Однако бравада мага закончилась, едва он встал на ноги. Слабость его никуда не делась, и Танияр поддержал Элькоса. А когда мы вернулись к столу уже втроем, в столовую вошли слуги, чтобы расставить блюда со снедью взамен тех, которые исчезли, пока мы находились в каменном зале.
Танияр отвел магистра на нашу сторону, благо величина стола и количество свободных стульев позволяли, туда же для него и поставили прибор. Элькос сел рядом с моим супругом, потому что его светлость отвоеванное у шубы дайна место уступать не желал. Теперь мы вчетвером сидели напротив четверки танров. И пока слуги суетились, в столовой сохранялось молчание, но когда мы вновь остались одни, Штоссен произнес:
— Прошу.
Мой супруг, подняв вилку, с интересом повертел ее в руках и, хмыкнув, подвел итог своему исследованию:
— Шамкаль.
— Верно, — на родном языке с улыбкой ответила я.
— Что это означает? — полюбопытствовал Нибо.
— Шпилька, если дословно, — пояснила я. — Но вообще так называется наш столовый прибор, который заменяет вилку.
— Любопытно, — ответил герцог, и в столовой вновь повисло недолгое молчание.
Элькос бросал осторожные взгляды на танров, однако спрашивать их о чем-либо не решился, чувствуя за собой вину. Танияр с заметным интересом пробовал поданные кушанья, а я негромко подсказывала ему, что и с чем лучше всего сочетать, так возвращая ему любезность, оказанную мне на празднике лета. Рядом время от времени тихо фыркал Ришем, особо более ничего не выговаривая.
Наконец, устав слушать невнятные звуки, я повернула голову и с укоризной посмотрела на его светлость.
— Это всего лишь уходит напряжение, — ответила Нибо.
— И снова ложь, — не подняв на него взгляд, произнес Исбир.
— Безобидная, — заметил Дэвинн.
— Он скоро привыкнет, — добавил Консувир. — Уже привыкал.
— Могу я попросить вас о любезности? — с ноткой раздражения спросил Ришем. — Не могли вы не обсуждать меня?… И вообще не читать моих мыслей.
Танры не ответили. Впрочем, эту их привычку обсуждать всё, что видят, легко было понять. Многие века они были закрыты в пределах поместья и не имели иных развлечений, кроме самообучения и наблюдения за редкими гостями. Наверное, танры даже стали чем-то вроде единого разума.
— Разум у каждого свой, — ответил моим
