— И всё же, что‑то рядом с городом есть?
— Имеется, вот только…
— Что «только»? — поторопил я его.
— Нам в оплату не золото требуется, а боеприпасы и оружие.
— Давай конкретику.
— К городу мы притянули только три мотоцикла, на большее просто сил не хватило. Два «Урала» с колясками, состояние отличное, головой ручаюсь, хотя бензина и нет, проверить их нельзя, но на ходу и пробега на каждом не более тысячи километров. Один 1999 года выпуска, второй 2005‑го. За них хотим семь «калашей» и три тысячи патронов. Говорят, у тебя такой товар есть.
Я повернулся к Кецику и спросил его:
— Как цена?
— Нормально, — ответил приказчик, — и не дёшево, и не дорого, в самый раз.
— Берём. — Я вновь обратил внимание на Зиновия. — Третий мотоцикл какой?
— «Иж‑Юнкер» в заводской комплектации, год выпуска 2011‑й. С нуля машина, если возьмёшь, не пожалеешь.
— Сколько?
— Ещё три автомата и две тысячи патронов.
— Нет, это перебор, Зиновий. У нас стволов нет, чтоб за него рассчитаться. Могу дать за этот мотоцикл два гладкоствольных карабина, к ним пятьсот патронов и десять мин ОЗМ‑72. На большее не рассчитывай.
— Лады, — согласился Зиновий, мы ударили по рукам, и он спросил: — Когда транспорт смотреть будете и когда его заберёте?
— А где вы их держите?
— Как раз на вашем обратном пути, вблизи торгового шляха. От Дебальцево это будет семь километров.
— Нормально, сейчас наш специалист по технике подойдёт, и под охраной моих воинов отправитесь технику осматривать. Если всё обстоит так, как ты и говоришь, Зиновий, то завтра расплатимся, технику заберём и на будущее сговоримся. Идёт?
— Да. — Кивок, и широкополая шляпа вновь опускается на глаза.
Довольные друг другом, мы расстались. Предводитель местных поисковиков остался на площади, а я отправился дальше бродить по рынку и тем скоротал время до вечера. После переговорил с Приходько, и уже в сумерках в здании местной администрации, бывшего городского железнодорожного вокзала, было проведено собрание местного начальства и заезжего купечества, на котором я и сделал краткий доклад о том, что скоро им придётся очень и очень туго. Вопросы были, но, как правило, совсем не те, каких я ожидал. Мне думалось, купцы будут интересоваться сильными и слабыми сторонами Внуков Зари, а меня только и спрашивали, примет ли Конфедерация их как беженцев и когда они смогут начать миграцию на юг. Да уж, не вояки здесь собрались, и, походу, кроме Приходько и его командира дружины оборонять свои дома и стоять насмерть никто не собирался. Ну и ладно, каждый сам себе путь выбирает.
И вот сижу я возле костерка, завариваю очередную кружку травяного настоя и раскладываю всё произошедшее со мной за эти дни по полочкам. В теле ещё чувствуется слабость, но в принципе я уже восстановился, и завтра мы тронемся в путь, к нашим семейным очагам. На душе хорошо и спокойно, и можно было бы лечь спать, но надо дождаться Гурова, который с тремя моими воинами сейчас находится за городом.
— Что, Мечник, не спится? — К костру подсел Сеня Бойко, с которым мы уже не первую неделю знакомы, но про которого я не знаю практически ничего. Всё как‑то времени на серьёзный разговор не было.
— Дела, Сеня. Был бы я рядовым бойцом, сейчас бы в городе зависал или спал без задних ног. Но не судьба. Назвался командиром, значит, соответствуй или уступи место другому. Сам‑то чего не в увольнении?
— Рана побаливает. — Повольник приподнял обмотанную белой тряпицей руку. — Вроде бы стрела только вскользь прошла, а порез загнил. Наверное, эти твари наконечники какой‑то дрянью мажут, чтобы заражение шло.
— К врачу местному ходил?
— Ага, ходил. Он мне рану почистил, а потом какой‑то вонючей дрянью обработал. Говорит, что если бы ещё сутки промедлил, то пришлось бы руку ампутировать.
— Значит, повезло тебе.
— Повезло, Мечник.
Выпив настоя, я спросил его:
— Завтра мы в путь трогаемся, ты с нами или сам по себе?
— А разве есть выбор? — Он был удивлён. — Вы меня из рабов вытащили, как своего приняли, и я вам обязан.
— Нет, — покачал я головой, — ты своё в лесах отпахал, когда со мной в заслоне возле Краматорска остался, так что можешь быть свободен. Хочешь с нами пойти, я не против. Но учти, что СБ из тебя вытянет всё, что ты только знаешь, а можешь здесь остаться, местной дружине хорошие воины нужны.
— Да я же не солдат, а повольник, — ответил он. — Мне под начальством воевать интереса нет, оттого и из родных краёв ушёл. Мне бы новые земли посмотреть и по земле погулять.
— Но мне ведь подчинялся?
— Ты, Мечник, разговор особый, и таких, как ты, которые за своих бойцов, как за родню, думают, очень мало. Если к себе возьмёшь, то я с вами останусь, а если нет, то к Азовскому морю пойду, на Мелитополь или Мариуполь. Как, ты берёшь меня к себе в отряд?
— Оставайся. — Ответ был готов давно, поскольку такие парни, как Сеня, редкость, и почти все они уже в какой‑либо серьёзной структуре состоят. — Только сам понимаешь, я должен знать о тебе всё или почти всё, а иначе доверия к тебе не будет.
— Понимаю.
Он отодвинул от костра закипевший чайник. Взял чистую кружку возле бревна, на котором сидел, налил себе взвара и начал рассказывать о себе и о том, что он видел в этой жизни, которая не всегда была к нему добра.
Как оказалось, Сене двадцать пять лет, но точной даты своего рождения он никогда не знал, так как совсем малышом на развалинах городка Суворов его подобрали повольники, тульский аналог искателей‑поисковиков, которые бродили по развалинам мира и искали ценное старое имущество. Как позже он выяснил, городская община, в которой жили его родители, вызвала гнев какой‑то полубандитской группировки из Перемышля, и в одну спокойную ночь на их поселение налетели враги. Всех взрослых жителей перебили, а молодёжь увели с собой. Сам Сеня уцелел чудом и помнил только, как его зовут и что мать в последний момент своей жизни успела спрятать его в узкий земляной тайничок возле дома. Из него мальчишка выбрался только через двое суток и три недели жил тем, что бродил по развалинам родного поселения и питался остатками того, что не унесли грабители.
Скорее всего, он погиб бы, на дворе была осень, а продукты у него закончились. Но ему повезло, появились повольники, и, по какой‑то причине пожалев ребёнка, они забрали его с собой. Малыш пережил всё — голод, холодную зиму, схватки с разбойниками и бандитами, вырос и к двадцати годам стал одним из лучших воинов своего вольного племени, в котором было полсотни человек. Он решил искать лучшей доли, хотел простора, общения с новыми людьми и двинулся на Тулу, в окрестных землях самый густонаселённый людьми анклав.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
