Мы с Крепышом навели свои автоматы на противоположный край поляны. Однако с нашей стороны пока суеты нет, и только где‑то в глубине непроходимой чащи был слышен треск сучьев. Это дикари пытаются использовать свой коронный приём — фланговый обход. Давайте, попробуйте, только время зря потратите и для нас сколько‑то драгоценных минут отыграете. А слева тем временем Лист продолжает причёсывать кустики, и к нему присоединяется Сеня. Оба они рубят короткими экономными очередями, и не зря, так как ругань и стоны наших врагов доносятся к нам хорошо.
— Пошло движение! — Крепыш толкает меня в бок, и я всматриваюсь в густорастущий напротив нашей позиции тёрн и шиповник.
Группа из семи дикарей выметнулась по узкому проходу из густых колючих зарослей и через открытое пространство быстро понеслась прямо на нас. И были бы мы сопляками какими, растерялись бы, это факт. Но у нас за плечами очень многое, и этот их приём, рассчитанный на неожиданность, не прокатил, по крайней мере не здесь и не сейчас. Очереди наших автоматов полосуют тела врагов, и один за другим они валятся в общую кучу. Мы не дали им разбежаться и прикончили всех. Теперь они будут осторожней и начнут навесной обстрел из луков, который не принесёт им никакого результата, поскольку наши окопчики прикрывает крона дуба.
Проходит минут двадцать, и сработали поставленные в кустах растяжки. Один взрыв! Следом второй! На левом фланге наступила тишина, и с неба на нас посыпались стрелы. Такой обстрел идёт минут десять, и одна из шальных стрел всё же достаёт Сеню Бойко. Ничего серьёзного, царапина вскользь, но всё же надо быть осторожней.
Вражеский командир видит, что нам его оперённая смерть нипочем, и выдвигает снайперов, но шиповник и тёрн такие растения, что стрелять из них очень неудобно, а навесной огонь из винтовки не поведёшь, это не лук. В зарослях мелькает ствол, который стрелок хочет развернуть, рядом с ним ещё один, и мы подрываем мины. Разбрасывая стальные шарики и крупные картечины, две МОНки взрываются, и настоящие смертельные косы проносятся по вражескому укрытию. Командир сектантов в ярости, он что‑то истошно орёт, и от лесной опушки ему отвечает другой голос, более спокойный и уверенный, видимо, это подошли другие вражеские группы.
«Ну что, два с половиной часа мы продержались, пора начинать отход? — спрашиваю я сам себя и тут же отвечаю: — Пожалуй, пора уходить».
— Лист! — окликаю я нашего пулемётчика.
— Да?
— Начинай!
— Понял! — отвечает он.
Снова бьёт ПК. К густому сухому травостою тянутся длинные огненные плети пулемётных очередей, уже через несколько секунд трава начинает дымиться, а спустя минуту мы видим огонь, который охватывает всё вокруг. Клубы густого дыма застилают окрестности, ветра нет, но роли это не играет, слишком хорошая в кустарнике среда для возникновения и распространения настоящего лесного пожара.
Мы пока не уходим, ждём реакцию дикарей, которые при отходе могут ударить нам в спину. Как и ожидалось, сектанты начали отступать к полю, с которого пришли, а нам оставалось только забрать свои рюкзаки и направляться в противоположную сторону.
Так на какое‑то время мы расстались с Внуками Зари и, даже несмотря на потерю нескольких камрадов, были полностью удовлетворены нашим походом и его результатами. Сатанисты, напротив, посчитали, что потерпели поражение и впервые не уничтожили противника, то есть нас. Так что, в общем, рейд нашей с Астаховым сводной группы нанёс сильный удар по их самолюбию. И в будущем главари сектантов наверняка планировали круто посчитаться с нами за эту оплеуху.
Глава 10. Украина. Вольный город Дебальцево. 23.07.2062
Попивая какой‑то необычайно вкусный густой настой из трав, который привезли на ярмарку купцы из Волновахи, поселения за Донецком, я смотрел на костерок и вёл подсчёт своей прибыли от торговли. На организацию каравана и на товары было потрачено шесть тысяч золотых, плюс‑минус червонец. Из них чисто мои вложения — только одна тысяча, и ещё пять тысяч — это беспроцентный кредит от Ерёменко. Сейчас у меня на руках втрое большая сумма, правда, не монетами Конфедерации, а самым обычным презренным металлом и украшениями, но и это хорошо, и пересчёт я веду сразу на конфы. Благо есть что считать, потому что ученик Калуги, приказчик Кецик, неплохо поторговал, пока мы по дебрям шарились. И семьдесят пять килограммов золота и мешочек драгоценных камней за товар, который мы привезли в Дебальцево, — достойный куш с нашего похода без всяческих разведывательных функций.
— Кум! — крикнул я в темноту нашей стоянки.
— Чего? — на свет вышел радист и остановился рядом со мной.
— Шахты на связь не выходили?
— Нет, — связист помотал головой, — экстренно не вызывали, а по графику сеанс связи только завтра утром в восемь ноль‑ноль.
— Понятно.
— Мечник, — обратился он ко мне, — а чего я всё время возле рации сижу? Парни в городе веселятся, а я, как стойкий оловянный солдатик, на вечном боевом посту. Ничего срочного нет. Всё, что хотели передать, уже отправили, а нашего пленника бойцы Астахова сейчас к Краснодару волокут. Завтра домой пойдём, а мне кроме рейда и вспомнить будет нечего. Дай увольнительную.
— Ладно, иди. Но будь осторожен. В городе ярмарка и посторонних много, а местные дружинники за всеми не уследят. Так что не напивайся и ушки держи на макушке. До шести часов утра можешь быть свободен.
— Да я ведь не по этой части, — он расплылся в широкой улыбке, — мне бы бабу какую хорошую на ночь, а то парни говорят, что из Донецка таких подруг в обозе привезли, все как одна красотки писаные.
— Давай, топай, — улыбнулся я в ответ, — и смотри болезнь стыдную не подцепи от этих красавиц.
— Ага! — Кум исчез в темноте, а я вернулся к своим думкам.
В Дебальцево наша гвардейская группа вернулась три дня назад, как раз к третьей летней ярмарке. Астахов нас не дождался и, прикупив заводных лошадей, вместе с Баланом помчался на родину. Все остальные наши попутчики, то есть дипломаты и инженеры, нас ждали, но времени зря не теряли: Татаринцев с Мироновым активно улучшали демографическую обстановку в городе, а инженеры Гурова за солидную плату помогали местным жителям чинить насосную станцию. Так что, думаю, если бы мы ещё месяц‑другой провели вне города, никто из них за нас не переживал бы и домой не спешил.
Однако мы вернулись. Двое суток отсыпались и входили в норму, и стоящая метрах в десяти от костра пустая телега была моим постоянным местом дислокации в течение этих сорока восьми часов. В это время я не делал ничего, так как меня накрыла полная апатия, и эти дни у меня будут ассоциироваться с постоянным чувством голода. А распорядок дня был неизменен: проснулся, залил в себя наваристый куриный бульончик — и спать. И только на третьи сутки, то есть сегодня, я пришёл в себя и начал осознанно воспринимать всё, что вокруг меня происходило. Привёл себя в порядок и в сопровождении Кецика отправился на местный рынок, который был расположен на расширенной площади перед зданием бывшего железнодорожного вокзала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
