Не удержавшись, инквизитор поднял взгляд и посмотрел на лицо возвышающейся над ним статуи. Это было изваяние воина с высоким воротником и искусно украшенным силовым мечом библиария. На секунду Таддеуш вспомнил о древних традициях Воющих Грифонов и о том, сколь многие из них он нарушил, солгав Мерчано о причинах, заставивших его взойти на борт «Лазурного когтя». Инквизитора даже посетила шальная мысль, а не хоронят ли Грифоны своих мертвецов под этими мемориальными плитами? Быть может, там лежат саркофаги, хранящие скелеты космических десантников, слепо взирающие на него сейчас своими пустыми глазницами и проклинающие за осквернение их последнего пристанища.
Таддеуш отогнал от себя посторонние мысли. Сейчас было не время и не место для сомнений. Рельнон наверняка уже успел вызвать подкрепление. Действовать надо было быстро.
— Инквизитор! — крикнул десантник, — Ты не сможешь убить меня! Ты же простой человечишка. А мы — правая рука Императора. И таких, как я, на этом корабле целых три сотни. Ты заперт, точно крыса в клетке. Конечно, мы предадим тебя суду и обязательно казним, но обещаю, твоя смерть будет быстрой и неунизительной. Сдавайся. Второй возможности у тебя уже не будет.
— Имперские инквизиторы никогда не просят о второй возможности, — ответил Таддеуш.
Конечно, эти слова были пустым звуком, просто ему захотелось заполнить хоть чем-то звенящую от ненависти пустоту. Казалось, оба противника понимали, что очень и очень скоро смерть заберет одного из них.
— Не знаю, какие планы ты строил насчет нас, — произнес Рельнон, — или что искал на этой планете, но это определенно не имеет ничего общего с делом Императора.
Космодесантник снова пришел в движение, преследуя инквизитора.
Таддеуш услышал, как противник щелкает селектором болтера, — Рельнон больше не собирался рисковать, вступая в рукопашную.
Меч уже восстанавливался, осколки растаяли и, подобно ртути, потекли по полу обратно к рукояти, но Таддеуш понимал, что второй раз тот же трюк не пройдет. Клинок этот он раздобыл у последователей ксенокульта, действовавшего на галактическом востоке, и с тех пор никогда не расставался с этим оружием, зная, что рано или поздно оно спасет ему жизнь. Как только меч восстановился, инквизитор деактивировал его и убрал обратно в чехол.
— Умри!
Рельнон мчался к нему, прорываясь прямо сквозь лес статуй. Обсидиановые изваяния Воющих Грифонов с ужасающим грохотом валились на пол, раз за разом оглушительно кашлял болтер.
Таддеуш даже не шелохнулся. Он даже не пытался спрятаться или откатиться в сторону — все это было бы бесполезно.
Вокруг него вспыхнули яркие, почти ослепительные огоньки. Конверсионное поле, создаваемое археотехнологиями, сокрытыми в древнем амулете под его плащом, было способно защитить от трех или даже четырех очередей, выпущенных из болтера. Это устройство также появилось у Таддеуша еще в те времена, когда он мог рассчитывать на поддержку собратьев-инквизиторов, и опять же, уже тогда он понимал, что однажды оно дарует ему несколько лишних секунд жизни.
Он нашарил пальцами небольшой, кажущийся совсем безобидным, похожий на монетку кружок и, сорвав его с пояса, вдавил большим пальцем кнопку взвода. Пока силовое поле продолжало искриться, спасая Таддеуша от гибели, миниатюрная фаната врезалась в статую и взорвалась.
Изваяние библиария разлетелось на куски, обрушив на голову брата Рельнона град каменной шрапнели. Так и не причинив инквизитору вреда, десантник рухнул на пол, не добежав буквально нескольких шагов, и болтер покатился по плиточному покрытию палубы.
Свет конверсионного поля угас, и Таддеуш заморгал, привыкая к вновь воцарившемуся полумраку. Он посмотрел на Рельнона, который бился в конвульсиях, хрипел, но все равно пытался дотянуться до болтера.
Каменный силовой меч, который прежде сжимал памятник, вонзился космодесантнику в грудь и пригвоздил его к полу. Таддеушу хватило даже беглого взгляда, чтобы понять: обломок пробил легкие и разорвал достаточно внутренних органов, чтобы прикончить даже Астартес.
Рельнон умирал. Он был весь перемазан кровью, вытекающей из нескольких десятков небольших ран. Она струилась и по его губам, и по подбородку, выбрасываемая легкими, все еще пытающимися дышать.
— На все воля Императора, брат Рельнон, — произнес Таддеуш, прежде чем отвернуться от умирающего и направиться к дверям ангара.
Давным-давно, когда он был еще всего лишь юным дознавателем, фанатично преданным делу Инквизиции, он не смог бы принять убийство верного слуги Империума как необходимое зло. Но с тех пор Таддеуш стал намного мудрей.
Внутри обветшавшей крепости царила полнейшая разруха. Со стен свисали выцветшие знамена завоевателей Ванквалиса, предков дома Фалкен, покрытые сырыми потеками от непрестанно заливающего сквозь дыры в потолке дождя. Ткань полотнищ местами была разорвана и оплетена корнями и лишайниками, пробравшимися в здание. Скауты и те космические десантники, кто перешел на сторону Евмена, держали караул, стоя по краям зала, некогда служившего командным центром для войск Фалкенов, покорявших тогда еще девственные джунгли Неверморна. Сержант Гекулар охранял проход — толстые металлические двери давно проржавели насквозь, и через дыры можно было видеть заполненные затхлой водой ямы в рассыпающемся роккритовом покрытии двора.
— Скаутам наверху удалось установить антенну, — доложил Гекулар.
— Уже вижу сигнал, — отозвался библиарий Греск, сидящий в центре зала перед полевым воксом, достаточно мощным, чтобы иметь возможность связаться со «Сломанным хребтом», даже не выходя из крепости. — Мостик? Мостик, ответьте. Говорит Греск.
— Евмен на связи, — раздался из динамиков голос. — Я следил за вашими действиями с орбиты.
— Тогда вам уже известно, что нам удалось взять верх над Сарпедоном. Мы сможем удерживать укрепления еще как минимум сутки, прежде чем он произведет перегруппировку своих войск и попытается снова напасть… если, конечно, осмелится на этот шаг. Мы ждем эвакуации.
— Вот это-то, библиарий, меня и смущает.
— О чем ты говоришь, Евмен? Мы же победили.
— Испивающие Души были отброшены обратно в джунгли. А это означает, что они по-прежнему живы. Греск, приказ был четким. Ты должен был удерживать их под стенами и не позволять прорваться в ворота, чтобы мы могли уничтожить их орбитальной бомбардировкой.
— Евмен, я сделал что смог. Сарпедон бежал прежде, чем «Сломанный хребет» успел открыть огонь. И я подал сигнал к обстрелу сразу же, как…
— Да, Сарпедон бежал, Греск, а должен был продолжать бой. Не могу найти причин, с чего бы он вдруг передумал штурмовать ворота. Я видел, как вы с ним разговаривали, спокойно стоя друг против друга, хотя должны были сцепиться не на жизнь, а на смерть. И тогда я задал себе вопрос, почему же это Сарпедон отказался от своей затеи и почему десантник, поклявшийся мне в верности, ведет переговоры с тем, кого я приказал убить? Сдается мне, что ответ на этот вопрос может быть только один.
Греск вздохнул. Он был подлинным ветераном ордена, — быть может, его псайкерские способности и не были так сильны, как у того же Сарпедона, но зато за ними стоял опыт многих десятилетий. Однако в этом новом мире от них все равно проку было мало. И старый орден, и Испивающие Души Сарпедона ощущали единство, сплоченность ради общей цели. Теперь же вокруг было только предательство. Евмен был ветераном интриг, а Греск — зеленым рекрутом.
— Достаточно и того, — заявил библиарий, — что Сарпедон останется в джунглях. Скорее всего, ему никогда не удастся покинуть планету, а если он даже и сумеет, все равно к тому моменту мы будем уже далеко.
— Ты отпустил его.
— Да, Евмен, отпустил. Быть может, ты еще не очень хорошо понимаешь, чем живет наш орден, но тебе следует знать, что на свете существует такое понятие, как «верность», и оно не так-то легко забывается. Эти люди были моими братьями по оружию. Их незачем убивать.
— Напротив, это совершенно необходимо! — Гнев в голосе Евмена был очевиден, несмотря даже на помехи орбитальной трансляции. — Сарпедон наш враг! Неужели ты полагаешь, что орден уверует в наши цели, если мы станем так просто отпускать врагов?
— Евмен, я присоединился не потому, что верю в твои цели, — ответил Греск. — Я сделал это исключительно по той причине, что не мог больше смотреть, как Испивающие Души идут к своей гибели. И только это смогло заставить меня поднять оружие против Сарпедона. Я сделал это ради спасения ордена. И ты не сможешь заставить меня убивать моих собственных братьев, Евмен. Настолько далеко моя верность не распространяется.
— Значит, ты вовсе не верен мне, — угрожающим тоном произнес Евмен.
