— Кто тебе такую ересь спорол? — изумился барон.
— Папко. Он прошлую войну воевал, еще с отцом Оборотня. Или ты, достопочтенный, скажешь, что папко мой врал?
— Повесить смутьяна? — вкрадчиво предложил второй дворянин из свиты, мелкий и безземельный шевалье Аньос.
Слух у Тима оказался волчий, он отчаянно взглянул на шевалье и вдруг с удивительной ловкостью поднырнул под брюхо лошади и принялся проталкиваться прочь. Аньос потянулся к арбалету.
— Прекратить! — голос, искаженный амулетом был голосом Эдера, а вот интонация принадлежала стратегу Марку Винкеру. И мгновенно приморозила к месту ноги Тима, руку шевалье и языки жрецов.
— Тимоний, вернись назад. Никто тебя не тронет, Небом клянусь.
Паренек вылез из под лошади и подошел, опасливо косясь на шевалье.
— В войске многие так думают?
— Да, почитай, все, — буркнул Тим, — кто же бритых не знает?! А чтобы верить им… В соседней деревне дурачок есть, кривой Ашек. Совсем дурачок, без штанов бегает и с курами разговаривает — вот он, может, и поверит. А больше никто. У нас с деревни на прошлую войну почти половину мужиков забрали. А вернулись всего двое.
— То не твоего ума дело, с кем воевать, а с кем временные союзы заключать, — заговорил, было, лысый жрец, — нам императора-оборотня свалить надо, а после и с генералом Аргосским разберемся.
— А точно мы с ним, а не он с нами? — подозрительно переспросил Тим. Испуг его уже прошел. Он вообще был мальчишкой храбрым, не зря же остался в лагере, а не удрал ночью с односельчанами.
— С нами Святой Эдер, как можешь сомневаться в победе?
Тим потер крупный нос, из тех, что в просторечии зовут картошкой.
— Так если с нами Святой, — он размашисто осенил себя кругом, — и победа, стало быть, за пазухой… зачем нам тогда вообще тута бритые? Может, лучше их взад отправить?
Святой улыбнулся — оба жреца покосились на него с суеверным ужасом. Лицо было знакомым, насквозь привычным, стеснительным и мягким. А вот улыбка — чужой, кривой и хищной.
И движение, которым Эдер развернулся к своей свите, тоже было незнакомым — скупое и точное, оно не могло принадлежать блаженному книжнику, не знающему, куда девать собственные руки. Это было движение воина.
— Всех, кто остался — пересчитать. Караулы выставить новые. Мне — доложить. К полудню всех сотников — к моему шатру. Если кто из сотников удрал — выбрать новых. Кто еще захочет уйти…
— Повесить? — догадался барон.
— Не задерживать. Освободить коридор до ворот, пусть уходят. Но лошадей им не давать. Пропадет хоть одна лошадь — десять человек повешу. А если узнаю про самосуд… Лично так благословлю, что о петле, как о милости Небес молить будете!
Глава 40 ЛЕСС И ЛЕС
Генералу Аргосскому, великому и непобедимому Лессу, Священный Кесар легко дал бы и двадцати — и тридцатитысячное войско, тем более на святое дело — вернуть беглую невесту, но… Проход через земли Каротты…
Да, правитель честно открыл границу, но охранного амулета не дал и грамоты не написал, а значит немного — но опасался, что Лесс потерпит поражение и грамотка эта всплывет в штаб-квартире СБ Оборотня.
А потому — шесть тысяч отличных воинов, прошедших с Лессом все тяготы Пустынной Войны теперь двигались по имперским северным землям.
Генерал Аргосский не сомневался, что разобьет противника. Мятеж в Кайоре, мятеж в Виете, смута в Шатерзи, неспокойная граница со степью. Какое войско может выставить Император? Тысяч пять — семь, не больше. И маршала его, старого хитрого Кера, Аргосский на просвет видел. И — не боялся.
А получив данные разведки, что Кер убит в бою с мятежниками, и вовсе успокоился. Кто там может его заменить? Услышал бы Лесс имя Монтреза, кто знает, может, и насторожился бы… А то и послал за подкреплением, все же в Кайоре Кот знатно потрепал давних врагов империи.
Но голубиная почта — вещь ненадежная. На каждого голубя рано или поздно найдется ловчий сокол. На этого, вот, нашелся прямо сейчас и то, что у сокола были умные светящиеся глаза и крепкие когти на крыльях — ничего не меняло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Так под полог Виетского леса генерал Аргосский ступал спокойно. Да, великий генерал больше привык воевать в пустыне, но, по большому счету — какая разница? Враг есть враг, война есть война.
То, что Лесс слегка погорячился, он понял уже к исходу третьих суток, когда пошлым образом… заблудился в лесу. Местный проводник, которого они честно наняли за золото (правда, заплатить пообещали потом, когда-нибудь) честно привел их к кромке непроходимых Тамрийских болот, пообещал разведать безопасные тропы и ушел в сопровождении десятка солдат.
Генерал честно прождал его до вечера, потом, скрепя сердце отдал приказ становится на ночлег. Куда? Ставить палатки было некуда. Кругом сырость, комары, ядовитые змеи только с деревьев за шиворот не валятся. Полтора десятка солдат слегли — и уже не встали, бросили в чаек какой-то незнакомой, но приятно пахнувшей травки… дурни!
Лесс распорядился почтить их ударом милосердия: задерживаться он не мог, а возится с идиотами, которые в незнакомом лесу всякую дрянь в рот тянут — много чести.
И все же задержаться пришлось — один боец из того десятка, что ушел с проводником, все же вернулся: страшный, как будто его демоны гоняли. Весь в какой-то тине, лицо распухшее, глаза красные.
Лесс говорил с ним в своей палатке, вдали от посторонних ушей — и не зря. Парень нес какую-то чушь про упырей, блуждающие огни, обманные тропы и прекрасных утопленниц. То ли тоже нажрался чего, то ли надышался… По его словам, Марей, так звали селянина, привел их к трясине с черными зеркалами стылой воды, сказал, что пройдет вперед, чтобы разведать путь. Его пустили — расстояние было всего перестрел, на просвет видать.
Он шел хорошо, пробовал перед собой дорогу шестом. А потом, в аккурат по середине пути, сначала распался на троих Мареев, которые разбежались в разные стороны, прямо по бочагам… А потом — все. Пропал. Или — пропали.
Дорогу назад идиоты, конечно, не запомнили. В итоге один ухнул в болото, еще двое убрались следом в бесплодной попытке его вытащить. Одного укусила змея, на которую тот случайно наступил — смерть явилась за ним, не прошло и короткой клепсидры.
Еще двоих на тропе сразили стрелы…
— Стрелы? — встрепенулся генерал.
— Стрелков не было. Мы посмотрели — хитрая штука, крепится к дереву на уровне человеческого роста, а понизу — жила. Задел ногой — и умер.
Двое ушли разведывать путь — и не вернулись, пропали, как не было. Сообразив это, еще один паренек, совсем молодой, видно — повредился умом и побежал вперед, прямо по болоту. Утонул, конечно.
— Сам как выбрался? — коротко спросил Лесс.
— Шест вырубил, как у Марея, каждый шаг пробовал. Лес слушал. Шел туда, где тихо было — значит мы прошли, птиц потревожили. Ну и направление я немного понимаю.
— Молодец, — сдержанно поблагодарил Лесс, — вернемся домой — к награде представлю.
— Не выйдет, — единственный выживший вдруг согнулся пополам и окатил пол генеральской палатки рвотой, состоящей целиком из желчи.
— Что с тобой? — потемнел лицом генерал.
— Сдохну, — солдат коротко пожал плечами, — наверное, скоро. Водички попил. Марей, сука, не сказал. Сам-то он пил из фляги, а мы прямо из под ног. А что — вода же. В пустыне всякая вода — благо Всякую пьем, и ни разу худо не было. А тут… уже четвертую клепсидру с обоих концов хлещет, как из родника святого Квентина. И живот крутит — силы нет. Нельзя эту воду пить.
Лесс похолодел. На вечернюю похлебку воды набрали в аккурат в бочажке и уже съели.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ночь прошла тревожно, в тяжелых мыслях. Лесс почти не спал. Но наутро выяснилось, что умер лишь один солдат — тот самый, из отряда проводника. Остальные чувствовали себя отлично.
— Всю воду только кипятить, — распорядился Лесс, — сырой воды не пить. В крайнем случае — с вином мешать. Пополам.
Небольшому конному отряду понадобились всего сутки, чтобы по следам вернуться в покинутую деревню. К исходу второго дня они привезли троих: мужчину, женщину и маленького мальчика.
