роста, топтал ногами горящие щепки, хватал пальцами раскаленные головни и швырял их из лощины в разные стороны. Головни долетали до самой воды и с шипением гасли.
Это был парторг Полещук. Когда подносчиков снарядов убило взрывом, он стал сам подносить снаряды к орудию Баскакова. Увидев пламя, разгоравшееся на дне лощины, он все понял. Нужно было либо немедленно бежать куда-нибудь на край острова, либо спрыгнуть вниз и потушить пламя, прежде чем грянет взрыв. И он спрыгнул вниз.
На некоторых ящиках со снарядами уже тлела деревянная обшивка. Другие ящики были разбиты, и вывалившиеся снаряды лежали среди дымящихся щепок. Кашляя от дыма, Полещук торопливо работал — топтал пламя, швырял головни, переворачивал ящики, засыпал их землей, оттаскивал снаряды… Но он не мог поспеть сразу всюду, да к тому же дым мешал ему видеть. Полещук тушил пламя и каждое мгновение ждал взрыва.
Сквозь дым заметив приближающегося Сашку Строганова, он замахал ему руками, чтобы заставить его убраться. Но так как Сашка, вместо того чтобы убраться, спрыгнул в лощину, Полещук стал показывать ему, что надо делать, и они почти сразу сбили пламя.
Теперь подноска снарядов целиком легла на них двоих. Орудия должны были вести огонь во что бы то ни стало, и Сашка с Полещуком под не затихающим ни на мгновение артиллерийским обстрелом ползали между орудиями и лощиной. Полещук обслуживал орудие Баскакова, Сашка — орудие Павла Уличева.
Орудия острова продолжали стрелять, и Баскакову удалось потопить еще один вражеский катер. Но снаряд разорвался возле самого орудия Павла Уличева и повалил часть бруствера. Сашка Строганов в эту минуту возвращался ползком от лощины со снарядом в руках. В первое мгновение ему показалось, что все возле орудия убиты — и Гусев, и Уличев, и остальные. Они лежали — кто ничком, кто запрокинувшись — и не двигались. Однако, когда Сашка подполз ближе, Уличев вдруг зашевелился и медленно поднялся перед ним во весь рост.
— Давай, — сказал он и протянул руку за принесенным Сашкой снарядом.
Уличев едва держался на ногах, его качало. Лицо его было залито кровью, порванный бушлат намок в крови. Он был ранен, и, вероятно, уже не впервые. Но нужно было стрелять, и он не мог покинуть орудие. Остальные краснофлотцы, раскиданные взрывом, тоже зашевелились и стали подниматься.
Сашка кинулся к Гусеву:
— Товарищ командир!..
Гусев лежал на спине, приоткрыв рот, и громко дышал. На этот раз он был ранен осколком снаряда в грудь, и при каждом вздохе в груди у него клокотало.
— Подыми меня, — сказал он, когда Сашка склонился над ним.
— Держитесь за меня, товарищ старший лейтенант. Я вас отнесу в землянку…
— Подыми меня! — повторил Гусев сердито и, обхватив рукой Сашкину шею, сам стал приподниматься. — Вот так… Посади меня… Ты что, перестал понимать?
— Товарищ командир…
— Исполняйте, что вам приказывают!
Сашка посадил его.
Гусев вцепился рукой в камень, чтобы не упасть. В глазах у него потемнело от потери крови, но все же он разглядел, что десантные баржи подошли еще ближе. «Только бы не упасть…» — думал он.
Он сделал рукою знак Уличеву:
— Огонь!
Звук выстрела потонул в реве падающих на остров снарядов. Взрывы, сливаясь, превратились в несмолкаемый вой. Осколки, визжа, разлетались и со звоном ударялись о металлический щит орудия.
И вдруг все стихло. Обстрел острова прекратился.
Дивясь неожиданной тишине, Гусев подумал: «Они начали высаживать десант».
Однако он ошибался.
5
Неприятельские суда прервали обстрел острова потому, что им пришлось обрушить весь огонь своих орудий на тральщик ТЩ-100, который опять устремился в бой.
Из первого своего нападения на врага ТЩ-100 вышел благополучно. В него попал лишь один снаряд — самый последний, пущенный вдогонку, когда он уже обогнул остров и уходил к югу.
Снаряд этот, никого не убив, вывел из строя радиосвязь. ТЩ-100 внезапно оказался изолированным от штаба флотилии.
А между тем именно теперь, как никогда, старшему лейтенанту Каргину следовало бы знать, где находятся остальные корабли Ладожской флотилии, куда они направляются и что собираются предпринять. Ему следовало бы согласовать действия своего тральщика с их действиями, включиться вместе с ними в какую-нибудь общую операцию…
Он вызвал к себе радиста Соколюка.
Соколюк явился — с перевязанной головой, с куском медной проволоки в зубах, с плоскогубцами в руке.
— Что это у вас? — спросил Каргин, взглянув на повязку у него на голове.
— Что? — не понял Соколюк. — А, это… — пренебрежительно махнул он рукой. — Это фельдшер Вернадский…
При взрыве снаряда он стукнулся теменем о перегородку, и кровь залила ему лицо. Он не обратил на это никакого внимания. Вытирая тыльной стороной ладони лоб, чтобы кровь не попала в глаза, он сразу же стал подбирать и приводить в порядок остатки своих аппаратов и приборов, чтобы спасти то, что можно было спасти. Фельдшер тральщика Вернадский почти насильно сделал ему перевязку.
— Ну, докладывайте, — сказал Каргин.
Соколюк перечислил все разрушения, произведенные взрывом.
— Нам нужна связь, — сказал Каргин, с надеждой глядя в глаза Соколюку. — Вы должны ее наладить, Ваня. Можете?
Соколюк задумался.
— Могу, товарищ старший лейтенант.
— Сколько вам надо для этого времени?
— Сорок минут.
Каргин посмотрел на часы.
— Даю вам полчаса, — сказал он.
Соколюк нахмурился и снова задумался.
— Есть полчаса, товарищ командир! Разрешите идти?
— Идите!
Полчаса! Это громадный срок. За полчаса немцы займут остров, и все кончится.
ТЩ-100 находился теперь к югу от острова, и остров с башней маяка отчетливо вырисовывался за его кормой на фоне хмурого неба. Они удалялись от него, но все глядели туда, назад — и старший лейтенант Каргин, и краснофлотцы.
Они догадывались, что там происходит. Огонь вражеских орудий, от которого они только что ушли, теперь всей своей мощью обрушился на остров. А ведь остров неподвижен, он лишен возможности маневра, он не в состоянии выйти из-под обстрела, как вышли они… Нет, ждать полчаса, пока Соколюк наладит радио и свяжется со штабом, невозможно. Надо действовать немедленно, сейчас же!
И Каргин повернул свой только что вырвавшийся из-под огня тральщик и повел его назад, к острову Сухо.
ТЩ-100 во второй раз за это утро шел к острову Сухо с юга. Опять за низким островом виден был широкий полукруг неприятельских судов. Но разница заключалась в том, что теперь Каргин не мог, как в первый раз, рассчитывать на внезапность своего нападения.
Неприятель, конечно, видит тральщик. Однако все снаряды по-прежнему рушатся на остров, а вокруг тральщика — тишина.
Десантные баржи теперь подошли к острову на предельно близкое расстояние —
