Только тогда он вышел из-под деревьев и медленно двинулся через поле. Брат трусил рядом, привлекаемый запахом крови и смерти. Они пробрались через берлоги, построенные человеком из дерева, травы и глины. Многие из берлог сгорели, другие рухнули, третьи остались стоять, но живым человеком не пахло нигде. Вороны, обсевшие мертвых, с криком взвились в воздух, когда они с братом приблизились, и дикие собаки шарахнулись прочь.
Под серыми человечьими утесами шумно умирала лошадь со сломанной ногой. Брат, покружив около нее, перегрыз ей горло - лошадь слабо дернула ногами и закатила глаза. Когда он подошел к туше, брат огрызнулся на него, прижав уши к голове, а он шлепнул его и укусил за лапу. Они сцепились среди грязи, травы и пепла около мертвой лошади, но брат скоро опрокинулся на спину, поджав хвост. Он еще раз куснул незащищенное братнино горло, поел и дал поесть брату и слизнул кровь с его черного меха.
Темное место тянуло его к себе - жилище шепотов, где все люди слепы. Он чувствовал на себе его холодные пальцы. Каменный запах был как шепот в носу. Он боролся с этим зовом. Он не любил темноты. Он волк, охотник, пластун и убийца, он должен бегать с братьями и сестрами по лесу, под звездным небом. Он сел, задрал голову и завыл. Не пойду туда, говорил его вой. Я волк. Я туда не пойду. Но тьма сгущалась - она покрыла его глаза, забралась в нос, закупорила уши - он ничего больше не видел, не слышал, не чуял и не мог убежать, пропали серые утесы, и лошадь, и брат - все стало черным и тихим, черным и холодным, черным и мертвым, черным...
- Бран, - прошептал чей-то голос. - Вернись. Ну же, Бран. Вернись.
Он закрыл третий глаз и открыл два других, слепых глаза. В темноте все люди слепы. Кто-то теплый обнимал его, прижимая к себе, и Ходор тихонько пел:
- Ходор, Ходор, Ходор.
- Бран, - сказал голос Миры, - ты бился и ужасно кричал. Что ты видел?
- Винтерфелл. - Язык ворочался во рту, как чужой. "Когда-нибудь, вернувшись, я забуду, как надо говорить". - Он горел. Пахло лошадьми, сталью и кровью. Они убили всех, Мира.
Ее рука погладила его волосы.
- Ты весь потный. Хочешь пить?
- Да. - Она поднесла мех к его губам, и он стал пить так жадно, что вода потекла по подбородку. По возвращении он всегда был слаб и испытывал жажду. И голод. Он вспомнил мертвую лошадь, вкус крови во рту, запах жареного в утреннем воздухе. - Долго меня не было?
- Три дня, - ответил Жойен. То ли он подошел очень тихо, то ли все время был здесь - в этом черном мире Бран ни в чем не был уверен. - Мы уже стали бояться за тебя.
- Я был с Летом.
- Слишком долго. Ты так с голоду умрешь. Мира понемножку поила тебя, и мы мазали тебе губы медом, но этого мало.
- Я ел. Мы загнали лося и отпугнули дикую кошку, которая хотела его утащить. Кошка, желтая с коричневым, была наполовину меньше волков, но свирепая. - Он помнил ее мускусный запах и то, как она рычала на них с дубовой ветки.
- Это волк ел, а не ты. Будь осторожен, Бран. Не забывай, кто ты.
Он помнил это слишком хорошо. Он мальчик, сломанный мальчик. Уж лучше быть зверем. Можно ли удивляться тому, что ему нравится смотреть волчьи сны? Здесь, в сырой холодной тьме гробницы, его третий глаз наконец открылся. Он мог соединиться с Летом, когда хотел, а однажды даже до Призрака добрался и поговорил с Джоном. Хотя это тоже могло быть сном. Он не понимал, почему Жойен так старался вернуть его назад. Бран оперся на руки и сел.
- Надо рассказать Оше, что я видел. Она тут? Куда она ушла?
Одичалая откликнулась сама:
- Никуда, милорд. Мне уже надоело бродить в потемках. - Услышав стук каблука о камень, Бран повернул к ней голову, но ничего не увидел. Ему казалось, что он чует ее, но от них от всех теперь воняло одинаково, и нужен был нос Лета, чтобы отличить одного от другого. - Ночью я пописала на ногу одному королю, - продолжала Оша. - А может, это утро было? Я спала, потом проснулась. - Они все спали, не только Бран. Больше здесь делать было нечего только спать, есть и опять спать, а иногда разговаривать... но недолго и всегда шепотом, на всякий случай. Ошу больше бы устроило, если бы они не разговаривали вовсе, но им надо было успокаивать Рикона и останавливать бубнящего Ходора.
- Оша, - сказал Бран, - я видел, как Винтерфелл горит. - Слева от него тихонько сопел Рикон.
- Это сон, - сказала Оша.
- Волчий сон. Я ведь и чуял это тоже. Так, как огонь и кровь, ничего не пахнет.
- Кровь? Чья?
- Людская, человеческая, собачья - разная. Надо пойти и посмотреть.
- Шкура у меня хоть и плохонькая, но одна, - сказала Оша. - А если этот осьминожий принц меня сцапает, мне ее живо спустят кнутом.
Мира в темноте нашла и сжала руку Брана.
- Давай я пойду, если ты боишься.
Чьи-то пальцы, прошуршав кожаным, ударили сталью о кремень - еще раз и еще. Оша раздула искру, и бледный огонек потянулся ввысь, как танцующая на цыпочках девочка. Над ним возникло лицо Оши. Она зажгла факел, и Бран зажмурился, когда мир озарился оранжевым светом. Рикон проснулся и сел, зевая.
Тени двигались, и казалось, будто мертвые тоже встают. Лианна и Брандон, лорд Рикард Старк, их отец, лорд Эдвил, его отец, лорд Виллам и его брат Артос Несокрушимый, лорд Доннор, лорд Берон, лорд Родвелл, одноглазый лорд Джоннел, лорд Барт, лорд Брандон и лорд Криган, сражавшийся с Рыцарем-Драконом. Они сидели на своих каменных тронах с каменными волками у ног. Они все сошли сюда, когда тепло покинуло их тела, - это была темная обитель мертвых, куда живые боялись ступить.
А в пустой гробнице, ожидающей лорда Эддарда Старка под его гранитным изваянием, ютились шестеро беглецов, деля свой скудный запас хлеба, воды и вяленого мяса.
- Совсем мало осталось, - сказала Оша. - За едой все равно идти надо иначе придется нам съесть Ходора.
- Ходор, - ухмыльнулся тот.
- Что там наверху - день или ночь? Я уже счет потеряла.
- День, - сказал Бран, - только от дыма темно.
- Милорд уверен?
Не шевельнув своим сломанным телом, он выглянул наружу. Его зрение раздвоилось - он видел Ошу с факелом, Миру, Жойена и Ходора, и гранитные колонны, и умерших лордов, уходящих во тьму... и в то же время Винтерфелл, серый от дыма, с выбитыми покосившимися дубовыми воротами и рухнувшим в куче порванных цепей подъемным мостом. Во рву плавали тела, и на них, как на островах, сидели вороны.
- Уверен, - сказал он.
Оша поразмыслила:
- Ладно, рискну. Вы все пойдете со мной. Мира, найди корзину Брана.
- Мы домой идем? - заволновался Рикон. - Хочу мою лошадку. И яблочный пирог, и масло, и мед, и Лохматика. Мы к Лохматику идем?
- Да, - заверил Бран, - молчи только.
Мира привязала плетеную корзину на спину Ходору и помогла посадить в нее Брана, просунув в дыры его бесполезные ноги. Он чувствовал странную дрожь в животе. Он знал, что ждет их наверху, но его страх от этого не убавлялся. Он бросил прощальный взгляд на отца, и ему показалось, что лорд Эддард смотрит печально, будто не хочет, чтобы они уходили. "Но мы должны, - мысленно сказал Бран. - Время пришло".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
