Несомненно, памятуя, как епископ Триполийский спасся от мстительного Варфоломея, Гвидо Джебельский запросил заступничества у тамплиеров, охотно принявших его под свою опеку. На что раздосадованный Боэмунд приказал разрушить принадлежащие тамплиерам строения в Триполи. В то же время и в пику ему Великий Магистр де Боже, и сам искушенный в разрушениях, повел сильный отряд тамплиеров в карательный рейд по землям Боэмунда, теша себя грабежами и пожарами и увенчав экспедицию сожжением
Боэмундова замка Будрун, расположенного между Триполи и Джебелем. Боэмунду не хотелось сталкиваться с тамплиерами в открытом бою, но прослышав, что Великий Магистр повел свой отряд обратно в Акру, юный монарх созвал свое войско для нападения на Джебель. Очевидно, никто ему не сообщил, что Великий Магистр, предвидя такой оборот, принял меры, и когда войско Боэмунда сошлось с ратью Джебеля, перед изумленными триполийцами во всеоружии предстал отряд рвущихся в бой тамплиеров. Потерпев сокрушительный разгром, Боэмунд поспешно ретировался в Триполи, нажив себе врага в лице могущественнейшего военачальника Святой Земли. А между тем благоразумие требовало от Боэмунда наладить отношения с бородатыми рыцарями красного креста, к чему подталкивали тревожные слухи, доходившие с севера.
Бейбарс надумал устроить набег на турецкие земли в Анатолии. Государь сельджуков умер, новым султаном стал четырехлетний мальчик, а держава оказалась во власти алчного эмира по имени Сулейман, пекшегося о себе куда более, нежели о народе, и совершенно забросившего оборону государства. Бейбарс решил, что лучшего момента для нападения не сыскать. Несмышленый султан к тому времени был вассалом монгольского ильхана Абаги, державшего в Анатолии гарнизон монгольской кавалерии, но этот факт нимало не пугал Бейбарса: он уже бивал монголов раньше, побьет и теперь.
В то самое время, когда Боэмунд затеял смуту в Святой Земле, прошедший через Сирию Бейбарс прогнал монголов из Анатолии. Сулейман даже не пытался поднять сельджуков на оборону родного края или на помощь монголам, а продемонстрировал прискорбное малодушие, простершись ниц у стоп Бейбарса, не мешкая признав его государем турков-сельджуков.
Когда же весть об успехе Бейбарса достигла слуха ильхана Абаги, тот повелел тысячам монголов оседлать коней и ураганом понесся навстречу врагу, лично возглавив конную армию. Бейбарс, совершенно не готовый бросить вызов всей монгольской орде, попросту отступил из Анатолии в Сирию, полагая, что в любой момент можно вернуться, чтобы вновь завладеть землями сельджуков. А бесхребетного Сулеймана монголы увезли в Персию в кандалах. Предание гласит, что на победном пиру монголов главным блюдом было жаркое из отборных частей Сулейманова тела.
Изгнанием из Анатолии Бейбарс был раздосадован, но куда более его разобидело, что превыше самого Бейбарса все окружающие превозносили доблесть молодого сирийского князя аль-Кахира, унаследовавшего от отца ан-Насира Дауда титул князя Керака. Внезапная популярность отважного молодого потомка Саладинова корня означала возможную угрозу власти султана – а, значит, князь должен был умереть. И Бейбарс пригласил юношу на пир, где кумыс лился рекой, и, улучив момент, достал из-за пазухи фиал с ядом, незаметно подлив его в кубок молодого князя. Как-то уж так получилось, что на пьяном пиру кубки перепутались, и яд достался самому Бейбарсу. Скончался он в конвульсиях от мучительной рези в животе ночью 1 июля 1277 года.
При всей своей жестокости и беспощадности, Бейбарс был наилучшим мусульманским полководцем и самым рачительным султаном со времен Саладина, являвшим христианским державам нескончаемую угрозу. При вести о его смерти христиане шумно ликовали на улицах и возносили в храмах благодарственные молитвы.
Наследником Бейбарса был Барака – несовершеннолетний сын Бейбарса от жены-монголки. Он с дружками опустошил государственную сокровищницу, без счета тратя деньги на все удовольствия, какие они только могли себе измыслить, превратив в игру изыскание способов продемонстрировать безграничную власть султана Бараки. Сановников, не взирая на ранги, бросали в темницы за малейшее оскорбление султана или его друзей. А в ответ на кроткий укор пожилого визиря Барака повелел схватить его и казнить. После без малого двух лет кровавой оргии друзья убедили Бараку, пребывавшего тогда в Дамаске, арестовать двух мамелюкских полководцев, оставшихся в Египте, одним из которых был любимый военачальник Бейбарса – эмир Калаун. Друзья-придворные предупредили полководцев, и те просто покинули Каир, отправившись к своим войскам, где никто не смел даже близко к ним подойти. Султан же упорствовал, и вскоре военачальники провозгласили мятеж и въехали в Каир вместе с войсками. Султан созвал рать в Дамаске, чтобы напасть на мятежных эмиров, но стоило людям Дамаска узнать истинную цель экспедиции, как они, недолго думая, дезертировали и вернулись по домам. Оставшись без какой-либо военной поддержки, султан Барака волей-неволей вынужден был ради спасения жизни согласиться отправиться в изгнание в Керак.
Вслед за посрамленным братом на трон взошел второй сын Бейбарса – семилетний отрок, Калаун же отправлял при нем обязанности визиря и главнокомандующего войск Египетской империи. Но после трех месяцев этого фарса, уступая настояниям друзей и собственному честолюбию, Калаун сместил мальчика, провозгласив себя султаном Египта. Прожив пару месяцев в изгнании, бывший султан Барака погиб. Официальная государственная грамота гласила, что он расшибся насмерть, упав с лошади, но на всех рыночных площадях Египта и Сирии ходили упорные слухи, что его отравили по приказу Калауна.
Позднее, в том же 1279 году, Гуго Кипрский надумал вновь попытаться взять Акру. Призвав на феодальную службу островных вассалов, он собрал войско, собираясь вести его в открытый бой в совершеннейшей уверенности, что бароны материка присоединятся к нему, – они же предпочли сохранять нейтралитет. Тамплиеры были во всеоружии и готовы к сражению даже до того, как Гуго успел высадить всех людей и коней на берег, к тому же храмовников поддерживали все сухопутные и морские силы Венеции. Гуго решил воздержаться от боя, попытав счастья на ниве дипломатии. Но не преуспел и здесь. После многомесячных, и, как оказалось, бесполезных переговоров, угроз и улещивания феодальным договором был поставлен крест на тщетных торгах, поскольку вассалы Кипра присягали проводить на военной службе вне родного острова не более четырех месяцев кряду. Как только время подошло, и феодальные обязательства были исполнены, вассалы короля собрали пожитки и отплыли на родину. Гуго же оставалось, кипя от злости, последовать за ними. Виня в своем провале одних лишь тамплиеров, он в отместку захватил все их владения в королевстве Кипрском. В ответ на прошение Великого Магистра, Папа написал королю Гуго, повелевая тому ради спасения собственной души вернуть тамплиерам отнятое, но Гуго Кипрский поставил возмездие превыше духовного избавления и пропустил приказ понтифика мимо ушей.
В Триполи тоже не все шло гладко. Заключив с тамплиерами перемирие сроком на год, Боэмунд позволил им отстроить и укомплектовать личным составом прецепторию храмовников в городе, но все еще держал в плену двенадцать братьев, захваченных во время прошлых неурядиц. Как только срок перемирия истек, состоялось очередное сражение – около двухсот приспешников Боэмунда выступили против примерно такого же числа тамплиеров и вассалов Гвидо Джебельского. И снова Боэмунд потерпел поражение, что опять повлекло разрушение владений тамплиеров в Триполи. Тамплиеры попытались атаковать город с моря, отправив двенадцать галер брать Триполийскую гавань, но внезапный шторм разметал корабли. В ответ Боэмунд отправил собственную флотилию против замка тамплиеров в Сидоне, но, как нетрудно догадаться, взять обнесенную высокими стенами крепость силами одного лишь флота не удалось.
Тем временем монгольскому двору, умиротворенному известием о восшествии на египетский престол отрока, потребовалось поспешно перестраиваться при куда более зловещей новости, что султанат узурпировал полководец-мамелюк. Ильхан Абага порешил перейти к действиям, не дожидаясь шагов неприятеля, и на исходе лета 1280 года послал в Сирию монгольскую армию, стремительно бравшую город за городом. К октябрю монголы покорили важный город Халеб, перебив там мусульман, разграбив склады и предав мечети огню. Решив воспользоваться воцарившейся неразберихой к собственной выгоде, госпитальеры выслали войско из своего северного замка Маргат в рейд по мусульманским деревням и городкам. Возвращаясь в Маргат после набега на вражескую территорию, нагруженные добычей госпитальеры столкнулись с отрядом мусульманской кавалерии, оказавшимся чересчур малочисленным, чтобы остановить их. За это злопамятный Калаун, оскорбленный маргатской вылазкой, заготовил для госпитальеров особую кару.
