3. Руби
Подобно большинству майнаво, Руби ощущала себя равным образом комфортно как в зверином обличье, так и в человеческой коже. Но, в отличие от большинства кузенов, часто меняющих один облик на другой, майнаво-псы предпочитают подолгу оставаться четвероногими. Руби не являлась исключением и потому на протяжении нескольких недель после сделки с ведьмой превосходно чувствовала себя в собачьей шкуре.
Она выполняла все приказы Абуэлы, кроме превращения в человека.
Бунт ничтожный, но больше ничего поделать она не могла, так что приходилось довольствоваться хоть этим.
По правде говоря, Руби не ожидала, что останется в живых. Ей представлялось, что ведьма прикончит ее и заберет душу, едва Мэнни и Сандэ выведут девчонку за порог. Однако Абуэле, судя по всему, для усиления ее магической силы смерть майнаво не требовалась.
— Не волнуйся, — сказала она, когда дверь за корба и Сэди закрылась. — Я не собираюсь причинять тебе вред. Моя брухерия[48] совсем не такая, что у ведьм кикими. Я одновременно и курандера[49], и бруха.
Руби презрительно фыркнула:
— Знахарка ты или ведьма, все равно твоя магическая сила украдена у громов. Со мной ты планируешь поступить так же? Выкрасть как можно больше магии из моей души?
— Я тебе уже говорила: ничего у твоих громов я не брала. Неужто ты думаешь, будто в мире существует только магия твоих верховных духов?
— Да!
— Какая же ты наивная.
Руби отмахнулась:
— Мы жили здесь задолго до вас, пятипалых. Громы явились к нашим старейшинам и поделились с ними своей магией. А к тебе они не приходили. Ты даже их имен не знаешь!
— Мы верим в других богов.
— Да какая разница, во что ты веришь! Я заключила с тобой сделку и слово свое сдержу. Делай со мной, что собиралась. Но предупреждаю: если украденное у меня на пользу твоей магии хоть как-то навредит земле, моей стае или любому кузену, от последствий тебе не отвертеться. Эта парочка ворон, что только что ушла, обернется твоей самой незначительной проблемой.
— Я не причиню тебе вреда.
— Сказала гремучая змея, гипнотизируя жертву перед укусом.
— За кого ты меня принимаешь? — нахмурилась Абуэла.
— За воровку и чудовище.
— Потому что я бруха?
— Да какая ты бруха! Духами может повелевать только эчисера.
— Ты ничего обо мне не знаешь, — мрачно произнесла старуха.
— Я знаю, что ты пятипалая, а у них своей магии нет.
— Ты так уверена в этом?
— Откуда, по-твоему, исходит твоя магическая сила? — спросила Руби.
Абуэла положила руку себе на грудь:
— Из моего сердца.
Девушка покачала головой.
— Она исходит из крови майнаво. В пятипалых ее так мало, что им приходится вытягивать силы из земли и истинных майнаво, чтобы она хоть как-то действовала.
— Истинных майнаво? Мол, вы такая чистая и совершенная раса?
— Духи зла не трогали нас, пока в наших краях не поселилось племя пустыни, которое отняло у нас землю. Потом у них ее забрали явившиеся с юга испанцы, а у тех — белые американцы. И если ты воображаешь, будто я должна сочувствовать тебе, коли вас вытурили в это убогое баррио, в то время как белые шикуют, прожирая награбленное, то для меня вы все ворье. Вы порабощаете и убиваете без разбору.
— Некоторые люди таковы, это правда. Но не все.
Руби выдержала взгляд старухи.
— Эта земля не всегда была пустыней. Это вы сделали ее такой! А ты — да, ты! — ты продолжаешь выжимать из нее магическую силу, и тебе даже в голову не приходит хоть как-то восполнять украденное.
— Так ты ненавидишь всех людей?
— Только ведьм. А большинство пятипалых не стоит воспринимать всерьез.
— Тем не менее ты предложила свою душу за эту мерзкую девчонку.
Руби пожала плечами.
— И живешь-то ты с Эбигейл Белой Лошадью, — продолжила старуха. — А ведь она такой же человек, как и я.
— Ты просто ничего не знаешь, коли так думаешь.
— Я знаю, что она не майнаво, — произнесла Абуэла. — Может, она ведьма?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Руби улыбнулась:
— Будь она ведьмой, псовые братцы убили бы ее и съели ее сердце.
— Ты хочешь сказать, если бы она была ведьмой кикими?
— Все ведьмы одинаковые, — отмахнулась девушка. — Просто псовым братцам нет дела до колдуний за пределами резервации.
— Но Женский совет они ведь не трогают.
— Они просто практикуют магию. Это другое.
— Как и я.
Руби умолкла. Спор ничего не даст, поняла она.
— Так что от меня требуется, чтобы ты смогла воспользоваться моей магической силой?
Абуэла покачала головой:
— Мне нужно всего лишь брать тебя за плечо или руку во время обрядов с талисманами или приношениями.
— Тогда это был наш последний разговор, — заявила Руби.
И приняла собачье обличье.
В последующие дни Абуэла пыталась склонить ее вернуться к человеческому облику, однако Руби не поддавалась. Она позволяла ведьме прикасаться к ней во время обрядов, но на любые попытки обращаться с ней как с домашним животным отзывалась утробным рыком. Если Абуэла не унималась, рычала громче и обнажала клыки.
Когда ведьме не требовалось ее присутствие, Руби околачивалась снаружи. Лежала на земле, передвигаясь вслед за солнцем вокруг дома, чтобы оставаться в тенечке. Практически единственным доступным ей зрелищем была суета в клубе «66 Бандас» напротив. Бандиты возились со своими тачками и мотиками, и какой-то народ шастал туда-сюда. А по ночам там затевались буйные гулянки под пронизывающие басы обожаемых гангстерами наркокорридо[50] — громыхание разносилось по всей округе.
Естественно, никто не жаловался.
Ведьма тоже, поскольку ее жилище было звукоизолировано каким-то заклинанием, надежно перекрывающим внешние шумы любой силы. И когда вой и гвалт во дворе становились нестерпимыми, Руби заходила в дом и ложилась у двери.
Еще ей приходилось находиться внутри, когда к ведьме заявлялись клиенты. К удивлению Руби, Абуэла, похоже, ей не врала — во всяком случае, чародейство старухи злом не отдавало. В основном она колдовала с подношениями да с церковными свечами, которые покупатели несли в располагающуюся неподалеку церковь Святой Маргариты Марии для усиления действенности молитв. Еще ведьма накладывала чары и заряжала талисманы для здоровья. Любви и благосостояния. Отыскания потерянных вещей или людей. Для защиты.
Перед тем как отдать клиенту готовый товар, Абуэла подзывала к себе Руби и клала ладонь ей на спину. И тогда плененная майнаво ощущала легкую дрожь, будто из ее тела рыжей собаки что-то переходило в руку старухи, а потом в амулет.
В общем, если ведьма и практиковала черную магию, то не в присутствии Руби. Но раскаяния за резкие словечки, которые майнаво обрушила на старуху в момент их крайне неприятного знакомства, она не испытывала, поскольку замечала, что с каждым изготовленным талисманом Абуэла вытягивает из земли чуточку жизненных сил — и это помимо кражи магической силы у самой Руби! А в Расписных землях Морагу и старейшины из Женского совета обязательно воздавали благодарность земле за то, что пользовались ее силой.
Порой Руби подмывало принять человеческое обличье и указать ведьме на эту оплошность, однако, поразмыслив, она неизменно отказывалась от подобного намерения. Ответ ведьмы ей был заранее известен: мол, она делает это для себя и своего народа, а что будет с другими, ее совершенно не колышет. Ведь именно так большинство пятипалых поступает с окружающим миром.
В первое воскресенье своего пребывания у ведьмы Руби увязалась за Абуэлой, когда та вышла из дома. «Ну теперь-то я узнаю все о ее темных делишках», — подумала майнаво. Но старуха всего лишь посетила мессу в церкви Святой Маргариты Марии и вернулась домой.
Впредь Руби следила за каждой вылазкой ведьмы. Сопровождала ее на рынок, где Абуэла покупала продукты, и в пустыню — там старуха собирала травы. В отличие от Эгги, она не благодарила растения за самопожертвование, однако больше никак свою несомненно пакостную натуру не проявляла.
