— Шутишь?
— Я уверен, что опасности нет. Попробуй.
— А что ты сделаешь, если окажется, что ты не прав?
— Извинюсь.
— Великолепно!
Он подошел и подал руку. Зверь остался дружелюбным.
— Ладно, — промолвил Рэндом, спустя некоторое время. Он все еще гладил ему шею. — И что же мы доказали?
— Что он сторожевой пес.
— Что же он сторожит?
— Очевидно, Лабиринт.
— Тогда, на первый взгляд, — заметил, отходя, Рэндом, — я бы сказал, что его работа оставляет желать лучшего.
Он показал на темный участок.
— Что вполне понятно, если он также дружелюбен со всеми, кто не ест овес и не ржет.
— Я полагаю, что он очень разборчив. Возможно также, что он был поставлен здесь для того или после того, как были нанесены повреждения, для защиты от дальнейших подобных действий.
— И кто же его поставил?
— Сам хотел бы знать. Явно кто-то из наших.
— Ты можешь получше испытать свою теорию, позволив Ганелону приблизиться к нему.
Ганелон не шевельнулся.
— У вас может быть семейный запах, — проговорил, наконец, он, — и он благоволит только эмберитам. Так что, спасибо, я воздержусь от этого действия.
— Ладно, это не так уж важно, твои догадки пока верны. как ты толкуешь эти события?
— Из двух фракций, боровшихся за трон, — заметил он, — та, что состояла из Бранда, Фионы и Блейза, как ты говорил, лучше знает природу сил, действующих вокруг Эмбера. Бранд не сообщил тебе деталей — если ты не опустил каких-нибудь происшествий, о которых он мог рассказать, — но, по моим догадкам, именно это повреждение Лабиринта и представляет собой средство, благодаря которому их союзники получили доступ в наши владения. Один или несколько их и причинили эти повреждения, обеспечившие темный путь. Если этот сторожевой пес откликается на фамильный запах или какое-то другое средство опознания, каким обладаете все вы, то он действительно мог быть здесь все время и не счел подобающим выступить против вредителей.
— Возможно, — согласился Рэндом. — Есть какие-нибудь идеи насчет того, как это удалось совершить?
— Наверное, — ответил он. — Я дам вам возможность увидеть это, если вы согласны.
— Что для этого требуется?
— Идите сюда.
Он повернулся и направился к краю Лабиринта.
Я последовал за ним. Рэндом сделал то же самое. Сторожевой грифон крался рядом со мной.
Ганелон повернулся и протянул руку.
— Корвин, можно мне побеспокоить тебя относительно кинжала, который я добыл?
— Бери.
Я вытащил его из-за пояса и передал ему.
— Повторяю, что для этого требуется? — вновь поинтересовался Рэндом.
— Королевская кровь Эмбера, — ответил Ганелон.
— Не уверен, что эта идея мне по душе, — буркнул Рэндом.
— Все, что тебе требуется сделать, это уколоть им палец, — успокоил его Ганелон.
Он протянул кинжал.
— И дать капле крови упасть на Лабиринт.
— И что случится?
— Давай попробуем и увидишь.
Рэндом посмотрел на меня:
— Что скажешь?
— Действуй! Я заинтригован результатом.
Он кивнул:
— Ладно.
Рэндом взял кинжал у Ганелона и кольнул им кончик левого мизинца. Затем он сжал палец, держа его над Лабиринтом. Появилась крошечная красная бусинка, постепенно увеличившись в размерах, она задрожала и упала.
Сразу же с места, где она коснулась поверхности, взвился дымок, сопровождаемый слабым потрескиванием.
— Будь я проклят! — воскликнул явно заинтригованный Рэндом.
Возникло крошечное пятнышко, постепенно расползшееся до размеров полудоллара.
— Видите, — показал Ганелон, — вот как это было сделано.
Пятнышко было и в самом деле миниатюрным подобием массивной кляксы подальше и правее от нас. Сторожевой грифон издал слабый визг и отступил, быстро поворачивая голову от одного из нас к другому.
— Легче, парень, легче, — проронил я.
Я протянул руку и снова успокоил его.
— Но что могло вызвать такое большое… — начал было Рэндом, а затем медленно кивнул.
— В самом деле, что? — вымолвил Ганелон. — Я не вижу никаких следов, отмечающих место, где был уничтожен твой конь.
— Королевская кровь Эмбера, — высказался Рэндом. — Ты сегодня просто-таки переполнен озарениями, не так ли?
— Попросим Корвина рассказать тебе о Лорене, месте, где рос черный круг. Я всегда настороже к действию этих сил, хотя тогда я знал их лишь издали. Эти дела стали для меня ясней с каждой новой вещью, что я узнавал от вас. Да, теперь у меня бывают озарения, когда я знаю больше об этих фокусах. Спроси Корвина, хорошая ли голова у его генерала.
— Корвин, дай мне проколотую Карту, — попросил вместо этого Рэндом.
Я вытащил ее из кармана и разгладил. Пятна казались теперь более зловещими.
Меня также поразила еще одна вещь. Я не верил, что она была выполнена Дворкиным, мудрецом, магом, художником и одно время наставником детей Оберона. До этого момента мне и в голову не приходило, что кто-то еще мог оказаться способен произвести что-то подобное.
Хотя стиль этой Карты казался каким-то знакомым, это была не его работа. Где же я раньше видел этот обдуманный штрих, менее спонтанный, чем у мастера, как будто каждое движение было очень продумано, прежде чем перо коснулось бумаги?
И еще было что-то не так в ней — качество идеализации иного порядка, чем у наших собственных Карт, почти такое, словно художник, скорее, работал по старой памяти, с мимолетных встреч или по описанию, чем с живой натуры.
— Дай Карту, Корвин, будь так любезен, — повторил Рэндом.
Что-то в том, как он это сказал, заставило меня заколебаться. У меня появилось чувство, что он каким-то образом обошел меня в чем-то важном, чувство, которое мне совсем не понравилось.
— Я здесь для тебя гладил эту старую уродину и только что пролил кровь ради общего дела, Корвин, а теперь дай ее мне.
Я вручил ему Карту, и мое беспокойство усилилось, когда он держал ее перед собой в руке и хмурил брови. Почему это я вдруг поглупел? Может, медленно торжествует ночь в Тир-на Ног-те?
Почему?..
Рэндом начал ругаться, выдав длинный ряд богохульств, непревзойденных ничем встреченным мною ранее за мою долгую военную карьеру.
— Что это? — удивился я. — Не понимаю.
— Королевская кровь Эмбера, — ответил он, наконец. — Понимаешь, кто бы ни сделал это, он прошел сперва Лабиринт. Потом они стояли там в центре и вступили с ним в контакт через эту Карту. Когда он ответил и был достигнут твердый контакт, они закололи его. Его кровь пролилась на Лабиринт, уничтожив его часть, как сделала здесь моя кровь.
Он замолк, сделав несколько глубоких вздохов.
— Это смахивает на ритуал, — заметил я.
— Черт бы побрал ритуалы! — выругался он. — Черт побери их всех! Одному из них предстоит умереть, Корвин! Я собираюсь убить его… или ее.
— Я все еще не…
— Я — дурак, — сплюнул он, — раз не увидел этого сразу же. — Смотри! Посмотри внимательнее!
Он сунул мне проколотую Карту. Я уставился на нее и по-прежнему ничего не видел.
— А теперь посмотри на меня! — приказал он.
Я посмотрел, затем вновь взглянул на Карту и понял, что он имел в виду.
— Я никогда не был для него ничем, кроме шепота жизни в темноте. Но они использовали для этого моего сына, — печально сказал он. — Это должно быть изображение Мартина.
2
Стоя рядом с нарушенным узором Лабиринта и глядя на изображение человека, который мог быть, а мог и не быть сыном Рэндома, который мог умереть, а мог и не умереть от ножевой раны, полученной из точки внутри Лабиринта, я повернулся и мысленно сделал гигантский шаг назад, снова мгновенно прокрутив в памяти события, доведшие меня до этого пункта особого откровения. В последнее время я узнал столько нового, что события, происшедшие за последние пять лет, казалось, образовывали совершенно отличную историю, чем в то время, когда я переживал их.
Я даже имени своего не знал, когда очнулся в «Гринвуде», в том частном госпитале в штате Нью-Йорк, где я провел две совершенно вылетевшие из памяти недели после автокатастрофы.
Лишь недавно мне рассказали, что сама катастрофа была подстроена моим братом Блейзом сразу же после моего побега из Портеровской психолечебницы в Олбани.
Я услышал эту историю от своего брата Бранда, который в первую очередь укатал меня в Портеровскую лечебницу посредством поддельных свидетельств психиатров. В Портеровской лечебнице я на протяжении нескольких дней подвергался шокотерапии, с результатами двусмысленными, но предположительно вызвавшими некоторое возвращение памяти. Очевидно, именно это и напугало Блейза до того, что он совершил покушение на мою жизнь во время побега, прострелив пару шин на повороте над озером. Это, несомненно, кончилось бы моей смертью, не будь Бранд лишь на шаг позади Блейза, явившись защитить свой страховой вклад — меня. Он сказал, что сообщил в полицию, вытащил меня из озера и оказал первую помощь, пока не прибыла подмога. Вскоре после этого он был захвачен в плен своими бывшими партнерами, Блейзом и нашей сестрой Фионой, заточившими его в хорошо охраняемую башню в дальнем Отражении.
