Вот оно! Саня и впрямь ощутил себя ищейкой, идущей по горячему следу, который привел его к завязке романа: свидание в октябрьском саду. Мужчина и женщина (младший компаньон и балерина?). Развязка — через год. Она скользит в холодном тумане навстречу своей гибели. И где-то поджидает он. Руки-крылья. Любовь стала ненавистью? Жутковатая «взрослая» пародия на счастливую детскую историю о Золушке и Принце.
* * *
В тот же день после визита в институт (разговор с профессором о великом наследии — спустя столетье в великих русских сумерках: робкого восхода или последнего заката?). Глубокие сумерки. Дом пуст. Постучался к тете Май (спит?). К Анатолю. К девицам. К Донцовым не решился (слишком далеко зашла игра с Любовью). Заглянул на кухню. Вернулся к теткиной комнате, приоткрыл дверь. Темно. Включил свет. Пусто. На двери гардероба висит ее стеганый халат. Вышел в коридор. Что-то — тайное беспокойство — мотало его и крутило. Ткнулся к Донцовым. Тишина. Наконец прошел в кабинет, сел к столу, задумался. А почему, собственно, она должна меня ждать? Она прожила без меня двадцать пять лет, нажила, конечно, и привязанностей. и любви… и страдания. Иначе не бывает. Как в изнеможении она прислонилась ко мне и строптиво оттолкнула.
Я ее люблю, но — поздно, слишком поздно.
Из сада донесся дикий крик. рев. Дрожащими руками Саня отомкнул дверные решетки, выскочил на веранду и замер. Рев несся от сарая, а справа, меж яблонями кто-то медленно двигался… кажется, женщина. В черном.
Саня бросился наперерез. С непередаваемым чувством, «потусторонним» (понял Анатоля). Протянул руки навстречу, показалось, он охватит пустоту черного виденья, а пальцы ощутили нежнейший шелковистый мех. Она обняла его за шею, вся дрожа.
— Саня!.. Я так испугалась. Это ты кричал?
— Нет… Анатоль?
— Наверное… Я его видела у сарая, вышла подышать. Саня, страшно.
— Ну, ну… голубушка, милая. Пойдем к нему убедимся…
— Да, да.
Однако они стояли, как бы не в силах разъединиться, в фиолетовом промозглом морозце, покуда Любовь не отстранилась.
— Пойдемте!
Подошли к сараю. Он позвал, приоткрыв дверь.
— Анатоль! Это я, Саня.
— Что надо? — голос равнодушный, отчужденный.
— Это вы сейчас кричали?
— Что надо?
— Анатоль, это была не она. То есть я хочу сказать…
— Оставьте меня в покое навсегда! — дверь сарая резко захлопнулась.
— Тяжелый невроз… или уже психоз, — заметил Саня, когда они поднялись в кабинет. — Люба, садись, нам надо поговорить.
— Мне надо ужин готовить, — в нежном розовом свете он увидел, что она улыбается. — С тобой в доме мне не страшно.
— Ты хочешь сказать… ты вышла в сад, чтоб не оставаться одной?
— Там был Анатоль. Все-таки… живая душа.
— Так дальше продолжаться не может! — вырвалось у Сани. — Я тебе обещаю.
— Что обещаешь?
— Раскрыть тайну Нины Печерской. И весь этот кошмар с трупом-невидимкой окончится.
— Откуда такая уверенность?
«От тебя. Я тебя люблю», — хотел он сказать, но отчего-то не сказалось.
— Куда делась тетя Май, не знаешь?
— Мы были вдвоем на кухне. Ей позвонили, и она ушла.
— Давно?
— Еще утром. Часов в одиннадцать. Саня, после звонка она разволновалась, тарелку разбила.
И тут какие-то сложности!
— Она что-нибудь сказала?
— Что вернется нескоро. Больше ничего.
На миг охватило острое нестерпимое желание — послать все к черту! — однако любовь его каким-то непостижимым образом была связана с преступлением… ну, это уже психозы философа у меня начинаются! Ясно одно: я должен покончить со здешним кошмаром и… Саня усмехнулся… и сложить победу к ногам своей Прекрасной Дамы.
А старая его дама вернулась в девятом часу. На расспросы ответила кратким вопросом: «Разве я обязана тебе отчетом?» И добавила: «Уходи. Я переоденусь».
Когда через десять минут он вновь постучался к ней (любознательность сыщика своеобразно сочеталось с серьезным тяжелым беспокойством), тетка не отозвалась. Поколебавшись, вошел: она стояла возле кресла в халате, застегнутом на пуговицы, и держала в руках поясок с кисточками. Увидев его, инстинктивно подняла руки, поясок оказался на уровне шеи — шелковый крученый шнур. Черный! Саня застыл, чувствуя подступающее к горлу удушье.
— Что ты на меня так смотришь, в конце-то концов? — проговорила тетка угрожающе и повязала халат пояском.
Нет, не скажу, об этом — ни слова! Саня устало опустился на плюшевый пуфик.
— Уходи!
— Тетя Май…
— Уходи. Я должна быть одна, — она легла одетая на белоснежную кружевную постель и уставилась вверх. — Кто сюда принес кладбищенский венок?
— Думаю, вы ошибаетесь. Просто одна из воспитанниц балерины танцевала в нем. Жизель или Одетту.
— В венке из тяжелых восковых цветов? Он не удержится на голове. Ладно, уходи.
Саня вернулся к себе. Сел, положив на стол руки, на них голову. Почти физически ощущал он, как сгущается атмосфера в доме (отнюдь не сказочная!.. разве что история про подвиги Синей Бороды!), словно смердящие миазмы исходят от спрятанного где-то трупа.
Наконец, не выдержав, сунулся в комнату к девочкам (воющая мелодия за стенкой напомнила об их существовании). Забыться в общении душ молодых, незамешанных… уже «замешанных». уже познавших зло.
Студентки читали, каждая на своей кровати. Хмурые лица, недоверчивость, недосказанность, но его приходу, кажется, обрадовались.
— А в общежитии мест нет?
— Это уж для кого как, — отвечала Настя. — Для меня нет, я вчера узнавала. А Генрих с первого курса живет. И все недоволен. Надо Майю Васильевну попросить, чтоб она ему чулан сдала.
Юля тотчас уткнулась в журнал, Настя продолжала:
— Ему там очень понравилось. До сих пор прийти в себя не может.
— В каком смысле?
Юля встала и вышла из комнаты.
— Я поинтересовалась, как он время провел в чуланчике. Он говорит: «Никогда не напоминай мне о том кошмаре». Хорошо, да? Кошмарная любовь.
Почему Генрих употребил это слово? Я сам только что… в связи с чем?.. Слово французское. И означает всего лишь сон. Правда, тягостный, страшный, с ощущением удушья.
Вошла Юля с чайником, объявила:
— Анатоль совсем спятил.
— Что такое? — Саня насторожился.
— Чуть с ног меня не сбил. И прошипел с таким трагизмом: «Покой! Покойница не успокоилась!» Представляете?
— Про что, про что? Про покой? — встрепенулась Настя.
— Куда он спешил? — Саня встал.
— На выход.
* * *
Саня вошел в сарай, не закрыв за собой дверь. Горела, чадя, керосиновая лампа на высоком ящике. Анатоль стоял среди хлама, опершись на лопату, к которой пристали свежие комья земли. Глаза покрыты больной пленкой. Больная птица, вспомнилось.
— Что надо?
— Анатоль, ну что вы заладили? Я хочу вам помочь.
— Не нуждаемся. Покедова, студент. По-русски не понимай?.. Гуд бай. Ар-ривидерчи. Адью.
Вместе со словами вылетал изо рта и растекался по сараю самогонный дух. Бесноватый с лопатой, блистающей сталью в дрожащем чадящем пламени средь предметов самых неожиданных: разбросанных поленьев… которые в ту пятницу были аккуратно сложены в штабеля, я перебирал. И опять сложил. Ага. освобожден дальний угол. Саня быстро прошел: утрамбованная земля казалась разрыхленной, словно здесь…
— Вы здесь что-то закопали? — воскликнул Саня.
Анатоль хрипло, хитровато рассмеялся.
— Что? Анатоль! Что?
— Кое-что. Понимаешь? — он подмигнул и опять рассмеялся. — То самое. Искомое, — протянул лопату. — На, покопайся, может, чего и найдешь.
Точно загипнотизированный, Саня взял лопату, а Анатоль разлегся на кресле-качалке и закурил, наблюдая.
— Поосторожнее, — предостерег через некоторое время. — Повредишь — голову оторву.
Лопата ударилась обо что-то твердое, взвизгнула жалобно; Саня принялся разрывать землю руками; блеснуло бутылочное горлышко. Драма перешла в фарс.
— Ну что, выпьем на брудершафт?
Саня плюнул и пошел к выходу, Анатоль за ним, на пороге шепнул таинственно:
— Опять являлась, понимаете? Ее душу надо освободить.
— Пить надо меньше, черт бы вас взял!
— Взял, взял!.. Не веришь? Гляди!
Между яблоней в густой тьме приближалась к ним фигура. Ближе, ближе… Саня почувствовал некий трепет, а философ завопил истошно, как давеча:
— Ее душу надо освободить! Демоны погребения! Окружают! Роятся во тьме!
Фигура остановилась, Настин голос произнес боязливо:
— Что это с ним?
— Кто его разберет!
— Тебя к телефону, Сань.
Анатоль юркнул в сарай, а сад вдруг ожил голосами и тенями. Почудилось — множество людей, нет, всполошенные, растревоженные жильцы… и хозяйка. Да, тетя Май тоже вышла из дому. В сопровождении действующих лиц Саня ввалился в коридор, взял трубку. Никто не уходил, окружили кольцом: Настя, Юля, Владимир, Любовь, тетка.
