обиталище Горгон и Гесперид; о «Меропийской стране»[986] у Феопомпа, о «Киммерийском городе» у Гекатея, о «Панхейской стране» у Евгемера,[987] о «речных камнях, образовавшихся из песка, но распадающихся от дождей» у Аристотеля.[988] В Ливии, продолжает Аполлодор, есть «Дионисов город», куда один и тот же человек не может попасть дважды. Он порицает также тех, кто относит гомеровские скитания Одиссея к области около Сицилии. Если, может быть, и следовало утверждать, что скитания Одиссея происходили там, но поэт баснословия ради перенес их за океан.[989] Если это, прибавляет Аполлодор, можно простить прочим писателям, то Каллимаху ни в коем случае, так как он претендует на филологические знания: Каллимах утверждает, что Гавд — это «Остров Калипсо», а Коркира — «Схерия». Другим Аполлодор делает упреки за выдумки относительно «Герен», «Акакесия», «Дема» на Итаке, «Пелефрония» на Пелионе и «Главкопия» в Афинах. Аполлодор, наконец, заканчивает, прибавив к этим замечаниям еще некоторые мелочи в таком роде, заимствованные у Эратосфена и, как я заметил уже раньше,[990] неправильные. Конечно, можно согласиться с Аполлодором и Эратосфеном, что позднейшие писатели были более сведующими в этих вопросах, чем древние; но все же за то, что они в своей критике, особенно Гомера, переходят должные рамки, как мне кажется, им можно бросить справедливый упрек и, напротив, указать, что они упрекают поэта в том, чего сами не знают. Об остальном, что еще нужно сказать по этому вопросу, будет сответственным образом упомянуто при описании отдельных стран, а также в общем описании.[991]
7. До сих пор я говорил о фракийцах и [упоминал]
Мисян бойцов рукопашных и дивных мужей гиппемолгов,
Галактофагов и абиев, из смертных что всех справедливей,
(Ил. XIII, 5–6)
так как хотел сравнить мое описание с сообщениями Посидония, Аполлодора и Эрастофена. Следует добавить, что их доводы находятся в противоречии с выставленными ими же положениями. Так, они поставили себе задачу показать, что у древних было меньше сведений о странах, удаленных от Греции, чем у людей более позднего времени. Однако они доказали как раз противное и не только относительно отдаленных стран, но и относительно областей в самой Греции. Тем не менее, как я сказал, отложим все прочее и рассмотрим теперь только одно. Эратосфен и Аполлодор утверждают, что Гомер по неведению не упоминает о скифах и о их жестокости к чужеземцам (которых они приносили в жертву, поедая их мясо и употребляя черепа вместо чаш), хотя из-за них Понт стали называть «Аксинским», но поэт выдумал каких-то у
... дивных мужей гиппемолгов,
Галактофагов и абиев, из смертных что всех справедливей,
(Ил. XIII, 5–6)
народ, которого, однако, не существует нигде на свете. Как же Древние могли называть Понт «Аксинским», если не знали о дикости жителей и о них самих, как о самом диком народе? А это, конечно, были скифы. А племена, жившие за мисийцами, фракийцами и гетами? Разве это не были гиппемслги,[992] галактофаги[993] и абии?[994] Но и теперь ещё есть так называемые «обитатели кибиток» и «кочевники», занимающиеся скотоводством и питающиеся молоком, сыром и главным образом сыром из кумыса; они не умеют делать запасов и не знают торговли, кроме обмена товара на товар. Как же Гомер мог не знать скифов, если он называет каких-то «гиппемолгов и галактофагов»? Ведь современники поэта называли скифов гиппемолгами, и Гесиод этому свидетель в словах, приведенных Эратосфеном:
Эфиопов, лигуров и скифов-гиппемолгов.
(Фрг. 55. Ржах)
Но что удивляться, если Гомер из-за частых у нас случаев нечестности при заключении договоров назвал «справедливейшими» и «дивными мужами» тех, кто меньше всего в жизни занимается сделками и добыванием денег, но сообща владеют всем, кроме меча и чаши для питья,[995] и в особенности на Платонов манер имеют общих жен и детей.[996] Эсхил также явно согласен с Гомером, говоря о скифах:
Что из кумыса сыр едят, то скифы справедливые.[997]
(Фрг. 198. Наук)
И это мнение еще и теперь господствует среди греков. Ведь мы считаем скифов самыми прямодушными, меньше всего способными на коварство, а также гораздо более бережливыми и более независимыми, чем мы. Вообще говоря, принятый у нас образ жизни испортил нравы чуть ли не всех народов, внеся в их среду роскошь и любовь к наслаждению, а для удовлетворения этих пороков — гнусные происки и порождающие их бесчисленные проявления алчности. Подобного рода нравственная испорченность в значительной степени затронула также и варварские племена, в особенности «кочевников». Действительно, после знакомства с морем они не только стали хуже в моральном отношении (так, они обратились к морскому разбою и убивали чужестранцев), но соприкосновение со многими племенами привело к тому, что они заимствовали от них роскошь и торгашеские наклонности. Это, правда, способствует мягкости нравов, но все же портит их, так как честность сменяется хитростью, о чем я только что сказал.
8. Однако скифы, жившие задолго до нашего времени и особенно близкие современники Гомера, существовали действительно и считались у греков до некоторой степени такими, как их описывает Гомер. Так, смотри, что говорит Геродот о скифском царе, против которого выступил в поход Дарий, и что этот царь приказал сообщить Дарию.[998] Смотри также, что говорит Хрисипп[999] о боспорских царях династии Левкона. Таким прямодушием, о котором я говорю, исполнены также персидские послания и достопамятные изречения египтян, вавилонян и индийцев. Поэтому Анахарсис, Абарис и некоторые другие люди такого склада пользовались у греков большим уважением, так как они обнаруживали своеобразные черты скромности, простоты и справедливости своего народа. Но зачем говорить только о древних? Александр, сын Филиппа, выступил в поход против фракийцев, живущих за Гемом; он вторгся в страну трибаллов, которая, как он видел, простирается до Истра и до острова Певки на нем, а затем до области за Истром, занятой гетами, и, как говорят, спустился к острову; однако высадиться на острове не мог из-за недостатка судов, так как бежавший туда царь трибаллов Сирм воспротивился высадке. Тогда Александр переправился в страну гетов, захватил их город и затем поспешно вернулся на родину, получив дары от этих племен и от Сирма. По словам Птолемея, сына Лага, в этом походе к Александру присоединились кельты, обитавшие у Адриатического моря, желая заключить с
