горле, – ты сделала это со мной. Я требовал жертвы, но ты, Сесилия, вернула мне спокойствие.
Глаза у нее блестят, а на губах играет двусмысленная улыбка.
– Ты что, выпил?
– Ни капли.
– Извини, просто ты не склонен к сентиментальщине…
– Не в этот раз. – Закрываю глаза и опускаю голову, чувствуя, как рвутся из меня эмоции. Все мои чувства к ней бурлят в голове и груди и больше ни секунды не желают сдерживаться. – Мне не нужен алкоголь и не нужно ничего от тебя скрывать.
– Тобиас, о чем ты?
– Куда я, туда и ты?
– Я последую за тобой куда угодно, – без промедления заверяет она. – Ты это знаешь.
– Как и я за тобой. И с этого дня я более ни шага не ступлю без тебя. Сесилия, я очень тебя люблю.
Она обхватывает мой подбородок ладонью, и доказательство моего краха падает ей на руку.
– Тобиас, я тоже тебя люблю, но ты все равно меня пугаешь.
– Не бойся. Я-то больше ничего не боюсь. Благодаря тебе. Сесилия, для нас нет сильного соперника. Теперь ты должна в это поверить.
– Я верю.
– Боже, и я, – киваю я. – Мне столько всего нужно тебе рассказать, но, боюсь, не выдержу… простишь ли ты меня за это?
Я опускаюсь на колено, и Сесилия тут же понимает мои намерения. Передо мной открывается самое прекрасное зрелище. Запечатлеваю в памяти выражение ее лица и глаза, сияющие любовью.
– Я… – Я опускаю голову. – Черт. – Вытираю лицо рукавом рубашки и вижу, что Сесилия тоже распереживалась.
– Ни один мужчина на земле не любил женщину сильнее, чем я люблю тебя. Я до конца нашей жизни буду доказывать тебе свою любовь. Я люблю тебя сильнее любого своего дела, любых амбиций. Твое лицо затмевает все остальное. – Задыхаюсь на каждом втором слове, расстроившись, что не могу осуществить свой план сполна, но так расчувствовался, что мне в общем-то плевать. Я миллион раз готов к унижениям, потому что Сесилия вновь и вновь обнажает передо мной свое сердце. – Я твой. С тобой я чертовски счастлив. Ты – мой смысл жизни сейчас и навек.
Глаза у нее блестят, а потом она начинает плакать, когда я снимаю с мизинца кольцо и показываю ей бриллиант. На миг у нее перехватывает дыхание, Сесилия переводит взгляд с кольца на меня, а я смотрю на нее и моргаю, пока пелена не пропадает перед глазами.
Я совсем спятил.
– Я его не крал, – легонько улыбаясь, произношу я.
У нее дрожат губы.
– Non?
– Non. Я заслужил его честным трудом.
Она медленно опускает подбородок.
– А твое доверие я заслужил?
– Да.
– Твою верность?
– Да.
– Твою преданность?
– Да.
– Твое сердце?
– Всецело.
– Твое тело принадлежит мне?
– Тебе. Только тебе, – клянется она.
Я надеваю кольцо ей на палец.
– Сделаешь меня королем?
Сесилия
Месяц спустя
Я вешаю любимую фотографию с нашей свадьбы и протираю тряпкой для пыли матовую белую рамку. Она висит совсем рядом у окна, простирающегося от пола до потолка, откуда открывается бесподобный вид на море. На снимке изображено, как Тобиас целует мой палец, а я смотрю на него взглядом беззаветно влюбленной женщины.
Мы стояли перед арочным проемом небольшой церквушки, где и обменялись клятвами. На свадьбе присутствовали только мы, наш священник и назначенные им свидетели, и все прошло идеально. Медовый месяц провели дома, а потом сообщили о событии семье и друзьям, большая часть из которых завтра приедет на отложенный фуршет. Взяв последнюю из коробок, наконец доставленных из-за океана, приступаю к работе. Примерно месяц я пребывала в состоянии, похожем на сон, и не раз щипала себя за руку. Не только из-за дворца, в котором мы теперь живем, но и из-за переливающегося на моем пальце бриллианта в три карата и заложенного в нем смысла – это лекарство, положившее конец болезни, которой я была очень долго заражена.
За последние несколько недель наша жизнь приобрела будничный ритм: мы долго гуляем по пляжу, ездим в город, ужинаем на берегу моря, знакомимся с нашей новой жизнью. Я полагала, что сложнее всего будет адаптироваться – полностью отключиться от жизни, которую мы оставили в Вирджинии. Жизни, где мы с головой были погружены в дела Братства, просчитывая все наперед и воплощая задумки Тобиаса. Мне никогда не удастся осмыслить, как же он смог все это продумать, но пусть его гениальность останется тайной.
Оглянувшись в прошлое спустя несколько лет кропотливой работы, я вижу главное, каждую ноту, которую он выбрал, чтобы сочинить эту поразительную симфонию. Я вышла замуж за короля и легенду, а он в отражении видит только свои недостатки.
Вернувшись домой, он проспал несколько дней. Словно наконец-то почувствовал облегчение и позволил своему телу и разуму отдохнуть. Сейчас в его душе, в пылающих глазах царит покой, а я, если честно, не думала, что это мгновение когда-нибудь наступит – во всяком случае, не так скоро. Чувствую то же удовольствие, зная, что в большинстве случаев Тобиас выигрывает битву с чувством вины, которое годами его томило. Это утро стало еще одним переломным моментом. Я проснулась, увидев, как он голый, обмотанный белой хлопковой простыней, жадно блуждает взглядом по моему лицу и телу, и приподнялась, повернувшись к нему лицом.
– Puis-je demander une faveur de plus?[128]
– Чего ты хочешь теперь, мой жадный Француз?
– Un autre trésor[129].
Опешив, изумленно хохочу.
– Мы поженились пять минут назад, а ты уже хочешь ребенка? Не хочешь для начала испытать наш брак?
– Нет, – тихо говорит он, хватает меня за запястья и устраивается между моих ног, обводит взглядом мою грудь, а потом снова смотрит в глаза.
– Я еще пью таблетки.
Он наклоняется и целует меня.
– Так перестань их принимать.
– Серьезно?
Тобиас кивает, его глаза полны надежды.
– Tu apprendras à notre bébé à aimer comme toi[130].
– Тобиас, ты любишь так же неистово.
Когда я привстала и поцеловала его в лоб, чтобы стереть беспокойную морщинку, наша беседа кончилась небольшой тренировкой по зачатию ребенка. Тобиас кончил в меня, а через несколько минут я пришла к нему в ванную, где он принимал душ, открыла ящик туалетного столика, вытащила противозачаточные таблетки и выкинула их в мусорное ведро. Никогда не забуду, как просияли его глаза, как радостно он улыбнулся, а взгляд, которым мы посмотрели друг на друга… Нисколько не боюсь, что мы торопим события. Мы и так долго откладывали нашу совместную жизнь, но время больше не представляет для нас угрозы. Мы многого достигли, проделали долгий путь, и теперь
