реке?».
Тут поневоле начнёшь волноваться. Но внешне инженер невозмутим и абсолютно естественен.
- Ко мне он не заезжал, - спокойно отвечает он: а чего мне волноваться-то? Пусть Тарасов казаков допрашивает, я-то тут при чём?
Василёк ещё смотрит на него, но уже понимает, что из инженера ничего не вытащить, тогда он сворачивает тряпицу, на которой лежат деньги, убирает их с глаз – разговор закончен. И когда Горохов уже встал, он спрашивает:
- У Самары серёжки дорогие, это ты их подарил?
Признаться, этот вопрос Горохова немного удивил. «Серёжки заметил, а квадроцикл, который я ей подарил и который стоит намного дороже серёжек, ты не замечал?».
- Да, серёжки я ей подарил, - говорит инженер.
- М-м…, - многозначительно мычит атаман.
«И что значит это мычание?». Но Горохову выяснить это не удаётся, они с Васильком пожали друг другу руки, и он вышел из палатки атамана.
Серёжки? Да он тут же про них забыл, пошёл искать Самару и не замечал, как на него пялились местные женщины, улыбались. И ему было не до женских улыбок, он думал о том, почему Василёк ему рассказал о том, чем интересуется Тарасова:
«Атаман таким образом меня предупреждал? Он что-то знает? Что? Самара, наверное, что-то разболтала ему. Могла, хоть и обещала мне ничего никому не говорить. Но кто я ей? Да никто. А Василёк - её семья. Он точно что-то знает. Иначе с чего бы ему заводить со мной эти разговоры про Тарасова и тот берег?»
Вопросов было много, но одно было ему ясно, Тарасов к нему обязательно наведается опять.
Самару он нашёл у палатки её матери, там она общалась с детьми. Как и положено матери, что растит детей в степи, она была весьма неласкова. Видимо, бабушка нажаловалась, и теперь мать серьёзно отчитывала детей. Горохов подождал в сторонке, детей ему было немного жалко, но он и сам вырос в степи, и его детство не сильно отличалось от детства этой мелюзги. Мать у них, конечно, строгая. Но он знал, что по-другому нельзя. Кругом одни опасности, и чтобы выживать среди них, нужно быть максимально осторожным, а ещё работать с самых малых лет. Помогать старшим. Наконец Самара закончила отчитывать детей, дала им по дорогой городской конфете, и пошла к Горохову. Они сели на квадроцикл и поехали на участок. Инженер думал, что она сейчас заговорит с ним, и тогда он спросит у неё, что известно Васильку об их экспедициях на тот берег, но казачка всё ещё дулась, и Горохов не стал с ней заговаривать первым. Всё равно ничего путного из этого бы не вышло.
Он сразу, ещё не приблизившись к лагерю, замечал изменения, произошедшие в нём в его отсутствие. И сейчас ему в глаза бросился один квадроцикл, оставленный в тени большого камня. У него всего один человек. И квадроцикл, и человек были не из его коллектива.
Самара остановила машину у их палатки, он слез и сразу пошёл поглядеть, кто это к нему пожаловал, машинально чуть откинув правую полу пыльника. Вдруг понадобится револьвер.
Инженер уже по тому, как вальяжно валялся в квадроцикле человек, высунув ноги из приоткрытой дверцы кабины, понял, что это люди особого склада.
«Это не Тарасов. Не его люди. Кто-то от Люсички? Тоже нет… И кто же это к нам приехал, даже интересно?».
Он сразу понял, кто это пожаловал, когда увидал чёрную шляпу на одном из стоявших с Баньковским людей.
«Чёрная шляпа, и по комплекции это явно не Тарасов. Кто это? Угадай. Точно! Коняхин, человек Юрка Дулина. Пошла крупная рыба».
Инженер вспомнил детство и те нечастые моменты оглушительного счастья, когда на крючок с приманкой, заброшенный в болото, попадалось полупрозрачное уродливое нечто весом в двадцать килограммов, которое даже непросто было вытащить на сушу. Благословенная рыба-стекляшка, из которой можно было выдавить девять или, если повезёт, и десять литров рыбьего жира. Главного топлива пустыни. Это было настоящее счастье, баснословная удача для двенадцатилетнего мальчишки, чья семья пробивается саранчой и горохом. Вот и сейчас это было похоже на ту рыбалку. Рыба клевала всё крупнее и крупнее. Вот только с этими поклёвками всё время рос градус опасности. Но, как говорил один его хороший товарищ и коллега: «Опасность - хороший стимул для осторожности». Впрочем, сейчас он не очень волновался. Если один из приехавших валяется в прохладной кабине квадроцикла кверху пятками, значит, приехали разговаривать. Просто поговорить.
Толик, Коняхин и большой монгол. Они стояли у одного из отводов трубы, выведенной Дячиным из скважины, со стаканами в руках.
Увидали Горохова, повернулись к нему, ждали, пока он подойдёт.
- А вот и наш инженер. Душа и мотор нашего предприятия.
«Вон как ты умеешь выступать, прямо поэт», - заметил Горохов, а ещё заметил облегчение в голосе инвестора: ну наконец-то ты приехал. Кажется, общение с подобными людьми Толику удовольствие не доставляло.
- Хорошая водичка, - сказал монгол и чуть потряс пластиковым стаканом, в котором плескалась вода.
- Поздравляю, - произнёс Коняхин негромко.
Видно, привык, что его слушают, раскрыв рот.
- Спасибо, - отвечает инженер максимально радушно. – Рад, что вам понравилась наша вода. Мы зальём вам фляги на дорожку.
- Спасибо, - всё так же тихо говорит опасный тип в чёрной шляпе. И продолжает: – Инженер, мы тут по делу вообще-то.
Горохов почти уверен, что этот тип денег просить не будет, и угрожать не будет, эта фигура для унылого вымогательства слишком крупная.
- Да, и чем мы вам можем помочь?
- С тобой хотят поговорить, - произносит Коняха и добавляет многозначительно, - уважаемые люди.
- Уважаемые люди? Со мной?- инженер делает вид, что удивлён.
- С тобой хочет перетереть Юра Дулин.
- Юра Дулин… Юра Дулин. Это… Это…, - инженер делал вид, что вспоминает или думает.
- Это сын Папы Дулина, – пояснил монгол. – Слыхал про него?
– Да-да, конечно, просто сразу не сообразил… Но, понимаете, я практически всё время занят. Много работы на участке и вокруг. Но у нас есть руководитель проекта, он занимается всеми финансовыми вопросами, - Горохов указывает на Толика. – Господин Баньковский, может, съездишь в город, поговоришь с уважаемыми людьми?
- Кто? Я? – глаза Баньковского округлились. Кажется, он не очень хотел ехать куда-то с этими людьми.
- Ну да… Узнаешь, что хочет господин Дулин. Ты же у нас
