- Покажи им, - велел Гремучая Рубашка.
Женщина полезла в окровавленный мешок и достала свой трофей. Эббен был лыс, как яйцо, поэтому она подняла его голову за ухо, сказав:
- Он умер достойно.
- Однако умер - как и с вами будет, - добавил Гремучая Рубашка. Он поднял над головой свой топор. Обоюдоострое лезвие из хорошей стали отливало зловещим блеском: Эббен всегда заботился о своем оружии. Одичалые взбирались в гору, подзадоривая противников. Некоторые из них избрали своей мишенью Джона.
- Это твой волк, мальчуган? - спрашивал тощий парень, вооруженный каменным цепом. - Он пойдет мне на плащ еще до захода солнца.
Одна из копьеносиц, распахнув потрепанные меха, показала Джону тяжелую белую грудь.
- Не хочешь ли пососать, малыш?
Все это сопровождалось собачьим лаем.
- Они нарочно дразнят нас, чтобы вывести из себя. - Куорен пристально посмотрел на Джона. - Помни, что я тебе приказывал.
- Придется, видно, вспугнуть ворон, - проревел Гремучая Рубашка, перекрывая других. - Посшибать с них перья!
- Нет! - крикнул Джон, опередив изготовившихся к выстрелу лучников. - Мы сдаемся!
- Мне говорили, что в бастардах течет трусливая кровь, - холодно проронил Куорен. - Теперь я вижу, что это и в самом деле так. Беги, трус, беги к своим новым хозяевам.
Джон, залившись краской, спустился к Гремучей Рубашке. Тот, глядя на него сквозь отверстия своего шлема, сказал:
- Вольному народу трусы ни к чему.
- Он не трус. - Один из лучников снял овчинный шлем и тряхнул косматой рыжей головой. - Это Бастард Винтерфеллский, который меня пощадил. Оставь ему жизнь.
Джон узнал Игритт и не нашел слов.
- Он умрет, - настаивал Костяной Лорд. - Черная ворона - хитрая птица. Я не верю ему.
Орел наверху захлопал крыльями и взвился в воздух с яростным криком.
- Он ненавидит тебя, Джон Сноу, - сказала Игритт, - и не зря. Он был человеком до того, как ты его убил.
- Я не знал, - искренне ответил Джон, пытаясь вспомнить лицо одичалого, которого убил на перевале. - Ты говорила, что Манс примет меня.
- Верно, примет.
- Манса здесь нет, - сказал Гремучая Рубашка. - Выпусти ему кишки, Рагвил.
Большая копьеносица прищурилась.
- Если ворона хочет примкнуть к свободному народу, пусть докажет, что не лжет.
- Я сделаю все, что вы скажете. - Эти слова дались Джону нелегко, но он сказал их.
Гремучая Рубашка расхохотался, клацая своими доспехами.
- Ладно, бастард, тогда убей Полурукого.
- Где уж ему, - сказал Куорен. - Повернись ко мне, Сноу, и умри.
Меч Куорена устремился вперед, и Длинный Коготь, почти помимо воли Джона, взлетел, чтобы отразить удар. Сила столкновения чуть не вышибла меч из руки юноши и отшвырнула его назад. "Ты не должен колебаться, что бы они ни потребовали". Джон перехватил меч двумя руками, но разведчик отвел его удар с пренебрежительной легкостью. Они стали биться, мелькая черными плащами, проворство юноши против убийственной силы левой руки Куорена. Меч Полурукого казался вездесущим - он сверкал то с одной стороны, то с другой, ошарашивая Джона и нарушая его равновесие. Руки юноши уже начинали неметь.
Зубы Призрака вцепились в икру разведчика. Куорен устоял на ногах, но открылся, и Джон тут же вторгся в брешь. Куорен отклонился, и Джону показалось, что удар его не достиг цели - но тут из горла разведчика закапали красные слезы, яркие, как рубиновое ожерелье. Затем кровь хлынула струей, и Куорен Полурукий упал.
С морды Призрака тоже капала кровь, но у Длинного Когтя обагрилось только острие - последние полдюйма. Джон оттащил волка и стал на колени, поддерживая Куорена. Свет уже угасал в глазах разведчика.
- Острый, - сказал он, подняв изувеченную руку, уронил ее и скончался.
"Он знал, - немо подумал Джон. - Знал, чего они от меня потребуют". Он вспомнил Сэмвела Тарли, Гренна, Скорбного Эдда, Пипа и Жабу в Черном Замке. Неужели он потерял их всех, как потерял Брана, Рикона и Робба? Кто он теперь и что он?
- Поднимите его. - Грубые руки поставили Джона на ноги - он не сопротивлялся. - Как тебя звать?
- Джон Сноу, - ответила за него Игритт. - Он сын Эддарда Старка из Винтерфелла.
- Кто бы мог подумать? - засмеялась Рагвил. - Куорен Полурукий убит ублюдком какого-то лорда.
- Выпусти ему кишки, - бросил Гремучая Рубашка, не сходя с коня. Орел с криком опустился на его костяной шлем.
- Он сдался, - напомнила Игритт.
- И брата своего убил, - добавил коротышка в проржавевшем железном полушлеме.
Гремучая Рубашка подъехал ближе, лязгая костями.
- Волк это сделал за него. Грязная работа. Полурукого полагалось убить мне.
- Мы все видели, как ты рвался с ним сразиться, - съязвила Рагвил.
- Оборотень вороньей породы. Не нравится он мне.
- Может, он и оборотень, - сказала Игритт, - но нас это никогда не пугало. - Остальные шумно согласились с ней. Гремучая Рубашка, злобно глядя сквозь глазницы желтого черепа, неохотно уступил. "Вот уж поистине вольный народ", подумал Джон.
Куорена Полурукого сожгли там же на месте, сложив костер из хвои и веток. Сырое дерево горело медленно и дымно, посылая черный столб в яркую голубизну неба. Гремучая Рубашка подобрал несколько обугленных костей, а остальные разыграли в кости имущество разведчика. Игритт достался плащ.
- Мы вернемся через Воющий перевал? - спросил ее Джон, не зная, как он еще раз вынесет вид этих гор и как его конь выдержит такой переход.
- Нет. Там нам больше нечего делать. - Взгляд у нее был грустный. - Манс уже спускается вниз по Молочной - он идет на вашу Стену.
БРАН
Пепел падал, как тихий серый снег. Он вышел по хвое и бурым листьям на опушку леса, где сосны росли редко. Человечьи скалы за полем были объяты пламенем. Горячий ветер нес запах крови и горелого мяса, такой сильный, что у него потекла слюна.
Но на этот манящий запах приходилось много других, остерегающих. Он принюхался к плывущему на него дыму. Люди, много людей и коней - и огонь, огонь, огонь. Нет запаха страшнее - даже холодное железо, которым пахнут человечьи когти и шкуры, не так опасно. Дым и пепел застилали глаза, а в небе парил огромный крылатый змей, изрыгающий пламя. Он оскалил зубы, но змей уже исчез. Высокий огонь над скалами поедал звезды.
Всю ночь трещал огонь, а потом раздался грохот, от которого земля колыхнулась под ногами. Завыли собаки, закричали в ужасе лошади, и заголосила человечья стая, исходя воплями, плачем и смехом. Нет зверя более шумного, чем человек. Он наставил уши, а брат его рычал, слушая этот шум. Они крались под деревьями, а ветер швырял в небо пепел и угли. Со временем пламя стало гаснуть, и они ушли. Солнце утром встало серое, застланное дымом.
Только тогда он вышел из-под деревьев и медленно двинулся через поле. Брат трусил рядом, привлекаемый запахом крови и смерти. Они пробрались через берлоги, построенные человеком из дерева, травы и глины. Многие из берлог сгорели, другие рухнули, третьи остались стоять, но живым человеком не пахло нигде. Вороны, обсевшие мертвых, с криком взвились в воздух, когда они с братом приблизились, и дикие собаки шарахнулись прочь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
