Мне нужны были деньги.
Мне нужен был сын.
Я остановился и посмотрел на море. Если бы я женился на богатой женщине, обе эти мои проблемы были бы решены.
Я развернулся. Передо мной была гостиница «Метрополь», где шесть лет назад я ужинал с действительно очень богатой женщиной.
Конечно! Я в восторге улыбнулся. Прекрасное решение. Мне нужно жениться на Хелене Мередит.
И, довольный тем, что меня осенила такая прекрасная мысль, я повернулся и бодрым шагом пошел прочь от моря к центру города, где мой шофер ждал меня в машине из Пенмаррика.
Глава 8
(Ричард) использовал Англию, как банк, из которого он мог брать и брать деньги, чтобы финансировать свои честолюбивые подвиги в чужих краях… Говорят, что однажды он сказал: «Я бы продал Лондон, если бы мог найти подходящего покупателя».
А.Л. Пул. «Оксфордская история Англии: от «Книги судного дня» Вильгельма Завоевателя до Великой хартии вольностей»
Чтобы добыть денег, все спускалось с убытком… Все было выставлено на продажу.
У.Л. Уоррен. «Иоанн Безземельный»1
Конечно, я не был настолько глуп, чтобы вообразить, что влюблен в Хелену, но я был достаточно честен с собой и уже не строил иллюзий, что сильно влюблюсь в кого-либо, а раз так, то решил воспользоваться ситуацией наилучшим образом. Я не любил ее, но она мне нравилась, я ее уважал и не видел, почему бы нашему браку не увенчаться успехом. Вероятно, я хотел жениться на ней прежде всего ради денег, но был готов постараться составить ее счастье, и она мне все-таки нравилась. Я не смог бы связать себя с кем-нибудь, кто мне не нравился, даже ради Сеннен-Гарт.
Я представления не имел о том, находит ли она меня привлекательным или нет, но мне казалось, что теперь, когда я стал хозяином Пенмаррика, я стал достаточно привлекательной партией, а в тот единственный раз, когда я приглашал ее на ужин, нам было о чем поговорить. Но как только я вспомнил тот вечер в «Метрополе» почти шесть лет назад, я забеспокоился. Может быть, ей не понравилось, что больше я никуда ее не приглашал? Может быть, она заподозрила истинную причину приглашения, и ей не понравилось, что ею воспользовались в корыстных целях. Но каковы бы ни были ее чувства, мне нужно было, чтобы изменить нашу прозаическую дружбу, впрыснуть в нее немного романтики и вести себя так, словно я только что заметил Хелену. Конечно, не следовало попирать приличия с ловкостью слона в посудной лавке, заявляя с присущей мне открытостью: «Послушай, я знаю тебя шесть лет и теперь неожиданно понял, что ты мне нравишься и я мог бы найти применение твоим деньгам. Почему бы нам не пожениться?»
Такое было немыслимо. Требовались деликатность, тонкость, даже хитрость. Для этого мне надо было вести себя вопреки собственному характеру.
Какое-то время я потратил на размышления, и наконец мне пришло в голову дать в Пенмаррике небольшой ужин на восемь — десять человек из своих сверстников, чтобы привлечь внимание Хелены и направить наши отношения в новое русло. Жанна и я будем хозяином и хозяйкой, а кроме Хелены и ее брата я решил пригласить Уильяма, Джан-Ива и, возможно, Ребекку, которую не видел уже несколько месяцев из-за ее ссоры с матерью. Я не сердился на Ребекку; я поссорился с Хью, а не с ней, да и горечь, которую я испытывал по отношению к Хью, померкла после его смерти. Помимо Ребекки мне нужно было пригласить еще одну особу женского пола для равного количества, ну а поскольку мне казалось, что следовало похвастаться перед Хеленой своим положением в графстве, то я решил пригласить Фелисити Карнфорт, единственного выжившего ребенка сэра Джастина. Фелисити, похожая на лошадь крепкая девушка в возрасте хорошо за двадцать, была комична, но я не мог придумать, кого еще пригласить. Сестры Питера Уеймарка были уже замужем, а девушки Сент-Энедок находились в Лондоне; даже Лиззи, чье присутствие могло бы стать удобным разрешением проблемы, проводила Рождество у друзей в Кембридже.
Ужин состоялся в канун Рождества и, к моему невероятному удивлению, оказался гораздо успешнее, чем я ожидал. Поначалу я до смешного нервничал, но вскоре взял себя в руки, а после ужина мне удалось подсесть к Хелене в гостиной и сделать ей пару комплиментов. Это было несложно. На ней было бледно-зеленое платье, волосы высоко подняты, и она, без сомнения, была самой привлекательной женщиной в комнате.
Вскоре я сказал ей непринужденным тоном:
— Надеюсь, мы будем чаще видеться теперь, когда я веду более нормальную жизнь.
— Нормальную?
— Вряд ли мою жизнь можно было назвать нормальной, когда я жил на ферме и работал на шахте. Когда к Новому году я перееду в Пенмаррик, все будет по-другому.
— Надеюсь, ваша жизнь не слишком изменится, — сказала она с улыбкой. — Вы не должны радикально меняться теперь, когда стали хозяином Пенмаррика.
— Если я и изменюсь, — сказал я, — то обещаю вам, что к лучшему.
И мы улыбнулись друг другу.
На следующей неделе я пригласил ее на обед в Пенмаррик и стал регулярно заглядывать в особняк Ползиллан. Каждый мой шаг был успешен; ни одно предприятие еще не шло так четко по плану. К февралю я решил, что пора еще раз сводить Хелену в «Метрополь», потому что к этому времени мне уже удалось занять такое положение в ее глазах, что я мог оправдаться насчет нашего предыдущего визита туда, и после поездки в Пензанс на машине из Пенмаррика мы отлично поужинали в роскошном ресторане «Метрополя». Мне не хотелось вспоминать наш предыдущий визит, но Хелена сама заговорила о нем без малейшего смущения, и я сразу понял, что она на меня не сердится и ей не нужны никакие неловкие объяснения. Я почувствовал такое облегчение, что пригласил ее на танец, но она, кажется, знала, что я не люблю танцевать, и поэтому предложила взамен прогуляться по эспланаде.
В отличие от предыдущего вечера, когда мы гуляли там, сегодня небо было затянуто тучами, луна не светила. В саду Морраб дрожали пальмы, листья с тоской вздыхали о родных тропиках. Море дружелюбно билось о берег, а с юго-запада наши лица овевал холодный ветер.
Я быстро соображал. К тому времени я весьма регулярно встречался с Хеленой на протяжении полутора месяцев. Мы уже хорошо узнали друг друга. Единственное неловкое препятствие, тот короткий ужин шесть лет назад, было без труда преодолено. Я вел себя по отношению к ней с более чем просто дружеским интересом, изображая настойчивое, но вполне приличное ухаживание; если только она не была дурой (а дурой она не была), то уже должна была догадаться, что я ухаживаю за ней не без цели, и теперь мне стоило выказать более явный интерес, если я не хотел, чтобы ей это надоело. Я вспомнил, что в их доме появился новый врач, некий молодой человек по имени Доналд Маккре, который навещал ее брата по нескольку раз в неделю; я ничего о нем не знал, но его присутствия в жизни Хелены, каким бы невинным оно ни казалось, было достаточно, чтобы напомнить мне, что она может оказаться привлекательной и для других поклонников. Если я буду слишком долго колебаться или не смогу соответствовать ее представлениям о том, как должен вести себя влюбленный мужчина, то в одно прекрасное утро рискую обнаружить, что она помолвлена не со мной.
— Должно быть, я был слеп шесть лет назад, — сказал я непринужденно. — Подумать только: пригласить вас поужинать один раз и больше никогда не приглашать!
А когда она повернулась, чтобы улыбнуться мне, я ее обнял и наклонился, чтобы поцеловать.
Я был удивлен тем, как теплы ее губы. Мне почему-то всегда казалось, что женские губы дряблы и холодны. Но ее губы были не такие. Они были теплыми и упругими, приятно влажными.
— М-м! — сказал я в удивлении.
Она вздохнула, на секунду сомкнула веки, а когда снова открыла глаза, я более не сомневался, что она меня любит.
2
Все оказалось проще, чем я ожидал. После того вечера в Пензансе я видел Хелену еще несколько раз в течение февраля и к началу марта решил, что вполне могу сделать предложение раньше, чем планировал. В соответствии с этим решением в одно мягкое мартовское утро, из тех, что так напоминают о близости весны, когда воздух так соблазнительно тепл, я пригласил Хелену Мередит на прогулку по пустоши и после подобающей случаю романтической сцены среди стен Чуна попросил ее выйти за меня замуж.
Моя рука обнимала ее. Я почувствовал, как она вздрогнула, и на один ужасный момент подумал, что она сейчас разразится слезами, но она не расплакалась. Может быть, Жанна и тысячи других женщин поступили бы так, но не Хелена. Из всех ее замечательных качеств меня более всего восхищало нерушимое самообладание.
Она повернулась ко мне. Глаза ее горели от радости. Губы, чуть приоткрытые, потянулись к моим. Когда мы поцеловались, я шутливо спросил: