— Дядька Молчун, дядька Молчун, открой очи, это я, Ерошка, — гладя бледное чело лежащего собрата, тихо просил малолетний изведыватель.
— Как же вы из полона печенежского вырвались и как сюда попали? — спросил Рарог у Скомороха, когда Ольг подвёл его к князю.
— Печенеги держали нас связанными, чтоб хорошо продать. Прознали мы, что хазары печенегов, или беченегов, как они их называют, сговаривают пойти на Новгородчину вместе, хорошую долю в добыче им обещают. А чтоб печенеги покладистей были, они сына того хана, у которого мы в полоне пребывали, выкрали и держали в заложниках. И пришла мысль нам отчаянная. Ночью ускользнули мы от тех, кто нас караулил, кого повязали, кого пришлось в Навь отправить.
— В общем, сбежали и оставили печенегов с носом?
— Нет, не побежали мы, а отправились прямо к хану, для того и его личную охрану пришлось местами «тронуть». Предложили ему, что вызволим его сына от хазар, коли он нам добрых воинов даст десяток в подмогу, а за то хан нас отпустит, снабдит обережным знаком, чтоб мы без всяких опасностей через других ханов пройти могли, а самое главное — не пойдёт на Новгород в составе хазарской рати.
— Ну и отчаянные вы, братцы, он же мог приказать казнить вас тут же! — воскликнул Ольг.
— Он вначале и в самом деле рассвирепел, приказал нас схватить, но как про сына услышал, призадумался. Да и поверил, что мы кое-чего можем такого, чего его людям не сделать, после того, как мы его лучших батыров обезвредили. Повелел печенежский хан своих охоронцев, что живы остались, обезглавить, только одного, за которого мы вступились, оставил, потому как он для нашего замысла подходил.
— И вы выкрали его сына?
— Да, хотя несколько раз нас чуть не порешили сначала хазары, а потом «помощники» наши печенеги, им же хан повелел, коли мы сына его выкрадем, нас на первом же привале порезать спящими.
— Так то ж не по Прави! Он же слово своё ханское давал! — возмутился Ольг.
— Кочевнику слово такое «правь», неведомо, ему или выгодно или не выгодно.
— А как же вы прознали, что повелел хан вас убить после освобождения сына?
— Мы упросили хана не казнить одного из охоронцев по имени Кулпей, он-то нам и рассказал, потому что его жизнь с того мгновения никак не длиннее нашей была. Вон он, этот самый Кулпей, — изведыватель указал на стоящего рядом с конём третьего всадника, крепкого печенега. — Тут хазары по пятам идут, а с другой стороны печенеги удобного момента ждут, чтоб нас прикончить. Не стали мы с Молчуном ждать, перед первым привалом ближайших охранников положили там, в степи, а сами ушли. Вернулись на Ра-реку, а потом на Дон, и шли почти перед войском хазарским, до встречи с вами.
— Так теперь, выходит, печенеги могут не пойти с хазарами против нас? — блеснув очами, молвил Ольг. — Заполучив сына, печенежский хан опять стал свободен как дикий скакун и, наверное, помышляет, как бы самих хазар «пощипать», после того, как они ослабнут в битве с нами. Видал, княже, какие изведыватели у нас, поди, сыщи таких, в огне не горят, в воде не тонут! — сияя очами от гордости за своих собратьев, оборотился Ольг к Рарогу.
— Великое дело вы сотворили, изведыватели! Красно дякую вам от лица всей земли Новгородской! — молвил Рарог и крепко обнял Скомороха.
— Княже, воевода, — попросил Скоморох, повернувшись к Ольгу, — дозвольте печенега в изведыватели взять, с Кулпеем за последнее время крепко сдружились, ведь и в хазарский стан вместе проникали, и от его соплеменников отбивались, а потом сюда через сколько преград и опасностей шли… Ничего, вроде надёжный.
— Печенег пусть останется, битва покажет, на что он способен, — решил князь. — А Молчуна знахари посмотрят и скажут, отправлять его в Ростов немедля или в какой ближайшей веси до нашего возвращения оставить надобно, — молвил Рарог, — да и Ерошку с ним тоже, нечего ему тут на смерти многие глядеть, мал ещё! Всё, по коням!
Тархан Исмаил, как его называли хазары, хотя настоящее имя хазарского воеводы, как и у других вождей Каганата, было иудейским и звучало как Самуил, ехал верхом среди своих темников. Их догнал начальник тайной стражи. Одного взгляда, брошенного Исмаилом, было достаточно, чтобы понять: случилось что-то неприятно-неожиданное.
— Тархан, — взволнованно проговорил главный разведчик, — только что прискакал гонец от вятского тудуна и сообщил, что конница кагана урусов Ререха перешла через Оку и движется навстречу нам. Они уже в верховьях Дона!
— Откуда каган урусов узнал о том, что мы идём на него и как он успел так быстро собрать большое войско?
— Думаю, у Ререха тоже есть тайная стража, — глухо ответил глава разведки, — только как теперь сообщить эту неприятную весть каган-беку?
— Неприятную весть, говоришь? — темнея от ярости, проговорил тархан. — Ты понимаешь, может случиться так, что мы сами, без местных тарханов, их конницы и пеших воинов окажемся перед его войском?! Да за эту неприятную новость можно лишиться головы! Где была твоя тайная стража, почему ты не предупредил, что Ререху всё известно о нашем походе?
— О том, что урусы собирают силы у Ростова, я докладывал, но никто не мог и подумать, что они пойдут навстречу нам!
Ререх укреплял границу по Оке и там собирался встретить наших воинов.
— Я помню, об этом сообщала твоя никудышняя служба, но всё оказалось не так! — вскричал разгневанный Исмаил. — Мы сейчас пойдём к каган-беку, и ты сам доложишь ему эту новость, — сузив пылающие злобой очи, прошипел в самый лик главному изведывателю тархан, обдавая его неприятным зловоньем изо рта.
Грозный бек был вне себя от ярости, узнав, что войско кагана урусов идёт ему навстречу.
— У меня нет тайной стражи, — кричал главный повелитель хазарского войска, — у меня вместо неё стадо тупых никуда не годных ишаков! Как ты смел привести в мой шатёр изменника? — набросился бек на Исмаила. — От этих слов владыки холод потёк по позвоночнику начальника тайной стражи, он даже прикрыл очи, ощутив прикосновение самой смерти. Бек был взбешён и, вскочив с шелковых подушек, ухватился за свой великолепный персидский клинок с множеством драгоценных камней, вправленных в ножны и рукоять. Сейчас один взмах и… шею начальника Тайной службы свело в том месте, где в любое мгновение её мог коснуться своим серым узором булатный клинок. Всё остальное отступило и стало похожим на сон, — мягкий, глухой и податливый, как пуховая перина владыки. Однако смерть от кинжала была бы слишком почётной и лёгкой, да и не любил бек заниматься этим сам. — С живого… снять кожу, посолить и повесить на солнце… чтобы все видели и знали: каган-бек не прощает оплошностей, сопоставимых с изменой…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
