БИТВА КИПЧАКОВ С АЗИИЦАМН
НА ТЕРЕКЕ
Сближение противников продолжалось.
Всадники разведок носились как ветер. Около ставки Тимура было тихо: её с четырёх сторон охраняли когорты, согласно регламенту, по 250 человек отборных воинов каждая; к хану можно было пройти по паролю, известному только «юзбашам» (сотникам).
Я заметил уже поздно вечером, как перед ставкой остановилась группа всадников, и какая-то закутанная в чёрный плащ фигура, окружённая воинами с саблями наголо, прошла в шатёр Тимура. Как оказалось впоследствии, этот таинственный человек был большой «фигурой» в битве с кипчакской армией. Полчаса спустя новая группа знатных воинов с большой свитой подняла в лагере тучи пыли. Они прискакали с востока по дороге вдоль Терека. Эмир, скакавший во главе, был немедленно принят ханом. Все спешились.
Через минуту на площадке перед ставкой из перемётных сум было высыпано столько драгоценностей, что образовалась куча в локоть высотой и локтей в 10 шириной; это были серебряные и золотые, вещи. Свет факелов их освещал. Лица привёзших добычу воинов были возбуждены. Оказалось, что эмир[80], войска которого захватили эту добычу и который сейчас делал Тимуру доклад, сам не хотел её делить, а в таких случаях, согласно «Уставу», это делал византийский хан.
Вскоре вышел Тимур. Тихим холодным голосом он приказал все драгоценности разделить по видам их: отдельно кольца, цепи, кувшины, пояса, кинжалы, сабли, шишаки, панцири, вышитые одежды, тарелки и подносы. Эмир выстроил участников добычи — их было около 30 человек. Это были сам эмир, мингбаши[81], юзбаши[82], унбаши[83], мирзы[84]. Эмир, стоя позади Тимура, вполголоса называл ему имя и заслуги очередного получателя, и Тимур указывал, из каких кучек ему выдать. Счастливец коленопреклонённо принимал свою долю и отходил, уступая место другому.
Мой приятель эмир сообщил мне, что эта добыча привезена из только что завоёванной области по реке Аргун, впадающей в Терек.
Глядя на делёж добычи, я думал:
Азийцы сильны и подвижны. Сегодня завладели богатствами Кавказа, завтра завладеют богатствами руссов, а послезавтра вторгнутся в богатую Италию.
Мой приятель эмир прибавил к своему объяснению, что по рассказу одного из мингбаши, участвовавшего в покорении этой области, там сожжено 83 поселения; много истреблено народа, но много также скрылось в неприступных ущельях. Несколько голов начальников селений (городов у них нет) привезено. «Вон они лежат», прибавил мой собеседник. Я заметил в полутьме кучку круглых предметов. Это были человеческие головы. После раздела добычи Тимур в сопровождении эмира, слегка прихрамывая, подошёл к этой кучке. Её ярко осветили десятки факелов. Тимур пытливо посмотрел на головы и, отходя, сказал вполголоса: «Глупцы те, кто сопротивляется избранному пророком». А затем, обращаясь к эмиру, резко спросил: «Кого ты назначил начальником этих моих областей?».
Я заметил, как эмир вздрогнул.
— «Юсуп-хана», — низко кланяясь, отвечал он. Тимур молча кивнул головой, одобряя назначение. Я полюбопытствовал, как называется покорённый народ. Мой собеседник сказал: «Кто-то назвал его «нах»[85].
Наступил роковой день 24 июля 1395 года.
Стычки передовых отрядов начались на рассвете. Каждая сторона, по степной тактике, стремилась заманить противника в глубину своего расположения, а затем, натиском главных сил, «лавою»[86] окружить его. Так несколько тысяч наших воинов и было уничтожено кипчаками.
Рано утром на взмыленной, видимо, очень сильной лошади прискакал в ставку гонец от эмира Исмаила, посланного в глубокий тыл кипчаков. Лошадь шаталась. Гонец был окружён врагами два раза, но изумительно быстрый конь всякий раз его выручал. Гонец сообщил, что Исмаил в полдень ударит по правому крылу, достигающему Терека, что Исмаил уже ведёт передовые схватки, но не ввязывается в бой. Гонца провели к Тимуру, уже севшему на коня. Тимур выслушал его, обернулся в нашу сторону, позвал эмира Ахмат-бея и что-то тихо ему сказал. Эмир поклонился; не поворачиваясь, сделал несколько шагов назад, затем повернулся и быстро ушёл. Через несколько минут он пронёсся с конвоем мимо и исчез в облаке пыли в сторону неприятеля. Нас вежливо пригласили в свиту азийца. До полудня было два часа. На горизонте стояла дымка от пыли. Ближе слышался гул. Стонала земля. Её били десятки тысяч копыт. Армия Тимура достигала двухсот тысяч человек. «Дивизия» за «дивизией» шагом проходила мимо нас, то с лесом копий, то без них; знамён было много. Было тихо, солнечно. Отовсюду неслось ржанье, слышались командные возгласы. Порядок в рядах был замечательный. Наконец, двинулись вперёд Тимур и его свита. Держался он на лошади молодцевато. Сначала шагом, затем крупной рысью мы проехали около мили. Тимур поднялся на большой курган. Здесь был «центр», здесь он велел водрузить своё громадное красно-жёлтое знамя. Тимур ловко соскочил с коня и стал пристально всматриваться в центр неприятельских линий, особенно в правое крыло. Кипчаки отчётливо были видны. Я думал про себя: куда он нанесёт первый удар?
Сзади нас внезапно вырос белый полотняный шатёр с большим сиявшим на солнце золотым шаром. Рядом на длинном древке медленно колыхалось знамя Тимура: ветерок был слабый, от нас к неприятелю. Для Тимура поставили кресло и рядом с ним изящный акварельный столик, лакированный, китайской работы. На столике появился золочёный кувшин с водой, чашечка и вазочка с розовым вареньем.
Вдруг Тимур взмахнул жёлтым шёлковым платком. Длинные в пять локтей медные трубы рядом с нами протяжно завыли, заревели. Рёв покатился дальше по необъятному полю, сплошь покрытому конными «дивизиями» азийских воинов, и три «передовых дивизии» тяжело двинулись с места, а затем в карьер понеслись навстречу чёрным конным линиям кипчаков.
Несколько минут скачки, и облако пыли скрыло столкнувшиеся гигантские людские волны. Оттуда нёсся гул.
Тимур махнул жёлтым платком. Вновь заревели трубы. И опять три «дивизии», десятки тысяч коней ринулись вслед за «передовыми». Битва кипит на том же месте. С левого крыла бешено примчался гонец. В упор подошёл к Тимуру и тихо что-то ему сказал. Третий раз взмахнул платок, и новые три «дивизии» ринулись туда же.
— Исмаил-бей! Исмаил-бей!— взволнованно зашептали вокруг меня. Глаза всех устремились на правое крыло кипчакской армии. Там происходило что-то тревожное. Это крыло примыкало к обрывистому берегу Терека. Река змеёй уходила вдаль. По ту сторону реки начинались леса, виднелись кабертайские селения. Множество горских всадников усеивало весь противоположный берег. В этот-то угол Тимур и нанёс свой главный удар. Был полдень. Исмаил-бей с тыла атаковал правое крыло. Оно было поставлено под двойной удар.
Я взглянул на лицо полководца. Оно было бесстрастно. Тонкие его пальцы выбивали трель на китайском столике. Глаза перенеслись на центр кипчаков. Там битва по-прежнему кипела на том же месте. Из-за облака пыли, когда ветер усиливался, видно было красно-белое знамя Тохтамыша. Вдруг Тимур встал, выпрямился во весь рост. Взмахнул платок. Рёв труб. Тридцать тысяч коней нашего «центра» понеслись по направлению к «центру» кипчаков. В то же время новая «дивизия» с пять тысяч коней полетела вдоль берега реки: это был Ахмат, Там уже ясно намечался прорыв неприятельской линии: видно было, как толпы разбивались на мелкие кучки; видны были отдельные всадники, бросавшиеся в Терек и переплывавшие на другой берег: это были горцы. Вдруг знамя Тохтамыша исчезло.
«Алла-акбар!» — громко крикнули боевой клич эмиры и отряд телохранителей в одну тысячу человек. Я посмотрел налево и увидел картину прорыва: сотни горцев бросались в реку и гибли там под стрелами азийцев, часть отступала к центру. Соединившиеся отряды Исмаил-бея и Ахмат-бея повернули на неприятельский центр. Там уже началось тоже расстройство: лобовой удар вклинился в массы кипчаков; они стали подаваться. Исчезновение ханского знамени вызвало сразу смятение в руках кипчаков. Страшный удар «кулака» из тридцати тысяч азийского «центра», беспощадно рубивших и коловших, произвёл панику и бегство. Левое крыло кипчаков пыталось защищаться. Ему грозило окружение, и оно стало медленно отступать. Затем под напором тысяч воинов, спасавшихся от азийцев, тоже понеслось в степь. Азийцы его долго преследовали.
Тимур, окружённый отборным отрядом телохранителей, объезжал поле ужасной битвы.
Множество раненых умирало: ни врачебной помощи, ни глотка воды. Было 2 часа пополудни. Степь пылала. Топот бегущих и преследующих уже затих в далёких облаках пыли. Осталось огромное поле смерти. Тимур останавливал своего коня перед трупами азийских начальников — мингбаши, мирз, юзбаши, унбаши, мрачно смотрел с минуту на убитого и ехал дальше; иногда спрашивал у сопровождавших имя убитого. По отрядам велись списки убитых. В Самарканде их семьям выдавались пособия.
