Сэмми отправляет Дейва за парнями и благодарит художницу:
— Спасибо, тетушка.
Затем поднимается и смотрит на меня:
— Я тебя послушал. Ты умеешь убеждать.
Уверенной походкой он направляется к раздевалке, где его ждут Морагу и тот, другой парень из охраны.
Когда Дейв возвращается, все четверо, посетив палатку и раздевшись там до трусов, следуют за остальными в потогонный вигвам. Морагу входит последним и задергивает за собой заслонки. Через некоторое время изнутри доносится пение.
— Да что за хрень такая творится? — подходит ко мне Рувим. — Грядет второе пришествие?
С другой стороны возникает Калико и обнимает меня за талию. Улыбается сначала мне, потом вождю и мурлычет:
— Никогда не недооценивай обольстительных речей старой рок-звезды.
* * *
Несколько часов спустя при свете луны мы, кто как, располагаемся возле кострища, заполненного тлеющими углями. Основная масса гостей уже разошлась. Положив под голову полено и скрестив ноги, с закрытыми глазами на песке лежит Рувим. Рядом сижу я, на коленях у меня пристроилась Калико. Дыхание у нее ровное, но я не думаю, что моя подруга спит, хотя за последние полчаса она не шелохнулась. Томас увел семью домой, оставив Сантану дремать рядом с нами. Когда парень попытался увести сестру, та замотала головой, и в конце концов Томас сдался, взяв с Рувима обещание проводить девушку. Эгги ушла в дом, однако Лия все еще на площадке. У ее ног расположилась Руби — вокруг, как обычно, разлеглось несколько собак, — после безумного забега со стаей она все время держится рядом с писательницей.
Морагу без умолку потчует нас историями — естественно, звучат традиционные сказки кикими, в том числе и байки про Джимми Чоллу, но еще шаман делится с нами воспоминаниями о своих приключениях после отъезда из резервации, когда много лет назад он затусил с «Дизел Рэтс» и отправился с группой на гастроли. Рассказы Морагу перемешиваются и плавно перетекают один в другой, так что порой даже трудно сказать, повествует он о себе или о каком-то фольклорном персонаже. Большинство сказок я неоднократно слышал, но они мне нисколько не надоели.
Небо этой ночью просто огромное, как, впрочем, и почти всегда над пустыней. Вращающийся над нами звездный простор буквально подавляет своим величием. Слушая приглушенный голос Морагу, я машинально играю прядью волос Калико и таращусь в вечную тьму. А когда шаман в конце концов смолкает, мы внимаем историям ночи. Через какое-то время Сантана встает и направляется к дому Эгги.
Тогда я спрашиваю у Рувима:
— Из тех старых пикапов, что ты вечно восстанавливаешь, есть ли какой-нибудь на ходу?
Вождь открывает глаза и смотрит на меня:
— А как же! Мы только что закончили перебирать двигатель одного классного старенького форда.
— И в каком он сейчас состоянии?
Рувим поджимает губы:
— Надо кое-где подлатать кузов. А ты зачем спрашиваешь?
— Хочу его купить.
— Да за каким чертом тебе пикап?
— Не для меня. Для Томаса.
— Ох.
— Не понимаю, — подает голос Лия. — Каждый твердит, будто у Томаса огромные задатки, чтобы стать шаманом. Почему же вы потакаете его отъезду?
Отвечает ей Морагу:
— Потому что ему необходимо обрести себя.
— И что это значит? — спрашивает Лия у него.
— Сейчас его духу тесно в резервации. Парню нужно покинуть ее и увидеть мир. Может, он вернется. Может, во внешнем мире ему понравится больше. А может, он даже поймет, что вернуться ему нужно именно для того, чтобы сделать здесь жизнь лучше.
Писательница какое-то время внимательно на него смотрит, затем интересуется:
— Именно это с вами и произошло? Разъезжая с «Дизел Рэтс», вы увидели мир в новом свете?
— Нет, — качает головой шаман. — Это произошло благодаря дружбе со Стивом.
Лия задумчиво кивает.
Внезапно собаки вскидывают головы, но это всего лишь возвращается Сантана с небольшим шерстяным одеялом под мышкой.
— Жаль, что здесь нет гитары, — говорит она мне, снова устраиваясь рядом и заворачиваясь в ткань. — Мне так бы хотелось снова послушать, как вы играете!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Со всех сторон поднимается одобрительный гул, а я тяжело вздыхаю.
— Значит, для нее ты играешь, а для нас нет? — Морагу словно зачитывает мне обвинительный приговор.
Я пожимаю плечами. Ответить мне, по большому счету, нечего. Но поскольку шаман не отстает, приходится объясняться:
— Все на самом деле было не так. Просто Сантане и Томасу случилось привезти мне газовый баллон как раз в тот момент, когда я перебирал струны.
— И что за музыку вы сейчас исполняете? — спрашивает явно заинтересованная Лия.
— Да ничего серьезного. Пальцы разминаю. Правда.
— Вы только послушайте его! — возмущается Сантана. — Он сыграл на гитаре все части кругового танца. И это было клёво! — девушке, похоже, совсем неважно, что те мои композиции основываются на музыке ее племени. Она радостно улыбается от уха до уха.
— Да все это…
— Если вы сыграете, я станцую, — перебивает меня Сантана.
Калико вскакивает на ноги и, заявив:
— Я тоже станцую! — исчезает.
А через мгновение появляется с гитарным футляром. Моим гитарным футляром. Она ставит его передо мной и напоминает, прежде чем я успеваю раскрыть рот:
— Здесь только твои друзья. Что такого может случиться? Даже если ты где и лажанешься, мы все равно не заметим!
И мне нечего ей возразить! Она права. Вообще-то я толком и объяснить не могу, почему больше ни для кого не играю. После смерти Опоссума, кроме моей подруги да безмолвной природы в окрестностях трейлера, меня никто и не слышал — насколько мне это известно. Впрочем, Сантане и Томасу удалось ведь подкрасться… Но вроде больше никто не мог подслушать.
Я усаживаюсь поудобнее и открываю футляр. Нынче можно приобрести какую только душе угодно гитару — новые мастера создают невероятные по красоте звучания инструменты, — но мне ближе мой старенький «мартин». Я купил эту гитару на первый выплаченный мне авторский гонорар — да, даже тогда я не пренебрегал своими издательскими правами, и теперь именно эти авторские отчисления поддерживают проекты, которые ведем мы с Морагу.
Я беру гитару и проверяю строй, кожей ощущая, как все на меня смотрят. Я играл для заполненных стадионов, играл для небольших компаний, а мандраж пробивал всегда — это от количества слушателей не зависит. Тот самый момент, когда начинаешь песню и еще не знаешь, завоюешь свою публику или нет.
Всегда начинай с того, что знаешь назубок, наставлял меня двоюродный брат Стив перед первыми выступлениями нашей школьной группы. И потому я беру первые аккорды «Звезды падают».
Как-то утром, как раз когда мы практически закончили писать третий альбом, я просто проснулся с этой песней, звучавшей в моей голове. Она пришла ко мне целиком, от начала до конца. Я сочинил для нее текст и затем записал на рояле. «Звезды падают» стали концовкой альбома — только вокал и рояль, да еще немного Салли подыгрывал, подкрашивая композицию мелодичным перебором. Песня мигом взлетела на второе место десятки хит-парада — на первое нам не дали пробиться «Битлз». И у нее оказалась долгая жизнь. Перед тем как я оставил свой прежний мир, кто-то рассказал мне, что на нее уже записано около трехсот каверов — пробовали все, начиная с Элвиса Пресли, Фрэнка Синатры и Барбары Стрейзанд и заканчивая Джо Кокером и Линдой Ронстадт. Кто знает, сколько их существует теперь?
Лия вскидывает голову, едва заслышав знакомое вступление, переложенное на гитару. Когда я приступаю к первому куплету, она закрывает глаза и с блаженной улыбкой начинает раскачиваться в такт. Отыграв «Звезды», я беру небольшую паузу, собираюсь с силами и отважно завожу танец с бубенцами кикими, с каждым ударом по струнам отбивая основанием ладони размеренный ритм композиции.
Сантана сбрасывает одеяло и вскакивает на ноги. Потом тянет Калико за руку, и вот уже они вдвоем отплясывают лишенную привычного речитатива версию древнего традиционного танца. Следом я исполняю еще несколько племенных танцев, затем — песню «Дизел Рэтс», после чего завершаю выступление инструментальным кавером моей самой любимой песни из когда-либо написанных — «Как прекрасен мир!»[51]
