Она хотела ответить, но не смогла вымолвить ни слова. Он сошел с ума, подумала Толли Мьюн.
— Более того, — продолжал Таф, — природа сатлэмского кризиса такова, что она допускает лишь божественное вмешательство. Представим на минуту, что я согласился продать вам «Ковчег», как вы просили. Неужели вы действительно полагаете, что ваши экологи и биотехнологи, как бы они ни были опытны и преданны делу, сумеют найти ответ, который решил бы проблему вашей планеты на долгое время? Думаю, вы слишком умны, чтобы впасть в подобное заблуждение. Я не сомневаюсь, что эти мужчины и женщины (чей интеллект и образование намного превосходят мои), имея в своем распоряжении все ресурсы этого биозвездолета, конечно же, придумают множество гениальных вещей, временных мер, которые позволят сатлэмцам плодиться еще одно, может быть, два, а может быть, даже три или четыре столетия. И все же в конечном итоге эти меры тоже окажутся недостаточными, как и мои скромные предложения пяти- и десятилетней давности, как и все улучшения, которых достигали ваши технократы в прошлые века. Толли Мьюн, проблему населения, растущего в неразумной геометрической прогрессии, невозможно решить рационально — ни гуманными методами, ни с помощью научного или технического прогресса. Ее можно решить только с помощью чуда — хлебов и рыб, манны небесной и тому подобного. Дважды я потерпел поражение как инженер-эколог. Теперь я надеюсь одержать победу как Бог, так нужный Сатлэму. Если бы я и в третий раз подошел бы к вашей проблеме как простой человек, я бы опять ничего не добился. И тогда ее решили бы другие боги, более жестокие, чем я, — чума, голод, война и смерть. Следовательно, я должен отбросить на время свою человеческую природу и действовать как Бог. — Таф замолчал и, моргая, посмотрел на Толли Мьюн.
— Вы уже давным-давно отбросили свою человеческую природу, — набросилась она на него. — Но вы, черт возьми, не Бог. Дьявол — это может быть. Больной манией величия — это уж точно. Чудовище! Вы чудовище, а не Бог.
— Чудовище, — повторил Таф. — Несомненно.
Он моргнул. Его длинное белое лицо было, как всегда, неподвижно, но в голосе появились новые странные нотки, которых она никогда раньше не слышала, и это встревожило и испугало ее. Неужели он обиделся?
— Вы глубоко ошибаетесь, Толли, — возразил он.
Черныш тоненько, жалобно мяукнул.
— Ваш кот лучше понимает жестокую реальность, которая вас окружает, — сказал Таф. — Может быть, мне объяснить все сначала?
— Чудовище.
Таф моргнул:
— Вечно мои благие намерения недооценивают и встречают лишь незаслуженными обвинениями.
— Чудовище! — в третий раз проговорила она. Таф быстро сжал правую руку в кулак, потом медленно разжал.
— Очевидно, какое-то нервное потрясение резко сократило ваш словарный запас, Первый Советник.
— Нет, — ответила она, — просто это единственное слово, которое вам подходит, черт возьми.
— Несомненно, — сказал Таф. — В таком случае, раз я чудовище, мне и поступать следует как чудовищу. Учтите это, Первый Советник, когда будете принимать решение.
Черныш вдруг дернул головой и уставился на Тафа, словно увидел на его длинном бледном лице что-то, не видимое другим. Кот зашипел и попятился назад, густая серебристо-серая шерсть встала дыбом. Толли Мьюн нагнулась и взяла его на руки. Кот продолжал шипеть и дрожать.
— Что? — встревоженно спросила она. — Какое решение? Все решения приняли вы. О чем это вы говорите?
— Позвольте мне вам напомнить, что пока в атмосферу Сатлэма не выпущено ни одной споры манны, — сказал Хэвиланд Таф.
Она фыркнула:
— Ну и что? Вы же заключили эту паршивую сделку, мне все равно вас не остановить.
— Несомненно. И я вам очень сочувствую. Хотя вы наверняка найдете выход. Но пока вы этого не сделали, прошу вас ко мне. Дакс ждет ужин. Для своей трапезы я приготовил отличное пюре, еще могу предложить вам холодное могаунское пиво — достаточно крепкий напиток, пригодный и для богов, и для чудовищ. И, разумеется, в вашем распоряжении мои системы связи, если вы захотите что-нибудь сообщить своему правительству.
Толли Мьюн открыла было рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное, но передумала.
— Вы действительно догадались о том, что я подумала? — изумилась она.
— Может быть, да, а может быть, и нет, — ответил Таф. — Читать чужие мысли мне обычно помогает Дакс, но сейчас кошка-телепат есть только у вас, мадам.
7
Затем было бесконечно долгое возвращение в полном молчании и бесконечно долгий ужин, за которым оба чувствовали себя неловко.
Они сидели за столом в углу длинного, узкого зала связи в окружении пультов, телеэкранов и кошек. Таф, держа на коленях Дакса, методично поглощал еду. С другой стороны стола Толли Мьюн ковырялась в своей тарелке. У нее не было аппетита. Она устала, казалась сбитой с толку и испуганной…
Ее замешательство отразилось и на Черныше: он съежился у нее на коленях и лишь изредка поднимал над столом голову, чтобы предостерегающе поворчать на Дакса.
И наконец наступил тот момент, которого она ждала. Зазвенел звонок, замигала синяя лампочка — кто-то хотел с ними связаться.
Толли Мьюн вздрогнула и быстро обернулась. Черныш испуганно спрыгнул с ее колен. Она сделала движение, чтобы встать, но застыла в нерешительности.
— Я ввел в программу строгую инструкцию, чтобы меня ни в коем случае не беспокоили во время еды, — сказал Таф. — Следовательно, это вас.
Синяя лампочка вспыхивала и гасла.
— Вы не Бог, — сказала Толли Мьюн, — и я, черт возьми, тоже. Я не желаю этого проклятого бремени, Таф.
— Может быть, это командующий Вальд Обер, — заметил Таф. — Думаю, вам лучше ответить, пока он не начал обратный отсчет.
— Права быть Богом нет ни у кого, — продолжала Толли Мьюн, — ни у вас, ни у меня.
Он задумчиво пожал плечами.
Лампочка все мигала.
Черныш завыл.
Толли Мьюн сделала два шага по направлению к пульту, остановилась и повернулась к Тафу.
— Бог — это созидание, — с появившейся откуда-то уверенностью сказала она. — Вы можете разрушать, Таф, но не можете создавать. Поэтому-то вы и не Бог, а чудовище.
— Создание жизни в чанах для клонирования — ежедневное и обычное дело в моей профессии, — возразил Таф.
Лампочка продолжала мигать.
— Нет, — сказала она. — Вы воспроизводите жизнь, но не создаете. Она должна была когда-нибудь и где-нибудь существовать, и у вас должны быть образцы клеток или ископаемые остатки, что-нибудь еще — иначе вы беспомощны. Да, черт! О, конечно, вы можете создавать — так же, как и я, как и любой мужчина и любая женщина во Вселенной. Деторождение, Таф. Вот где настоящая власть, вот где настоящее чудо — это единственное, что делает нас, людей, сродни богам, и именно это вы предлагаете отнять у девяноста девяти целых и девяти десятых процента населения Сатлэма. К черту! Никакой вы не создатель, никакой не Бог!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
