к людям, жившим на ее южных границах, и российскую стратегию по отношению к ним»1636. Как демонстрирует вышеупомянутый пример с православием, государство не всегда хранило молчание, но могло по-разному артикулировать свою позицию перед разными аудиториями. В той мере, в какой русские рассказывали себе истории про Сибирь, речь в них прежде всего шла о двух вещах. В очень узком смысле это была история геополитического завоевания. Покорение ханства Кучума стало знаком Божественной поддержки, что отразилось в сибирских летописях; дело в том, что ханство Кучума, подобно Казанскому ханству, было одним из преемников тех, кто некогда господствовал над Москвой. Но завоевание Казани и завоевание Сибири отличались друг от друга. Москву не назовешь невинной, но Кучум спровоцировал нападение1637. Московское государство двинулось на восток Евразии не в поисках боевой славы, и не героическая тяга к странствиям подтолкнула людей раннего Нового времени перейти Урал и бросить вызов Северному Ледовитому океану1638. Завоевание Сибири опиралось на более устойчивый мотив – а именно на стремление к богатству, которое осуществляется гораздо более эффективно при отсутствии явных военных действий.
Почему и как была покорена Сибирь – вопрос, который не переставал ставиться начиная с самых ранних сибирских летописей, и ученые на протяжении веков дискутируют, что было двигателем сибирской экспансии – государство или частная инициатива1639. Спектр мнений широк, но неприглаженная истина состоит в том, что в этом процессе активно участвовали и государство, и частная инициатива, тесно переплетенные друг с другом, находящиеся в соперничестве и одновременно с этим в симбиозе, и хорошее объяснение российской экспансии в Сибири не может забывать ни про одну из этих двух компонент. Ярким примером этой истины является история Ямыш-озера, торгового пункта на Евразийской равнине и предмета пятой главы: вначале оно стало местом оживленной независимой торговли, находившейся за пределами государственного регулирования, – то есть оно стало проявлением негативной реакции на государственное регулирование. Но в конечном счете значительную долю торговли на Ямыш-озере стала составлять именно казенная торговля. Дело в том, что на Ямыш-озере, как и в других местах Сибири, государство и частная инициатива не только противостояли друг другу: они еще и сосуществовали. Российский империализм был прагматическим, и торговая деятельность в Сибири была его неотъемлемой частью, и об этом не следует забывать, хотя те, кто ставит во главу угла государство, видят военные крепости вместо городов и сбор ясака вкупе с запретом торговать черным соболем там, где важнее всего была прибыль от таможенных пошлин с людей, торгующих своими товарами на территории Сибири или везущих их через Сибирь.
С самого начала Московское руководство видело в Сибири возможность получения двух видов богатства – богатства от пушнины (история, которая хорошо известна в общем, но, вероятно, никогда не будет достаточно хорошо известна в подробностях) и богатства от торговли с Востоком – история, которую затмило чрезмерное внимание к пушнине. Стремление к эксплуатации рудных и минеральных богатств существовало уже в начале XVII века, но осуществлено было лишь в XVIII1640, а нефть в Сибири открыли уже в XX веке, но начиная с самых первых рейдов на восток русские считали, что Восток дарит надежду на выгодную торговлю. Разумеется, подобные расчеты получили идеологическую поддержку – победа над бывшими сюзеренами была очень значима для московитов, а при Петре Великом территориальные приращения стали очевидным знаком имперских свершений, хотя на ранних этапах существования Российской империи они значения и не имели.
Торговля с Востоком могла означать торговлю с Персией, Индией, Центральной Азией и Китаем. С точки зрения западных жителей, термин «Восток» (Orient) мог иметь самые аморфные географические очертания, и точно так же термин «Индия» в ранних русских источниках (термин «Восток» русские не использовали) мог включать гораздо более обширные территории, даже Китай1641. Таким образом, история Сибири в XVII–XVIII веках – история России, долгое время входившей в состав политического мира степи, установившей более прочные связи с Дальним Востоком и более интегрированной в мировую экономику, которая, в свою очередь, становилась все более динамичной и всепроникающей.
Кроме того, Сибирь была узлом на важных торговых путях, пересекавших Евразию. Она была местом, где встречались русские и центральноазиатские купцы, которые обменивали меха, горшки, зеркала, иглы, воск и шерсть на бесчисленные шелка, восточные ткани, пряности, коренья и скот. Истории русских и нерусских купцов, зарабатывавших на жизнь на евразийской равнине, позволяют увидеть российский имперский опыт в новом свете, продемонстрировав картины межкультурного обмена, тенденции государственного регулирования и частной инициативы в пограничном мире. Кроме того, эти истории помогают интегрировать «отдаленную» Сибирь в растущую экономику раннего Нового времени.
БЛАГОДАРНОСТИ
Я благодарна издательству «Новое литературное обозрение» за публикацию «Сибирских купцов» на русском языке; библиотекарям Бэкер-Берри в Дартмутском колледже за их помощь в отыскивании различных текстов; Екатерине Болтуновой, советовавшей мне перевести мою книгу, и Игорю Мартынюку из «Нового литературного обозрения» за контроль над переводом. А особенно я благодарна Алексею Терещенко за его заботу, глубокие познания и совершенство его перевода. Благодаря его чувству точности, пониманию широкого контекста и неутомимому вниманию к малейшим подробностям нарратива, фактов и цитат он создал текст, который я читаю с восторгом и горжусь, что имею к нему отношение.
Для меня большое удовольствие поблагодарить тех, кто помог мне в изучении сибирских купцов и написании книги о них. Я смогла два года заниматься архивной работой благодаря стипендии на время написания диссертации, которую мне платил Стэнфордский центр изучения России, Восточной Европы и Евразии. Сотрудники Петербургского института истории Андрей Павлович Павлов, Павел Владимирович Седов и Евгений Викторович Анисимов были невероятно щедры ко мне. Благодаря гостеприимству Майкла Крома я смогла обосноваться в Европейском университете. Я благодарна Евгению Рычаловскому из РГАДА. Он не только прекрасно выполнял свою работу, но и задавал мне вопросы, которые позволили мне улучшить мой подход к делу. А. И. Раздорский и Л. А. Тимошина поделились со мной своими знаниям о таможнях. Я глубоко признательна Вере Клюевой из Тюмени. Она полностью взяла меня на свое попечение, познакомила с бухарцами в архивах и предоставила мне крышу над головой. Архивисты в Тюмени и Тобольске были настолько доброжелательны, что работать там было истинным удовольствием. Юлия Страздыня из Лальского исторического музея щедро делилась со мной своими знаниями о семье Норицыных. Я очень признательна Нине Борисовне Голиковой за то, что она согласилась обсудить со мной мой проект.
Возможность учиться в Стэнфорде была потрясающей привилегией. Я многому научилась у Нэнси Коллманн, Полы Финдлен, Теренса Эммонса, Боба Крюза, Филиппа
