К полудню наши седла были обвешаны добычей, но за все время охоты мы не сказали друг другу и десятка слов. Молчал Есунтай и теперь, когда мы привязывали своих птиц. Но я чувствовал, что он внимательно наблюдает за мной. Возможно, нойон собирался до наступления настоящих холодов устроить еще одну охоту, уже за пределами этого маленького острова. Туземное население не мешало нашим охотникам. Договор с мохауками — стражами Восточных ворот на землях ирокезов — защищал нас лучше любого оружия. Все окрестные племена с давних пор подчинялись Союзу Пяти Племен.
Мы возвращались домой размеренной рысью. Группа пастухов собралась вокруг костра рядом с шалашом из веток и звериных шкур. Они поприветствовали нас и поздравили с удачной охотой. Вдалеке уже виднелись полукруглые крыши Еке-Джерена, над которыми в вечернее небо поднимались струйки дыма.
«Здесь мы построим большой лагерь», — заявил, едва ступив на берег, Черен-нойон, командир первого монгольского отряда, приплывшего в эту страну. Так и назвали это место — Еке-Джерен, Большой Лагерь. И теперь множество полукруглых домов покрывает всю южную часть острова, а на севере пасутся наши стада. Те люди, которые жили здесь раньше, звались маннахата.[63] И у них были почти такие же круглые жилища. Они встретили наш корабль, приютили и накормили экипаж, а вскоре и уступили нам этот остров.
Есунтай придержал коня на въезде в Еке-Джерен. Было заметно, что он не очень-то хочет возвращаться.
— Давненько у меня не случалось такого прекрасного дня, — вздохнул он.
— Я тоже доволен сегодняшней охотой, нойон, — сказал я, остановившись рядом с ним. — Правда, если бы мы переправились на тот берег, добычи было бы больше…
— Я приехал сюда не только ради охоты, багатур. У меня есть более важные дела. Когда я обсуждал их с твоим командиром, он посоветовал обратиться за помощью к тебе. — Он помедлил, подыскивая нужные слова. — Хан, мой отец, встревожен намерениями своих врагов из Инглистана. Сейчас они еще слабы, но со временем могут превратиться в грозную силу. Наши шпионы докладывают, что многие инглистанцы собираются пересечь океан и обосноваться здесь.
Я недоверчиво посмотрел на Есунтая. Все инглистанские поселения, включая порт Плимут, расположены далеко на северном побережье, за большим островом, лежащим к востоку от Еке-Джерена. А несколько крохотных городков и разбросанных вокруг них ферм… Я не понимал, чем они могут беспокоить хана. Конечно, не очень приятно иметь таких соседей, но несколько удачных набегов на пограничные фермы быстро приучили инглистанцев не забредать на чужую территорию. А если они захотят продвигаться дальше на север, им дадут отпор туземные племена.
— Пусть приходят, — сказал я. — Большинство из этих несчастных не переживет здешней зимы. Им не продержаться долго без помощи туземцев.
Местные племена уже дорого заплатили за свое гостеприимство, едва не вымерев от чумы, которую инглистанцы привезли с собой из Европы.
— Они придут сюда не с пустыми руками, а с мушкетами и пушками и осквернят эту страну своим присутствием. Хан, мой отец, намерен завоевать их проклятый остров, а здешние племена должны сами позаботиться о том, чтобы не попасть к ним в рабство. Победа моего отца потускнеет, если инглистанские псы найдут здесь прибежище. Их нужно выкорчевать из этой земли.
— Значит, ты хочешь уничтожить инглистанские поселения, — произнес я, задумчиво теребя перевязь своего сокола. — Но у нас не хватит сил, чтобы справиться с ними.
— У нас не хватит, — согласился нойон. — А у туземцев сил достаточно.
Признаться, он меня заинтриговал. Прежде всего сталью, что звенела в его голосе.
— Только ирокезы способны помочь тебе в этом деле, — подсказал я. — Но я не уверен, захотят ли. Инглистанцы селятся далеко от них и не угрожают их могуществу.
— Мишель говорил, что вы заключили договор с ирокезами.
— Только с одним из пяти племен, с мохауками. В прежние времена ирокезы враждовали между собой, пока великие вожди, Дагейноведа и Гайавата, не объединили их. Сейчас Союз Пяти Племен настолько силен, что может не обращать внимания на инглистанцев.
Есунтай перевел взгляд на сокола, крепко вцепившегося в его перчатку.
— А если их убедить, что инглистанцы опасны?
— Тогда ирокезы могут напасть на них, — ответил я. — У Союза Пяти Племен нет никаких соглашений с этим народом. Однако они могут решить, что от живых чужеземцев больше пользы, чем от мертвых. Мы не продаем туземцам огнестрельное оружие, а инглистанцы делают это с большой выгодой для себя. Необдуманно начав войну, ты добьешься лишь того, что они заключат договор с ирокезами и подвластными им племенами. И тогда станут по-настоящему опасны.
— Мы должны ударить так, чтобы уничтожить их всех, — решительно заявил он. — Только так можно гарантировать, что ни один инглистанский пес больше не ступит на эту землю.
— Без помощи ирокезов тебе не справиться.
— Я обязан справиться, с помощью или без. Хан, мой отец, уже объявил о своих планах. Я привез с собой приказ, скрепленный его печатью. Хан, мой отец, разгромит инглистанцев в Европе, а мы уничтожим их владения здесь. В мире не должно остаться места для тех, кто не признает нашу власть, — так предписывает Яса. Инглистанцы отказались подчиняться, но мы заставим их склонить голову.
Я подумал, что Сугедей-хан слишком беспокоится из-за какой-то горстки островитян. Несомненно, Испания представляет большую угрозу, пусть даже на ее престоле сидит брат нашего правителя. Я слышал много рассказов о роскошном дворе Сулейман-хана, о золоте и рабах, текущих непрерывным потоком в Кордобу и Гранаду с континента, находящегося к югу от нас, и о диковинных странах, завоеванных испанскими конкистадорами. С ничуть не меньшей страстью и упорством испанцы насаждают в этих землях свою веру. Прошло немногим больше шестидесяти лет после падения столицы ацтеков, Теночтитлана, а по количеству мечетей она теперь не уступит самой Кордобе. Сулейман-хан при поддержке африканских вассалов и с сокровищами Нового Света мечтает править всей Европой. Вряд ли он так легко позволил бы нам обосноваться на севере, если бы мы позарились на его богатые южные земли.
Однако я всего лишь багатур из Еке-Джерена, понаслышке знающий о том, что происходит в Европе. Я почти не помню страну в которой появился на свет, а древняя прародина монголов для меня не более чем собрание сказок и легенд. Европейские ханы по-прежнему отсылают дань в Каракорум,[64] но предписания Ясы — закона, который дал нам величайший из людей, — все меньше отягощают их плечи. Они могут на словах подчиняться Великому Хану с далекой прародины, но сами правят странами куда более обширными и богатыми. Недалеко то время, когда правители Запада окончательно разорвут все связи с Востоком.
— Европа! — хрипло проговорил я, прочищая горло. — Иногда я задумываюсь, что будет делать наш хан, когда победит там всех врагов.
Есунтай покачал головой:
— Я скажу тебе так: мой предок Чингисхан должен был предугадать, что случится с нами. Я знаком с нойонами, не выезжающими на охоту дальше парка своего дворца, и с другими, которые предпочитают парчу и надушенные кружева плащам из овчины и войлочным сапогам. Европа изнежила нас. Мне хотелось бы, чтобы мы снова стали такими, как прежде, но это вряд ли возможно.
С неба посыпались тяжелые хлопья снега, и я подхлестнул коня. Есунтай держался вровень со мной.
К тому моменту, когда мы добрались до моего курена,[65] снег уже валил плотной стеной, скрывавшей от взгляда все, кроме ближайших домов. Обычай требовал, чтобы я предложил гостю поужинать и даже заночевать, если погода не улучшится. Нойон согласился без долгих уговоров, — вероятно, у него оставалось ко мне еще много вопросов.
Мы остановились возле одного из домов. Мимо проехал запряженный лошадьми фургон с винными бочками. Я позвал слуг; тут же подскочили двое мальчиков и приняли у нас соколов и добычу. Какая-то тень шевельнулась чуть в стороне от дома. Я пригляделся и узнал одного из своих слуг, туземца из племени маннахата. Он лежал прямо на снегу и сжимал в руке бутылку.
Ярость захлестнула меня. Я приказал мальчишкам занести маннахата в дом, а сам помчался вслед за фургоном. Заметив меня, возница притормозил. Я ухватил его за воротник и потянул на себя. Он растянулся на снегу.
— Я ведь предупреждал тебя, — оборвал я его проклятия, — чтобы ты не привозил сюда свое вино.
Он с трудом поднялся на ноги, придерживая одной рукой шляпу:
— Не привозил для твоих маннахата — вот что ты мне сказал, багатур. Я просто проезжал мимо и подумал, а вдруг кто-то из других твоих слуг захочет немного освежиться? Неужели я виноват в том, что пожалел туземца, умолявшего меня…
