— Ты, дед, с каких это пор в милосердных братьях-то состоишь? — огорошил его Доватор. — Я твою «профилактику» знаю. Тоже мне гомеопат нашелся!
«Совсем занедужил генерал, — решил Шаповаленко, — и слова-то якись непотребные».
— Отвечай, чего молчишь? Есть такая наука, профилактика называется, слыхал?
— Слыхал.
— А хирургию знаешь?
— Это що живым ноги отрубают? Така «лехция» мне известна...
— Вот, вот, правильно. Ступай, веди коней. Поедем в Добрино. Мы там сегодня устроим фашистам «лехцию». Внушим им «профилактически», что ни одно совершенное преступление безнаказанным не остается, и хирургически докажем на саблях. Понял?
— Понял.
На самом деле Шаповаленко все понял по-своему. Вместо того чтобы привести коней, он побежал в медчасть и поднял на ноги всех врачей. По дороге он шепнул об этом и дежурному по штабу, а тот по телефону передал в штаб армии.
— Очень сильно заболел. Собирается ехать к немцам и делать им хирургическую операцию.
По пути из медчасти Филипп Афанасьевич завернул к Шубину.
— С генералом плохо, товарищ комиссар.
— Что такое? — встревоженно спросил Шубин.
— Занедужил. Ой, як занедужил, беда! Говорит всякие несуразности. Собирается ехать к немцам на лехцию. А у самого глаза горят, як два угля.
— Врача вызвали?
— Так точно, побудку сделал усем...
— Да, плохо дело.
Шубин, быстро накинув на плечи бурку, вышел вслед за Шаповаленко.
На квартиру они пришли одновременно с врачом и тихонько открыли дверь. Курганов, сидевший в передней, предупредил их, что генерал спит.
В ожидании коня Лев Михайлович, одетый в теплую бекешу и бурку, присел на кровать и уснул. Голова его в низко надвинутой на лоб кубанке лежала на подушке, ноги в белых валеных сапогах были опущены на пол.
Шубин осторожно поднял их и бережно положил на кровать. Выйдя из комнаты, он категорически запретил кому бы то ни было будить генерала.
Но Льва Михайловича все-таки разбудили. В одиннадцатом часу утра он сквозь сон услышал шум. С протяжным звуком скрипнула дверь.
Доватор открыл глаза.
В комнату с запахом морозной свежести вошли командарм Дмитриев, член Военного совета Букреев и Шубин. Последним через порог перешагнул незнакомый полковник в шинели с синими кавалерийскими петлицами. На боку его чеканным серебром поблескивала кавказская шашка. Полковник был смугл, худощав, с черными вразлет бровями.
Доватор вскочил и растерянно, точно провинившийся курсант, взял под козырек.
— Да он совсем молодцом выглядит! — весело крикнул Букреев. — Человек просто отдыхает, при полном боевом, а вы толкуете, что болен! Ну, как себя чувствуешь, генерал Доватор?
— Спасибо, товарищ армейский комиссар. Я себя хорошо чувствую. Так заснул крепко, что, кажется, все на свете проспал... — укоризненно посматривая на Шубина, ответил Доватор.
Михаил Павлович с какой-то особенной радостью успокоительно кивнул ему головой, давая этим понять, что с ночной операцией все обстоит благополучно, потом, улыбнувшись, он сделал рукой такой жест, как будто говорил, что произошли необыкновенные и удивительные события.
Доватор настороженно и растерянно смотрел то на улыбающегося Шубина, то на командарма.
— Ты действительно проспал, гвардеец. Все проспал. Скажи ему, генерал, — Букреев шумно сел на стул, жалобно заскрипевший под его могучей фигурой.
Откинувшись на спинку, он загадочно посмотрел на Доватора.
— Скажем по чести, проспал, — подтвердил командарм. — Первое поздравление получил бригадный комиссар Михаил Павлович Шубин.
— С чем вы нас поздравляете? — все еще ничего не понимая и с удивлением глядя на торжественные лица военачальников, спросил Доватор.
— С блестяще проведенной этой ночью операцией, раз! С гвардейскими дивизиями, два. Разрешите вручить приказ Верховного Главнокомандующего и поздравить вас, товарищ гвардии генерал-майор. Ваша кавгруппа переименована в гвардейский корпус.
— Служу Советскому Союзу!
Произнеся эти торжественные слова, Доватор, все еще не понимая, что произошло, сел на кровать. Но когда присутствующие засмеялись, он вскочил, бросившись к командарму, трижды поцеловал его и, не находя слов, долго жал ему руку.
— Ты с полковником-то познакомься. Он ведь тебе кадровую дивизию привез. Ты понимаешь, кадровая!.. — Букреев поднял указательный палец. — А ты, наверное, думал, что я тебя надул? Признайся, думал?
— Нет, товарищ армейский комиссар, я думал совсем другое, — подходя к новому комдиву, ответил Доватор.
— Товарищ гвардии генерал-майор, полковник Тавлиев с вверенной мне ордена Красного Знамени дивизией прибыл в ваше распоряжение, — четко доложил комдив.
— Ух ты! — радостно пожимая Тавлиеву руку, сказал Доватор. — Значит, будем воевать вместе? Хорошо будем воевать!
Лев Михайлович чувствовал, что командарм приехал не случайно. Он привез с собой не только заслуженную гордую радость, но и большую новую ответственность.
Вчитываясь после отъезда гостей в текст приказа Верховного Главнокомандующего о присвоении дивизиям звания гвардейских, Доватор только теперь во всей полноте осознал, как высоко оценило правительство заслуги его бойцов и командиров. Он глубоко задумался: какими знаниями, какой высокой культурой должен обладать военачальник, чтобы быть достойным полководцем сталинской школы?
Талант полководца, как принято считать, — это умение руководить войсками, искусно маневрировать ими и хитро обманывать противника. А разве немецкие генералы плохо маневрируют?
Почему же он, молодой советский полководец, бьет профессиональных военных мастеров школы Шлиффена, Людендорфа, Браухича, Гудериана? Потому, что он, генерал Доватор, бывший крестьянский парень из белорусской деревни, имеет за плечами большевистскую школу. Он бьет противника не только силою оружия и знания, но и великой силой сталинского учения — всегда побеждать!
Еще и еще раз перечитывает Доватор приказ Верховного Главнокомандующего, — и глубокое волнение охватывает его. Подписывая первый боевой приказ по гвардейскому корпусу, он ощутил в себе силу и уверенность опытного полководца, а ясность предстоящих задач еще выше подняла его дух и волю к борьбе и победе.
ГЛАВА 5
По приказу командования корпус Доватора был временно выведен в резерв. Весть о присвоении дивизиям гвардейского звания быстро облетела все подразделения. Над лесом, где были построены полки, вихрилась снежная пыль. Раскачивались на ветру вершины могучих, потемневших от старости сосен. На прокопченных полушубках, шапках-ушанках кудрявится морозный иней, новенькие еще, но уже захватанные руками автоматы сверкают сталью.
— «...За проявленную в боях с немецкими захватчиками доблесть и геройство присвоить звание гвардейских», — разносится звучный бас подполковника Осипова, читающего приказ.
В заснеженном лесу далеко раздается мощное тысячеголосое «ура». Его слышат тысячи людей. Одетые в белые маскировочные халаты, они идут бесконечными колоннами. Скрипит снег под новыми добротными валенками, слышится короткий звон минометных плит и густой звук патронов, бренчащих в пулеметных дисках. На салазках темнеют станковые пулеметы.
Вдруг неподалеку ухнул артиллерийский залп. Над лесом вспыхивает хвостатое пламя. Где-то рванулась скованная беспощадным морозом земля. Где-то взвихрились первые черные смерчи. А потом, беспрерывно гудя, задымили длинноствольными жерлами тысячи горластых пушек. Танкисты заводили моторы...
Началось утро 6 декабря 1941 года.
Выполняя приказ товарища Сталина, Красная Армия остановила и погнала фашистские полчища с подмосковных рубежей на запад. Советские люди в этот день круто повернули колесо истории. Они сказали: «Не быть врагу под Москвой». Сказали навечно!
На другой день Доватор был вызван к командующему войсками армии.
Прибыв в штаб, Доватор тотчас же явился к командарму. Увидев входящего комкора, Дмитриев, вставая из-за стола, приветливо кивнул головой и протянул Доватору руку.
— Поджидал. С нетерпением поджидал. А ты, как всегда, во-время и в отличном расположении духа. Люблю, когда у людей бодрое настроение. Во мне крепнет убеждение, что в войсках все нарастает боевое воодушевление. Я побывал в сибирских дивизиях, какой народище! Даже в словечках, брошенных невзначай, чувствуется сила, уверенность! «Ты, Семен, — подслушал сегодня ночью у костра, — барахлишко-то лишнее из мешков выкинь да насыпь туда патронов поболее. Видать, далеко вперед шагнем, пока догонит обоз-то, пригодятся». Вот какие разговорчики! Хорошо!
Командарм сощурил ясно улыбающиеся глаза, на его тонкие, плотно сжатые губы набежала улыбка.
— Как твое новое пополнение?
