Валерия промолчала. Виктория нагнулась вперед и накрыла своей рукой руку подруги.
– И потом, давай будем откровенны: ты бы хотела жить полуслепой, с обезображенным навеки лицом, без волос, страшилищем, у которого все тело в шрамах? Мне кажется, что любая из нас в такой ситуации приняла бы смерть, как избавление, разве не так?
Валерия опять ничего не сказала. Прима похлопала ее по руке и подытожила:
– Ну вот и славно. Сейчас я переоденусь, и мы поедем.
Прима и Альтера вошли в клинику через тридцать минут после того, как закончились часы посещения больных. Отводить глаза обе умели прекрасно, и ни один охранник на входе, ни одна медсестра или врач их не задержали и не задавали вопросов: разумеется, все их видели, но никто не заметил, и тем более, не запомнил. Они поднялись на нужный этаж и, стуча каблуками, пошли рядом по пустынному коридору: Виктория в светлом плаще, Валерия в черном – две подруги, две ведьмы, два ангела смерти.
У входа в палату на стуле сидел молодой полицейский. Этот, конечно же, их заметил – потому что настроен был видеть и замечать. Тут одним отводом глаз было не отделаться. Прима немного отстала, пропуская Альтеру вперед. Полицейский поднялся навстречу:
– Здравствуйте, посещение потерпевшей временно запрещено…
Валерия достала куколку и показала патрульному.
– Как ты думаешь, какого цвета у нее трусики?
Тот ошарашенно замолчал. Альтера быстро взяла полицейского за запястье; он отшатнулся было, но замер.
– Диарея, – сказала Альтера. – Страшный понос. Тебе срочно нужно в сортир, прямо сейчас.
Она отпустила руку. Молодой человек стоял, моргая голубыми глазами.
– Что стоишь? – прикрикнула ведьма. – Беги быстрей, сейчас обделаешься!
Полицейский развернулся и припустил прочь по коридору. Виктория проводила его взглядом, пока он не скрылся за полупрозрачной дверью у входа на отделение, кивнула и проговорила:
– Идем.
В палате был полумрак, тишина, пахло лекарствами, антисептиком, плохо вымытым «судном» и болью. Жанна полулежала на чуть приподнятой койке, укрытая одеялом в линялый казенный цветочек и, казалось, спала. Впрочем, понять это было трудно: лицо и голову полностью закрывали бинты, в прорезях напротив глаз залегли тени, а к тому месту, где должен был находиться рот, прижималась маска с загубником и длинной трубкой, ведущей к аппарату искусственной вентиляции легких. Перебинтованная правая рука лежала поверх одеяла, а в сгиб левой, тоже замотанной сплошным слоем бинтов, была воткнута игла капельницы, висящей на металлической стойке.
– У нас мало времени, – негромко сказала Валерия. – Ее состояние должны проверять очень часто.
Виктория кивнула и тихо позвала:
– Жанна…
Лежащая на койке Терция не отреагировала.
– Жанна, это мы, Вика и Лера…
Валерия отвела взгляд от больной, посмотрела на тумбочку у кровати. В тусклом свете дежурной лампы там поблескивала большая голубая бусина…
…Девочка была толстой, веснушчатой и безнадежно рыжей – уже одного из этих качеств хватило бы для регулярных обидных насмешек со стороны одноклассников, а у нее был полный набор, что позволяло школьным шутникам разнообразить банальный набор обидных острот: «жиртрест», «коррозия», «ржавчины наелась», и прочее в том же духе. Необычное имя – Жанна – тоже добавляло поводов для веселья Светкам, Серегам, Ленкам, Андрюхам и Маринкам. Хуже всего стало в седьмом классе, когда одна из девчонок, случайно увидевшая Жанну без трусов в замызганной душевой спортивного зала, растрепала всем, что у нее и на заднице тоже веснушки. Целый месяц ей приходилось передвигаться по школе, вцепившись в нижний край юбки, ибо каждый мальчишка, даже из младших классов, проходя мимо, считал своим долгом задрать ей подол и заорать: «Мухи насрали!» Жанна тогда убедилась в том, что добрых шуток не бывает, как не бывает беззлобных насмешек, а еще в том, что один раз начав кого-то травить, люди не останавливаются, а только становятся все более жестокими. И тут уже не важно, толстый ты или худой, рыжий или белобрысый: ну вот скажите, какое отношение имеет вес тела к тому, что ей регулярно заливали клеем содержимое портфеля? Как связан цвет волос и запирание в тамбуре запасного выхода под лестницей, куда мальчишки затолкали ее перед уроком с утра, закрыли, просунув в ручку двери черенок швабры, и где она просидела в полной тьме и отчаянии в течение трех часов, пока ее не вызволил школьный завхоз? Что она сделала такого, ради чего стоило обсыпать ее сахарной пудрой в столовой, подкладывать лезвия бритвы в карманы пальто, привязывать все тот же многострадальный портфель к вентилю водопроводной трубы под потолком?
Жанна стояла у окна в коридоре и плакала. Шли уроки, но ей разрешили выйти из класса: достать из волос жвачку, которую ей влепил туда очередной юморист – подошел, улыбаясь, сказал: «Жанка, какие у тебя красивые волосы», и принялся гладить, пока она не сообразила, что к чему. Жвачку Жанна вырвала вместе с несколькими прядями, но в класс возвращаться не стала: стояла и плакала, глядя на синее майское небо, веселое солнце и юные деревца, покрытые нежным зелёным пухом пробивающейся листвы.
– Привет.
Жанна резко обернулась. Рядом с ней стояли две девочки, ее одноклассницы, Вика и Лера – одни из немногих, кто ни разу ее не обидел. Тем не менее, нужно быть настороже.
– Ты чего тут стоишь? – дружелюбно спросила Вика. Она была очень красивой: светловолосая, голубоглазая, стройная – неудивительно, что ее не дразнили, хотя и не дружили особо. Жанне казалось, что Вику немного побаивались даже самые отчаянные хулиганы.
Она всхлипнула и подозрительно прищурилась.
– А вы чего не на уроке?
– Мы к тебе пришли, – ответила Лера.
Лера тоже была красивой, только по-своему: темненькая, серьезная, с глубокими большими глазами. Единственная подруга Вики.
Что этим двоим понадобилось от нее?
– Зачем это вы ко мне пришли? – буркнула Жанна, шмыгнув носом.
Лера сунула руку в карман и достала оттуда большую голубую бусину, яркую и прекрасную, как волшебный камень; она сверкала и переливалась небесной синевой в лучах солнца, заглянувшего в окно коридора. Это было так красиво, так удивительно, что Жанна не могла оторвать от бусины взгляд и даже испугалась, когда Лера протянула ей руку:
– Вот, возьми. Это тебе.
Жанна взяла, стиснув пальчиками с обгрызенными ногтями это маленькое, стеклянное чудо.
– Спасибо, – прошептала она.
– Будешь с нами дружить? – спросила Вика.
Жанна посмотрела на девочек. Они улыбались, и это было совсем не похоже на те злобные ухмылки, которые она привыкла видеть перед собой. Это были улыбки подруг, которые рядом, и с которыми хорошо.
– Да, – сказала Жанна. – Буду. А что надо делать?
– Я расскажу, – пообещала Вика.
Через неделю одного из самых веселых юмористов, изощрявшихся в издевательствах над Жанной, обварило чуть ни не насмерть: его мать кипятила дома белье и неловко опрокинула двадцатилитровый бак прямо на сына. Еще через три дня та самая девочка, пустившая слух о веснушках у Жанны на заднице, с размаху уселась на длинный гвоздь, невесть как вылезший вверх острием из садовой скамейки. После недели, проведенной в больнице, в школе ее встретили искрометными шутками: каждую перемену кто-то подкладывал ей на парту или в сумку длинные гвозди с наколотыми на острие записками: «Это было великолепно!», «Как честный гвоздь, теперь я должен жениться!», «Люблю и скучаю» и прочее в том же духе.
Над Жанной смеяться перестали.
А через двадцать лет она приехала на встречу одноклассников, которая проходила в убогом кафе в том же районе, где они все вместе когда-то учились и жили. «БМВ», на котором она прикатила, был единственным автомобилем на небольшой парковке у входа. Светки, Ленки, Маринки растолстели до безобразия, обабились и повыходили замуж за одноклассников, Серег и Андрюх, отрастивших животы и усы. Жанна посидела немного, поулыбалась, заплатила администратору за продление аренды кафе на всю ночь – наличными, чтобы все видели пачку денег – и удалилась, совершенно счастливая, размышляя, как повезло ей в свое время получить в подарок большую, яркую и прекрасную бусину…
– Жанна, мы пришли, – повторила Виктория чуть громче.
– Вика, не надо, пусть спит… – сказала Валерия, но в прорезях белой маски дрогнули тени.
Жанна открыла глаза.
Вернее, открылся только один, красный, слезящийся, помутневший. Он подергался, фокусируясь, и уставился на стоящих в изножии кровати Приму с Альтерой.
– Привет, подруга, – весело сказала Виктория. – Ты как?
Жанна дернулась. Глаз округлился от ужаса.
«Она догадалась», – подумала Валерия.
