— Что заставляет тебя думать, что он может быть убит?
Рэндом взглянул на меня. Я кивнул.
— Начни с завтрака, — предложил я.
— Пока он это делает, я найду вам обед, — вставил Ганелон, роясь в одной из седельных сумок.
— Нам показал дорогу Единорог… — начал Рэндом.
3
Мы сидели и молчали. Рэндом кончил рассказывать, а Бенедикт смотрел на небо над Гарнатом. Лицо его ничего не выражало.
Я давным-давно научился уважать его молчание.
Наконец, он резко кивнул и посмотрел на Рэндома.
— Я давно подозреваю нечто в этом роде, — произнес он. — Из всего, что создали отец и Дворкин за все эти годы, у меня возникло впечатление, что существовал первозданный Лабиринт, который они либо нашли, либо создали, расположив наш Эмбер всего лишь в одном Отражении от него, чтобы черпать его силы. Я, однако, так никогда и не получил никакого представления относительно того, как можно пройти в то место.
Он вновь повернулся к Гарнату, показав подбородок:
— И что, как вы мне говорите, соотносится с тем, что было сделано там?
— Кажется, да, — ответил Рэндом.
— Вызванное пролитием крови Мартина?
— Я думаю, что так.
Бенедикт поднял Карту, переданную ему Рэндомом во время рассказа. Тогда Бенедикт никак ее не прокомментировал.
— Да, это Мартин. Он явился ко мне после того, как я покинул Рембу. Он оставался у меня долгое время.
— Почему он пришел к тебе? — спросил Рэндом.
Бенедикт слабо улыбнулся:
— Он, знаешь ли, должен был куда-то отправиться. Его тошнило от своего положения в Рембе, он испытывал двойственные чувства к Эмберу, был молод, свободен и только что вошел в силу, пройдя через Лабиринт. Он хотел убраться подальше, повидать чего-нибудь новенькое, погулять по Отражениям, как и мы все. Я однажды брал его в Авалон, когда он был мальчишкой, чтобы дать ему погулять по суше летом, научить его ездить верхом, показать сбор урожая. Когда он вдруг оказался в таком положении, что мог отправиться в один миг куда угодно, выбор его был все же ограничен немногими известными ему местами. Верно, он мог придумать какое-то место в один миг и отправиться туда, практически создать его. Но он также сознавал, что ему еще многому нужно научиться, чтобы гарантировать свою безопасность в Отражениях.
Он явился ко мне и попросил меня научить его пользоваться своим даром. И я его научил. Он провел у меня большую часть года. Я научил его драться, научил его работе с Картами и Отражениями, научил его всему тому, что обязан знать эмберит, если он хочет выжить.
— Почему ты все это сделал? — спросил Рэндом.
— Кто-то же должен был. Он явился ко мне, значит, мне и обучать. Это, впрочем, не значит, что я не привязался к мальчику, — добавил он.
Рэндом кивнул:
— Ты утверждаешь, что он пробыл у тебя почти год. Что с ним стало после этого?
— Эта жажда странствий, которая известна тебе не хуже, чем мне. Коль скоро о обрел некоторую уверенность в своих способностях, ему захотелось применить их. Наставляя его, я сам брал его в путешествия по Отражениям, представил его в разных местах, знакомя с людьми. Но настало время, когда он захотел сам выбирать себе дорогу. В один прекрасный день он попрощался со мной и отправился в путь.
— Ты видел его с тех пор?
— Да. Он периодически возвращался, останавливался у меня на время порассказать о своих приключениях и открытиях. Всегда было ясно, что это лишь визит. Через некоторое время он становился непоседлив и снова отбывал.
— Когда ты видел его в последний раз?
— Несколько лет назад, по времени Авалона, при обычных обстоятельствах. Он появился однажды утром, оставался у меня, наверное, недели три, рассказал мне о том, что он видел и что он делал, говорили о многом, что он хочет сделать, а потом вновь отправился в путь.
— Ты никогда больше не слышал о нем?
— Напротив. были послания, оставленные у общих друзей, когда он проходил их Отражения. При случае он даже связывался со мной через Карту…
— У него есть Колода? — перебил я.
— Да, я подарил ему одну из своих лишних колод.
— У тебя была Карта для него?
Он покачал головой:
— Я даже не знал о существовании такой Карты, пока не увидел эту, — произнес он.
Он поднял Карту, взглянул на нее и отдал обратно Рэндому.
— У меня нет способностей художника, чтобы изготовить такую. Рэндом, ты пытался связаться с ним через эту Карту?
— Да, много раз с тех пор, как мы наткнулись на нее. Фактически, лишь несколько минут назад. Ничего.
— Это, конечно, ничего не доказывает. Если все произошло, как ты предполагаешь, и он пережил это, то он мог решить заблокировать любые попытки контакта в будущем. Он знает, как это делать.
— Произошло, как я предполагаю? Ты что-нибудь еще об этом знаешь?
— Есть у меня мысль, — ответил Бенедикт. — Понимаешь, он появился несколько лет тому назад в доме одного друга в Отражении. Это была телесная рана, произведенная ударом ножа. Они рассказывали, что он явился к ним в очень плохом состоянии и не входил в детали того, что произошло. Он остался на несколько дней, пока не смог вновь передвигаться, и отбыл прежде, чем он действительно полностью оправился. Это было последний раз, когда они слышали о нем, и я тоже.
— Разве тебе не было любопытно? — удивился Рэндом. — Разве ты не искал его?
— Конечно, меня разбирало любопытство. Но человек должен иметь право вести собственную жизнь без вмешательства родственников, неважно, с какими намерениями.
— Он выбрался из кризиса и не пытался связаться со мной. Он явно знал, что хотел делать. Он оставил мне послание у Теки, гласившее, что мне не нужно беспокоиться, когда я узнаю, что случилось. Он знает, что ему делать.
— Теки? — переспросил я.
— Совершенно верно. Мои друзья в Отражении.
Я воздержался от высказывания того, что я мог бы сказать.
Я думал, что они были просто еще одной частью рассказа Дары, потому что она так извратила истину в других областях. Она упоминала мне о Теки так, словно знала их, словно жила у них — все с ведома Бенедикта. Момент, однако, казался неподходящим для того, чтобы рассказывать ему о моем видении предыдущей ночью в Тир-на Ног-те и на то, что оно указывало на его родство с девушкой.
У меня еще не было достаточно времени, чтобы подумать об этом деле и обо всем, что из него вытекало.
Рэндом встал, подошел и остановился у края площадки, спиной к нам, сцепив руки позади.
Постояв так с минуту, он повернулся и медленно подошел к нам.
— Как мы можем вступить в контакт с Теки? — спросил он у Бенедикта.
— Никак, — ответил Бенедикт, — если не съездим повидать их.
Рэндом повернулся ко мне:
— Корвин, мне нужен конь. Ты говоришь, что Звезда проехала через много Отражений…
— У нее было тяжелое утро.
— Не такое уж оно было и напряженное. По большей части это был просто страх, а теперь она, кажется, в полном порядке. Могу я одолжить ее?
Прежде, чем я успел ответить, он обратился к Бенедикту:
— Ты ведь проводишь меня, да?
Бенедикт заколебался:
— Я не знаю, что там можно узнать… — начал было он.
— Все, что угодно! Все, что они могут вспомнить! Возможно, что-то не показавшееся в то время действительно важным, но важное сейчас, когда мы многое знаем.
Бенедикт посмотрел на меня. Я кивнул.
— Он может ехать на Звезде, если ты готов проводить его.
— Ладно, — согласился Бенедикт. Он поднялся на ноги. — Пойду приведу своего коня.
Он повернулся и направился к месту, где было стреножено крупное полосатое животное.
— Спасибо, Корвин, — поблагодарил меня Рэндом.
— Я дам тебе возможность оказать ответную услугу.
— Какую?
— Одолжи мне Карту Мартина.
— Для чего?
— У меня только что возникла одна мысль. Это слишком сложно, чтобы вникать в детали, если ты хочешь ехать. Вреда от этого, однако, никакого не будет.
Он пожевал губу.
— Ладно. Я хочу получить ее обратно, когда ты покончишь со своим делом.
— Конечно.
— Это поможет найти его?
— Может быть.
Он отдал мне Карту.
— Ты теперь направишься во дворец? — спросил он.
— Да.
— Ты не мог бы рассказать Виале, что случилось и куда я уехал. Она будет беспокоиться.
— Разумеется. Обязательно это сделаю.
— Я буду хорошо заботиться о Звезде, не волнуйся.
— Не сомневаюсь. Удачи тебе!
— Спасибо.
Я ехал на Огнедышащем, Ганелон шел пешком. Так он настоял. Мы следовали тем же путем, по которому я гнался за Дарой в день битвы. Наряду с недавним развитием событий именно это и заставило меня вновь подумать о ней. Я стряхнул пыль со своих чувств и внимательно изучил их. Я понял, что несмотря на игры, в которые она со мной играла, на убийства, которые она, несомненно, совершала или организовывала, меня все еще влекло к ней нечто большее, чем любопытство.
