— Эти мысли внушил вам капеллан?
— В вашем голосе слышится почти упрек, — заметил Фридрих. — Это странно.
— Что же странного, — возразил Бруно со вздохом. — Вы верно заметили, Ваше Высочество: в вас хотят видеть будущего правителя. И если такие мысли пришли в вашу голову в результате чьей-то направленной работы…
— А вы откровенны, — улыбнулся голос наследника. — Вам хотелось бы, чтобы будущий Император думал так, как нужно вам, но сам и искренне?.. Могу вас утешить, святой отец. Мне вообще все более кажется в последнее время, что капеллан приставлен к отцу исключительно ради того, чтобы блюсти лишь его духовное здравие. Всем известно, что его порой… несколько заносит с отеческими традициями… Нет, к этим моим мыслям капеллан не имеет касательства. Вы удивитесь и, верней всего, не поверите, если я скажу вам, с чьей подачи во мне укрепился такой пиетет перед Конгрегацией.
— А вы попытайтесь, Ваше Высочество. Вы меня заинтриговали.
— В Карлштейне у меня есть два приятеля, — помедлив, ответил Фридрих. — Оба старше меня годами пятью, но мы в дружеском общении уж не первый год; мы вместе на охоте, на рыцарских упражнениях… в увеселениях…
— Ага, — отметил Бруно, и тот с явным смущением в голосе отозвался:
— Не то, что вы подумали, святой отец. Да, я бы не назвал их образцом добродетели, однако оба вполне достойные люди, и, верите ли, в обоих почтения к вере, Церкви, заповедям, законам Божеским и человеческим больше, чем во многих монахах, которых мне довелось знавать, и уж тем паче больше, чем в высокородных господах рыцарях, выставляющих свое показное благочестие. Отец считает обоих повесами… Не знаю; возможно, он и прав в какой-то части. Но они нелицемерны. Не подражают героям легенд в попытках казаться лучше, чем они есть; они и есть лучше — лучше, чем многие.
— Жалеете, что ваших друзей нет сейчас рядом?
— Нет, — возразил Фридрих тихо, — не особенно. Разница в летах все же сказывается, и мне порой кажется, что подле меня сразу двое радетельных папаш. С Ульбрехтом проще: он меня поучает, не особенно церемонясь и не скрывая своего снисхождения.
— Ваше Высочество… — начал фон Редер, и наследник перебил его:
— Бросьте, Ульбрехт. Я вас не порицаю. Это ваша работа… И вот эти двое, святой отец, для меня и есть образцы верного католика и настоящего рыцаря. Не слишком высокие образчики, верно?
— Почему же, — возразил Бруно, — вполне. Хотите, я вам скажу, Ваше Высочество, кто меня привел к истине? Тоже можете не поверить.
— А я знаю, — с заметным самодовольством отозвался Фридрих. — Вы были выкуплены когда-то Конгрегацией и находились при майстере Гессе как подневольный, но когда получили свободу, решили остаться на службе.
— Вкратце — да, — согласился помощник с усмешкой. — А детали таковы: когда-то я увидел этого человека, тогда еще мальчишку, как и я сам, готового идти на всё, вплоть до потери собственной жизни, за то, чему служил. За веру, за справедливость… да, и за милосердие. Мне тогда показалось, что если даже такой неприятный typus способен на жертвы, значит, это, наверное, дело стоящее.
— Видимо, не показалось.
— Видимо, да. И я нашел себе место в жизни.
— Вы его выбрали, свое место, — вздохнул наследник. — А я выбора не имею. Я просто должен буду стать тем, кем должен. Но смогу ли?
— Что выбито над воротами этого лагеря, Ваше Высочество? Наверняка майстер Хауэр не единожды задавал вам этот вопрос.
— «Debes, ergo potes»[88].
— Вот и всё. Необходимость лучший учитель.
— Как у вас все просто, святой отец… Я почти уже привык к этому, — продолжил Фридрих спустя мгновение безмолвия. — К тому, что от меня вскоре будет что-то зависеть. Но мне, как видно, придется привыкать и к тому, что за мной будет ходить смерть; ходить будет за мною, но касаться других.
— «Cadent a latere tuo mille et decem milia a dextris tuis ad te autem non adpropinquabit»[89], — проговорил Бруно размеренно. — Такова ваша судьба.
— Неприятная судьба.
— Империя требует жертв, Ваше Высочество. Она требует жертвы от вас: вы должны строить свою жизнь исходя из ее блага. Она требует жертв от других: одни должны будут страдать, другие смиряться, третьи — погибать.
— А что-то менее мрачное хоть кому-нибудь полагается?
— Скорее всего — тем, кто будет после нас. Остерегу вас, Ваше Высочество, от надежд увидеть плоды своих усилий на вашем веку. Если кто-то скажет вам, что это непременно свершится — берегитесь его: он желает вам зла. Но если кто-то скажет, что этого не будет точно, — бойтесь его не меньше: он уже творит зло.
— И кому же верить?
— Лучше всего, кроме Бога — никому, — ответил Бруно и усмехнулся: — Вы ведь этого ответа от меня ожидали?.. А я и не стану изыскивать других. Верьте Ему и отчасти себе. И тогда люди будут верить вам.
— Почему он это сделал, святой отец? — внезапно прервав собеседника, спросил Фридрих тихо. — Я столько слышал о бойцах зондергруппы, я был убежден, что это… особенные люди, которым не страшно ничто и никто не страшен. Как было возможно много лет служить Конгрегации, Церкви, Богу и людям, при том на деле будучи ненавистником всего этого? Быть может, ненависть есть только ко мне? Я… Знаете, я уверен, что майстер Гессе найдет виновника. Не сомневаюсь в этом. Но я даже не знаю, хочу ли слышать, что он скажет, когда его спросят: «Зачем?» Вот вы — вы сами — верите ли в то, что зондера можно подкупить или запугать? Я не верю. И трус не стал бы этого делать так, здесь, в том месте, откуда не убежать, где не спрятаться. Стало быть, он готов и к этому.
— Я не знаю, что вам ответить, Ваше Высочество, — проговорил помощник. — Одно достоверно: вы сами, лично вы как человек, тут ни при чем. Политика, и не более. Ничего личного. Что же до того, «зачем»… или, точнее, «почему»… На это я ничего не могу сказать вам. Я не следователь, а лишь помощник следователя, притом не самый одаренный. Откровенно говоря, я сам в некотором смятении, ибо то, как было все сделано, мало похоже на выверенную работу наемника. История показывает нам, что так действуют лишь в двух случаях. Нагло, открыто, порой даже не скрывая исполнителей, — так убивали итальянцы своих правящих родичей; убивали, занимали их место, измышляли обвинение и через него уж post factum оправдывали свои деяния. У нас, слава Богу, этакие забавы не в чести…
— А второй случай?
— Второй… Так поступают «люди из толпы». Неподготовленные, не взвесившие всех возможных вариантов, не продумавшие свои действия. Все происходящее напоминает мне что-то схожее. Бывало, что при явлении в людных местах высокородных правителей недовольные их правлением люди бросались на них с ножами, а то и с голыми руками, с криком и без оглядки… Так поступают от отчаяния. Но, как вы верно заметили, Ваше Высочество, бойцы зондергруппы — это…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
