(публ. J.-Ph. Jaccard). На вопрос: «Что такое бесконечное?» — Хармс пытается дать следующий ответ: «Бесконечное, кажется нам, имеет направление, потому что все привыкли воспринимать графически. Большему соответствует длинный отрезок, а
меньшему короткий отрезок. Бесконечно — это прямая, не имеющая конца, ни вправо, ни влево». Выделенная нами фраза была опущена в уже упомянутой публикации.
456
Там же. P. 307.
457
Следующий отрывок не лишен интереса: «Это касательная кругу нашего сознания. Ее прикосновение так нематериально, так мало, что, собственно, нет никакого прикосновения. Оно выражается точкой. А точка — это бесконечно несуществующая фигура. Мы же представляем себе точку как бесконечно маленькую точечку. Но это ложная точечка. И наше представление о бесконечной прямой — ложное. Бесконечность двух направлений, к началу и к концу, настолько непостижима, что даже не волнует нас, не кажется нам чудом и, даже больше, не существует для нас» (там же). Это размышление о точках, без сомнения, также связано с некоторыми текстами Друскина (см., в частности, текст «Классификация! точек», анализ которого помещен в главе 3).
458
Там же.
459
Там же. P. 308.
460
Там же.
461
Там же.
462
Там же. Отметим, что текст, который мы собираемся рассматривать на следующих страницах, — «Измерение вещей» — вновь затрагивает понятия, касающиеся проблем числового порядка, нуля и единицы. Итак, становится очевидно, что интерес Хармса к числам объясняется желанием постичь реальность. В последних строчках этого текста говорится по поводу отношения вещей к числам: «Мы представляем себе числа как некоторые свойства отношений некоторых свойств вещей. И, таким образом, вещи создали числа» (там же). Укажем еще, просто ради удовольствия, на суровый приговор, который он выносит собственному рассуждению, насмехаясь над самим собой, что довольно часто происходит в некоторых его прозаических произведениях: «На этом я понял, что это глупо, глупо мое рассуждение. Я распахнул окно и сам смотрел на двор. Я видел, как по двору гуляют петухи и куры» (там же). Отметим, что мы могли бы обнаружить те же идеи о «ничто» в тексте Хармса, анализируемом в следующей главе: «<...> должно быть два ничто или несуществующих нечто» (Хармс Д. О времени, о пространстве, о существовании // Cahiers du monde russe et soviétique. 1985. Vol. 26/3—4. P. 305).
463
Малевич К. Супрематическое зеркало. С. 15—16.
464
Там же.
465
Хармс Д. «А ноль божественное начало...» // Собр. произв. Т. 4. С. 135. Н. Харджиев пишет по поводу этого четверостишия: «Записано мною по памяти в 1933 г. Хармс часто повторял эти стихи (отрывки?!) вслух. По всей вероятности, они тогда же и были написаны» (там же С. 181). Можно сопоставить это четверостишие со стихотворением «О водяных кругах», написанном также в 1933 г.:
Ноль плавал по воде.
Мы говорили: это круг,
должно быть, кто-то бросил в воду камень.
<...>
Бросайте дети в воду камни.
Рождает камень круг,
а круг рождает мысль.
А мысль, вызванная кругом,
зовет из мрака к свету ноль
(Хармс Д. О водяных кругах // Собр. произв. Т. 4. С. 9). Интересно отметить, что в зачеркнутом варианте последнего стиха поэт возвращается к теме чисел: «Из чисел образуется ноль» (ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 258). Можно обнаружить тематику нуля и у Олейникова:
О вы, нули мои и нолики,
Я вас любил, я вас люблю.
<...>
Нули — целебные кружочки.
<...>
(Олейников И. О нулях // Стихотворения. Bremen: K-Presse, 1975. P. 76). Это стихотворение и «О водяных кругах» Хармса напечатаны: Аврора. 1973. № 3. С. 77—78 (публ. Е. Беневича). У Введенского «Морской демон» произносит такие слова:
и море ничего не значит
и море тоже круглый нуль.
(Введенский А. Кончина моря // Полн. собр. соч. Т. 1. С. 70). По этому поводу см. нашу статью: Чинари: Предварительная справка (готовится к печати: Pojmovnik ruske avangarde (Zagreb) — на хорватск. яз., Russian Literature — на русск. яз.).
466
Хармс Д. Измерение вещей // Полет в небеса. С. 73—76. Из этой тетради А. Александров выбрал только три текста («Измерение вещей», «Мыр», «Сабля»), разбросав их в трех разных частях сборника. Поскольку текст Хармса помещен в этом сборнике с исправлениями, мы приводим его по рукописи (ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 371). Г. Урман дает немыслимый перевод этого текста, абсолютно оторванный от контекста тетради, которая, однако, полностью им переведена: Harms D. Sonner et voler. Paris: Gallimard, 1976.
467
Те, кто верны традициям и берегут «вершок» как зеницу ока, являются «друзьями». Они заявляют:
Наш вершок дороже глаза
наша мера он отсчета
он в пространстве наша база,
мы бойцы прямых фигур.
Надо понимать выражение «дороже глаза» буквально: друзья не могут видеть мир, но измеряют его:
Наша мера нами скрыта.
Нам вершок дороже глаз.
Эти друзья похожи на реалистов, какими их определяет Малевич, утверждавший, что за опытами кубистов стоит «старый реализм». К тому же в конце текста другие персонажи порывают с ними отношения, глядя на их упорное нежелание измениться. Есть еще один персонаж — плотник, — на котором мы не останавливаемся, хотя он и воплощает собой строителя, имеющего собственную меру — «сажень», предназначенную для строительства. И, как мы увидим в дальнейшем при анализе «Сабли», поэзия проходит через разрушение человеческих конструкций. Отметим также, что об измерении говорится еще в тексте, который Хармс, вероятно, переписал из книги Папюса «Пункты китайской книги Чен-Пей», где мы читаем: «Нельзя подняться на небо и нельзя ступней и пальцем измерять землю; прошу Вас указать мне основу этого счисления» (ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 368; см. примеч. 119 к наст. главе).
468
Хармс Д. Измерение вещей. Укажем, что Хармс сначала наметил другие имена.
