Храпели и ржали обезумевшие от крови полудикие степные кони, рычали и хрипели, извергая кровь из горла, люди, скрежетало железо о железо, вопили и стенали раненые и умирающие. Бог смерти Яма пировал над полем, досыта напиваясь человеческой кровью. Уже обтекая нурманский клин с боков, скрестили свои мечи и жизни хазарские вои с отчаянными бодричами и основательными полабами, полилась кровь тех и других, орошая землю-матерь, взрывая её не ралом, но клинком, ревя от боли и отчаяния, впиваясь в истерзанный дёрн коченеющими пальцами. Падали убитые и раненые на трупы коней, и кони падали на ещё живых и уже мёртвых людей. Одни погибали, чтобы получить рабов и богатую добычу, а другие, чтобы не стать рабами, и те и другие рычали и плакали от боли и ярости и не уступали друг другу.
Вот и десное крыло хазарское пробилось к стройным молчаливым рядам кривичей и чуди. Схватились с хазарской конницей первые ряды кривичей, возглавляемые воеводой Бориславом. Ему не уступал и широкоплечий воевода-чудин, тоже принявший бой во главе своей тьмы. В схватке с низкорослыми, узкокостными хазарскими воинами и русоволосые кривичи, и беловолосые чудины выглядели былинными богатырями. Будто на хлебном поле и те и другие неутомимо и слаженно вздымали свои копья, топоры, чеканы и дубовые булавы с медными шишаками, от удара которых не было спасения, потому что ломал такой удар без разбора тонкие хазарские кости и превращал в кровавое месиво. Только ловкость и быстрота могли противостоять этой силе. А хазары были многочисленными, быстрыми и жестокими, как огромная стая волков, нападающая на лосей и медведей. Были в числе хазарского войска и хорезмийцы, и гузы, и южные булгары, и ясы, только не было печенегов, которые должны были по уговору с их ханом вместе выступить против урусов.
Хазарский бек Менахем был в ярости, когда ему сообщили, что проклятые беченеги перед самым выходом войска в поход смогли выкрасть ханского сына.
— Бек, это какие-то странные беченеги, они прошли тихо и незаметно совсем маленьким отрядом.
— Кто же тогда это был, — зло сузил большие сливовидные очи бек, — может, скажешь, что это дэвы похитили сына печенежского хана? Тогда, выходит, дэвы — друзья урусского кагана? — Менахем так взглянул на советника, что у того похолодели ноги.
— Я уже приказал, о великий Хамалех, казнить всех виновных, — согнул спину в почтенном поклоне советник.
— Мне плевать, кого казнили, ты понимаешь, что мы получили удар в спину, ещё не начав битвы? — почти истерично воскликнул бек.
И вот два войска уже стояли друг против друга, а боевые кони нетерпеливо били копытами.
— Да поможет нам Великий Ягве! — Бек дал знак рукой, и трубы повторили приказ своими громкими голосами.
Кони рванули землю копытами, неся своих седоков к победе или к смерти.
Наскока смертоносной и неудержимой лавины конников не получилось, потому что новгородцы устроили засеки из деревьев, коряг и камней перед своими тьмами, оставив свободными от завалов лишь узкие проходы, куда и устремилась конница. Сутолока в этих проходах сбила боевой натиск, конники мешали друг другу и превращались в мишени для словенских стрелков. Ответная стрельба хазарских конников была беспорядочной. На таком расстоянии лёгкие луки хазар не могли соперничать со сложными русскими луками и причинить ощутимый вред новгородской дружине.
— Нужно отойти, иначе мы погубим много воинов, — проговорил негромко стратигос, неотступно следя за ходом сражения. Верный советник перевёл это беку и тархану, восседавшим на своих роскошных конях.
— Пусть отходят! — повелел раздосадованный первой неудачей бек тархану Исмаилу.
Пока перестраивались вернувшиеся воины, стратигос думал, как поступить дальше. Наконец был дан сигнал нового наступления. На этот раз в просветы между завалами на полном ходу, сотня за сотней, пролетали быстрые конники и уже за завалами так же быстро выстраивались огромным полумесяцем, прикрываясь от новгородских стрел щитами. Новый сигнал боевых рогов — и хазарская конница устремилась на обороняющихся. Степные батыры обрушили свою силу и гнев на непокорных новгородцев, которые, однако, не испугались диких воинственных кличей степняков. Особенно туго пришлось тем хазарским воинам, которые столкнулись с железными рядами нурманской тьмы, почти полностью закрытой прочными щитами и облачённой в железо, которым были забраны даже лица воинов. Стрелы и копья отскакивали от стальной армады. А железные ряды тьмы Свена, ощетинившись длинными копьями, нанизывали на острия отчаянных храбрецов и поражали их коней. Лязг и звон железа, боевые кличи с обеих сторон, стоны и крики раненых людей, оскаленные лошадиные морды с выпученными от ужаса и боли очами, и кровь, — много крови своей и чужой, бьющей горячими струями из разрубленных членов, — всё смешалось в безжалостной мельнице смерти. Всё ожесточённее становилась рубка, всё больше тел мёртвых и ещё живых, человеческих и лошадиных, низвергалось на искромсанную землю.
Бек Менахем наблюдал за схваткой зоркими очами с вершины белого холма, сидя в седле, под боевым знаменем, окружённый многочисленной охраной хорезмийских лариссиев.
— Ага, вот Ререх уже и свою конницу ввёл в битву, — бросил он злорадно, обращаясь то ли к самому себе, то ли к окружавшим его охоронцам и посыльным. — Почему не обходите урусов слева, почему не замыкаете кольцо? — раздражённо спросил бек у тархана.
— Там нельзя пройти, о великий, болото, кони вязнут и гибнут.
— Тогда загоните туда урусов вместе с их каганом! — грозно сдвинул брови Менахем.
Ещё один натиск хазарского войска — и снова новгородцы с остатками конницы оказались в самом тяжелом месте своей обороны, не дав хазарам отрезать левое крыло от центра. Тархан Самуил рассвирепел окончательно, и сам возглавил новый, как ему казалось, последний удар. Он видел, что скоро левое крыло новгородцев будет полностью окружено, а правое и центр загнаны в топкое болото. Вместе с тарханом, блестя на солнце дорогой византийской бронёй с золотыми орлами и алея плащом, устремился византийский стратигос. Ещё миг — и горячка боя поглотила их, перенеся туда, где время течёт долго и неимоверно быстро одновременно.
«Зачем этот хитрец полез в битву, понятно, хочет приписать себе победу, когда она уже почти в руках, и отчего я последовал за ним? Всё будто бы вышло так, как я и предполагал, но что-то идёт не совсем так, что?» — роились в голове стратигоса беспокойные мысли. Верный его помощник и переводчик ничего не думал, он просто летел туда, где был много раз и к чему давно привык, — там нужно только рубить, колоть, защищаться, и нет места сомнениям и раздумьям.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
