является отсутствие транзита – Путин останется президентом, правда, пока не совсем ясно чего. Похоже, я могу все-таки проиграть мой дружеский спор с Ходорковским*, который, в отличие от меня, не очень верящего в политический потенциал «белорусского проекта», полагает, что попытки навязать Беларуси «союзное государство» будут усиливаться.
Изгнание «конституционных духов». Конституция – сложный и многоуровневый социальный феномен. На поверхности он являет себя как совокупность норм, образующих фундамент политической и правовой систем. За этим нормативным глянцем спрятан каркас из замысловато переплетенных между собой политико-правовых принципов и ценностей, а вот держится вся эта конструкция на философско-мировоззренческой подушке, являющейся не просто существенной частью Конституции, а ее сердцевиной. Только наличие этого философско-мировоззренческого контекста позволяет Конституции быть «живым правом», применимым к самым разнообразным коллизиям бытия. Любые конституционные сомнения всегда трактуются в пользу той философии, которая была вшита в ее ткань при рождении.
Собственно, совокупность философско-мировоззренческих взглядов и неразрывно связанных с ними политико-правовых принципов и ценностей принято аллегорически называть «духом Конституции», в определенных ситуациях противопоставляемым ее «буквенной оболочке». Это, перефразируя известного идеолога путинской государственности, и есть настоящая «глубинная Конституция».
Но как «святой дух» незримо присутствует на каждой из страниц Евангелия, так и «дух Конституции» не витает голой абстракцией в небесах, а оставляет свой отпечаток в конкретных статьях Конституции – и внимательный и натренированный взгляд его легко обнаружит. То, что делал Путин, представляя очередное послание Федеральному собранию, было не чем иным, как сеансом изгнанием этого самого «духа» из Конституции РФ.
Конституция России 1993 года, несмотря на трагические обстоятельства своего появления на свет, отмеченные президентом, возникла не на пустом месте, а была философским и политическим манифестом победившей коммунизм новой политической силы и новой идеологии, и, хотя многим об этом сегодня крайне неприятно вспоминать, этой политической силой и идеологией был либерализм. Соответственно, действующая российская Конституция по своей философско-мировоззренческой направленности была и остается либеральной. И пока этого никто не отменял.
Непоследовательные и в чем-то наивные отцы-основатели посткоммунистической российской Конституции сумели вбить в фундамент две несущие сваи: постулат о безусловном приоритете прав и свобод отдельного человека над интересами коллектива, общества, государства (в этом постулате нашло выражение в концентрированной форме отрицание прошлого тоталитарного опыта) и постулат об интеграции России в мировое (де-факто – западное, европейское) политико-правовое пространство. И тот и другой постулаты нашли прямое и непосредственное воплощение в различных статьях первой и второй глав Конституции.
Именно на эти два постулата и обрушился Путин в своем послании, уделив этому вопросу больше внимания, чем всем своим другим конкретным предложениям. Во-первых, он с легкостью фокусника подменил главный объект конституционно-правовой защиты, аккуратно сдвинув права и свободы человека на одну позицию вниз и водрузив на освободившееся место «суверенитет народа». Во-вторых, с той же виртуозностью он подменил закрепленную в Конституции самоидентификацию России как части мировой (по сути – западной) политико-правовой системы на самоидентификацию России как осажденной крепости, ведущей с миром непрерывную и тотальную войну на фронтах. В этой интерпретации Россия является антагонистом западного культурного и политического наследия. И это не только слова, но и действия: национализация чиновничества, ограничения на участие в политической жизни для тех, кто связан с чуждым и враждебным внешним миром, – это лишь малая часть этой новой конституционной философии.
Президент, как и любой гражданин России, имеет право на свой взгляд, и я глубоко убежден в том, что высказанная им точка зрения найдет много реальных сторонников в современном российском обществе.
Проблема состоит лишь в том, что ныне действующая Конституция выстроена на совершенно другой философско-мировоззренческой платформе и для того, чтобы ее заменить, надо принять новую Конституцию. А для этого существует совершенно другой механизм, требующий созыва Конституционного собрания, запускать который по конъюнктурно-политическим причинам президент не хочет.
Путин не хочет признаваться, что на самом деле он вводит новую Конституцию. Он предпочитает, не привлекая особого внимания к тайному смыслу происходящего, освежевать действующую «конституционную тушку», превратив ее в симпатичное «конституционное чучело», которое позже можно будет набить подходящим «конституционным фаршем». Вот только качество этого «конституционного фарша» вызывает у меня наибольшие опасения.
История рано или поздно сама естественным образом ссадит со своего парохода и Путина, и его соратников, будут перераспределены несметные богатства, сведены счеты, появятся новые Путины, новые богатства и новые счеты, а вот с путинским «конституционным фаршем», возможно, России придется плыть долго.
Конституция «корпоративного государства». Опасность не в том, что президент в очередной раз решил подогнать Конституцию под свои текущие политические задачи – в этом давно уже нет, если разобраться, ничего особенно нового, просто количество понемногу переходит в качество. Опасность прежде всего в том, что, подгоняя Конституцию под свои политические нужды, президент наполняет ее совершенно новым идейным содержанием.
Используемый им «конституционный фарш» весьма дурно пахнет. Он далеко не так свеж на самом деле, как многим кажется, и, несмотря на патриотическую риторику, куплен со склада европейского идейного секонд-хенда. Уже на месте в него добавили острых специй, чтобы отбить запах. Но это не сильно помогает.
Выход в свет фильма Владимира Соловьева о Муссолини, по всей видимости, совершенно не случайно почти совпал по времени с эпохальным посланием президента и мог иметь целью подготовить широкую публику к правильному восприятию конституционных новаций. Тем более Муссолини действительно является наилучшим фоном для восприятия идей о приоритете суверенитета народа над правами отдельного человека. Впрочем, и без Муссолини вкупе с Франко в окружении правящих в России второе десятилетие кланов хватает откровенных и тайных приверженцев идеологии «корпоративного государства», изобретенной в Европе начала XX века альтернативе демократическому и правовому государству. Достаточно сослаться на опубликованный с невиданной помпой и при очевидной поддержке Кремля «Проект Россия», насквозь пронизанный преклонением перед идеологией и практикой европейских ультраправых движений и зоологической ненавистью к демократии. Другое дело, что, как это часто бывает при импортозамещении, легально ввезенный качественный товар (пусть и опасный) заменяется на нелицензированную грубую подделку.
Это последняя и высшая стадия той ползучей конституционной контрреволюции, которая с небольшими перерывами продолжается начиная с 2001 года. Но это такая высшая стадия, когда контрреволюция сама превращается в революцию, но только «черную».
На финишной прямой эта контрреволюция бросает откровенный вызов тому цивилизационному выбору, который Россия сделала во время революции 1989–1991 годов и который она конституционно закрепила в 1993 году. Империя, казалось бы, ушедшая в прошлое, наносит свой ответный удар, становясь снова главным, теперь почти возведенным в конституционный ранг принципом государственного строительства в России.
Конечно, нельзя сказать, что тема транзита власти совсем не волновала Путина на этот раз. Но, похоже, общество недооценило уровень его амбиций и притязаний. Он видит свои гарантии не в ханжеских заверениях в преданности назначенных им преемников, которые, как показывает история, почти всегда оказываются лживыми, не в многопудовых институциональных веригах, налагаемых на общество, которые, как учит та же история, почти всегда ржавеют и рассыпаются в прах при новом правителе. Он хочет сломать хребет непокорному русскому обществу и переучредить Россию заново по своему образу и подобию, встав в один ряд с Лениным и Сталиным. И тогда никакие разоблачения ему будут не страшны, потому что всегда останутся те, кто будет считать его Богом. Он хочет повторить то, что удалось большевикам, но позаимствовав у Запада не идею коммунизма, а другую родственную ей идею, которую официально в России не принято называть ее собственным именем. Это и есть настоящий транзит власти. И я думаю, все у него получится.
Очерк 43
Режим четвертой
