Успокоить дыхание… вдох и выдох.
Далеко внизу раздался характерный перезвон колокольчиков — кабинка лифта прибыла на первый этаж. Как там говорил командир, без лишнего шума? Я и в лучшие-то годы в специалистах диверсионно-разведывательной службы не ходил, что уж говорить про здесь и сейчас. На чужих двоих, сделанных из углепластика, разве что к глухому тетереву незаметно подкрасться сумею.
Не того человека ты на посту оставил, командир. Ой, не того…
В шахтовом стволе вновь зашумело — кабинка медленно поднималась наверх. В голове пронеслась мысль, что я бы на месте Прокопенко вышел этажом ниже или выше… Раз уж друг на звонки не отвечает.
Как говорится, хорошая мысля приходит опосля. Дергаться было поздно — раздался мелодичный перезвон, и дверца кабинки со скрежетом раскрылась. Яркая полоска света легла на потертую плитку площадки. Томительные секунды ожидания и… закрылась. Не понял, а где пассажир? Из лифта никто не вышел — кабинка замерла на шестом этаже.
До рези вглядываюсь в пространство, пытаясь заметить мало-мальски подозрительное движение. Мушка прицела мелькает перед глазами, но ошибка исключена, кроме меня здесь никого нет.
И словно в подтверждении сделанных выводов, внизу запиликала подъездная дверь. Почуял, черт… Шестым чувством почуял, что подниматься нельзя, что опасность наверху, потому и решил свалить. Звериная интуиция у Илюши, весь в папашу пошел. Того тоже долго подстрелить не могли: с десяток покушений пережил криминальный авторитет, пока чекисты за дело не взялись.
В кармане беззвучно завибрировал сотовый, на экране вновь высветились иероглифы. Сэмпай подтвердил, что черный ауди покинул зону наблюдения.
Дрогнувшими пальцами спрятал оружие в карман, все — теперь можно выдохнуть… До очередного разговора с Дианой Батьковной.
Док и компания вернулись через полчаса, потеряв по пути Михалыча, и Кирюшу с дружком. С товарищем майором все было понятно, ему еще на службу идти, а вот что касаемо двух других… Есть вещи, о которых лучше не знать.
За оставшееся время мы с Дианой и парой слов не перемолвились. Она молча возилась в комнате, пакуя вещи, я же пил чай на кухне, или скорее делал вид, что пью. Увидев с десяток сообщений Малого, решил написать ответ. Долго тыкал пальцем в экран, а потом плюнув на все, решил перезвонить.
— Василий Иванович, это вы? Выбрались? А с Сарбаевой все нормально? — вместо приветствия затараторил пацан. Настолько громко, что пришлось отстранить телефон от уха.
— Нормально с Сарбаевой… Малой, ты чего не спишь?
— Да какой тут… Скажите, были реальные основания для тревоги? Ну вы поняли меня: тело на столе, порванная одежда. Жизни Дианы Ильязовны ничего не угрожает?
— Теперь нет.
— Что значит теперь, а раньше?
— А раньше было раньше, — я глубоко вздохнул. — Малой, спасибо тебе, ты все правильно сделал: позвонил, кому надо и вовремя сообщил.
В трубке возникла длинная пауза. Чего это он завис? Да, Василий Иванович, затюкал ты пацана, если он от простого «спасибо» в ступор впадает.
— Малой?
— А?
— Спать ложись и об остальном не волнуйся. Диана Ильязовна отпуск взяла на две недели, поэтому в ближайшее время в школе ты её не увидишь, как и меня. Если что, звони на сотовый.
— Василий Иванович, а как же сны. Вдруг мы снова…
Я отключил телефон. Думать сейчас совершенно не хотелось. Навалилось все на плечи, повисло тяжелым грузом за спиной. Мертвое тело на столе, залитое мягким желтым светом из-под абажура. Пятна кровоподтека на внутренней стороне бедра, словно девушку ударили чем-то тяжелым по ноге. Многочисленные синяки и царапины, особенно досталось плечам. Много ли нужно нежной женской коже. Запекшаяся кровь на губах, на затылке… клочки выдранных волос — с ней явно не церемонились, пытаясь успокоить. Зная характер Дианы, подозреваю, что насиловали девушку уже в бессознательном состоянии, а то и вовсе мертвой.
Сон, это всего лишь сон, но сука… какой въедливый.
Док лишних вопросов не задавал, да и другие парни, надо отдать им должное, в душу не лезли. Один лишь Дядя Федор, не отличавшийся высокой чувствительностью, подошел и поинтересовался:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Чё, как оно?
Я пожал плечами. А что еще мог ответить, стоя под мелким снежком и наблюдая за тем как в одну из машин загружают чемоданы. В небольшой серый фургон, принадлежащий Мамону. Он в нем разное оборудование возил, железяки всякие, которые в обычное авто не помещались, а часом ранее тела двух архаровцев.
— Я бы тоже за свою бабу порвал, — зачем-то добавил Федя, и бросив окурок, зашагал к машине сопровождения: большому черному внедорожнику, мерно урчащему объемистым двигателем. В него посадили учительницу под приглядом пары внимательных глаз. Основная группа бойцов разместилась в фургоне, мы же с командиром сели в безликую корейскую легковушку, взятую напрокат. Он за рулем, а я справа на пассажирском сиденье.
Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять причину подобного распределения. Командир хотел обсудить случившееся по дороге. Вопросов у него накопилась масса, а вот ответов кроме меня никто дать не мог.
Защелкал поворотник, и машина плавно тронулась с места. В салоне запахло дешевым пластиком, а ноздри уловили едва заметный аромат паров бензина. Пройдет еще лет десять и двигатели внутреннего сгорания можно будет встретить только в музее. Уже сейчас налоги на выбросы такие, что проще до пункта назначения на такси добраться. А со следующего года еще на десять процентов поднимут. Правительство медленно, но верно продвигало зеленую повестку в массы. Может оно и правильно, а то который год зима без снега.
Док был человеком конкретным, не любил ходить вокруг да около, особенно в общении со своими. Однако в этот раз он меня удивил. Едва выехали на Московское шоссе, как он заговорил:
— Домик небольшой, но вам двоим места хватит. Со всеми полагающимися удобствами: электричеством, водой, канализацией. Короче, не жизнь — курорт. Находится в охраняемой зоне, поэтому за личную безопасность можешь не волноваться. Там тебе не какой-нибудь левый ЧОП, а наши бывшие коллеги на страже.
— Чеха не верну, — перебил я, ощущая приятную тяжесть пистолета во внутреннем кармане.
— Да я и не прошу, — удивился командир. — Василий, ты чего какой дерганый стал? Нервничаешь по пустякам… В ней дело?
Последовал кивок в сторону ехавшего впереди внедорожника.
— Василий, ты с бабой своей давай мирись. Вам целую неделю под одной крышей жить, а то и больше. Еще не хватало, чтобы вы там как кошка с собакой, в приступе ярости чужую мебель переломали. Мне же потом и краснеть перед хозяевами.
— Она не моя.
— Ты командиру-то лапшу на уши не вешай. Между вами такое напряжение, что встань рядом — волосы на жопе шевелиться начнут.
— Говорю же, не моя. Случайно вышло.
— А вот с этого места давай поподробнее.
Дважды просить не пришлось. Я рассказал все как было, без утайки: про настойчивого профессора Гладышева и капсулы, подаренные школе центром Синавского, про игру Маяк-17 и кооперативные сны.
Командир слушал молча, не перебивая. В самом конце произнес задумчивое «дела» и погрузился в размышления. Я не торопил Дока, такой объем информации требовалось переварить. Тем более, что речь шла о вещах, лежащих за гранью привычного понимания мира.
Мотор ровно гудел, убаюкивая. Перед глазами мелькала извилистая лента дороги. Сквозь белую завесу снега проступали огни фонарей. Кругом, куда не глянь — поля, да линии высоковольтных передач с рогатыми опорами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Док продолжал молчать, и я не выдержал первым:
— Осмотрел во сне тело. Кроме синяков и клочка выдранных волос никаких других повреждений, указывающих на насильственный характер смерти, обнаружить не удалось, но она точно была мертва. Знаю, что прозвучит глупо, но это как осознание… Когда за секунду до выстрела понимаешь, что попадешь. Ты даже на скобу нажать не успел, а внутри уверенность поселилась… Нет, это больше, чем уверенность — знание. Как будто часть клеток мозга существует в другом часовом поясе, живет на несколько мгновений раньше.
