«Хвала тебе, Милостивый Владыка Грядущего», – пронеслось в голове. Эта мысль сменилась удивлением – с чего это он стал возносить хвалу богу храма Истинной Эволюции? Это он тоже узнает, но позже. Потом, когда окажется в безопасности.
Уголки губ Лохлана поползли в стороны, но сложиться в улыбку им было не суждено. В спину больно ужалило что-то горячее. Неожиданно сильные руки людей с трубками – прятки, вот как их называли – подхватили его, сначала забрав из ослабевшей ладони Книгу. Но ему уже было все равно – Лохлан понял, что сердце больше не бьется. А в следующее мгновение мир исчез, уступив место вечной тьме. Миг, растянувшийся в вечность – именно так выглядит смерть.
* * *
Голос звучал приглушенно, словно пробивался сквозь толстый слой ваты. Это был именно голос, обычный мужской баритон. Но слова разобрать не удавалось, сплошное бормотание, сливающееся в тихий гул.
– Вы меня слышите? – наконец словам удалось преодолеть ватную пелену. Спрашивали, очевидно, его.
– Да.
Собственный голос показался чужим. Не совсем понятно, каким он должен быть, но вроде бы – не таким. И обнаружилось еще одно белое пятно – неясно, кому должен принадлежать этот «собственный голос». Он не мог вспомнить своего имени.
– Как вы себя чувствуете? – спросил тот голос.
– Не знаю, – честно ответил человек, прислушиваясь к своим ощущениям. – Спина болит.
– Вы помните, что произошло?
А что он помнит? Человек задумался. Из памяти выползали лишь темнота – не ночь, а какая-то тотальная тьма, заполняющая все вокруг, а потом этот невнятный голос. Впрочем, теперь голос стал вполне понятен, это сначала он казался невнятным. И еще болело в спине, словно туда что-то воткнулось и давит, норовя пронзить насквозь. Больше никаких воспоминаний не было. Он не знал, правильно ли это, потому что просто не помнил, как должно быть.
– Я… оказался здесь, – как правильно назвать то, что сохранилось в памяти, он не ведал.
– А до того. Вы что-нибудь помните, что было до того, как вы оказались здесь?
– Н-нет, – неуверенно проронил человек.
Он осторожно открыл глаза. Здесь было темно, но не настолько, чтобы ничего не увидеть. Это уже не та тьма, что окружала его совсем недавно. И еще он понял, что создавало впечатление бормотания, когда звучал голос – в этом месте на самом деле что-то гудело. Непрерывно и монотонно, этот звук никак не зависел от того, говорил голос или молчал. И, кстати, голос доносился откуда-то сзади, из-за спины.
– Как вас зовут?
Как надо отвечать на этот вопрос? Должны ли его как-то звать? Человек не был уверен.
– Вы помните свое имя? – уточнил голос.
Значит, все-таки его как-то зовут.
– Нет.
– У вас вызывает дискомфорт то, что вы не помните собственное имя?
– А должно?
– Хм. – Человек не понял, голос усмехнулся или просто задумчиво хмыкнул. – Лохлан Флетт. Вам это что-нибудь говорит?
Да, это говорило. Это было его имя, теперь он вспомнил.
– Кто вы? – спросил Лохлан.
– Вы можете встать, – вместо ответа сообщил голос. – Процесс восстановления уже полностью завершен, боли имеют фантомный характер и вскоре пройдут.
Лохлан приподнялся на локтях. Это оказалось легко сделать. Тело слушалось, руки не связаны, и его никто не держит. Он осмотрелся.
Теперь понятно, откуда гул – Лохлан лежал на чем-то мягком в широком проходе, уходящем вперед, по бокам от прохода виднелось несколько рядов серых кресел с ремнями. Кресла были пусты. Он находился в самолете, который, судя по легкому, едва заметному ощущению качки, летел.
Лохлан обернулся. Перед ним в точно таком же, как впереди, сером кресле сидел человек в черной хламиде. Точнее, не совсем человек, понял Флетт, рассмотрев лицо сидевшего: узкие губы, высокий лоб и глаза: огромные, черные, без единого намека на наличие белков. Это храмовник. Прелат, кажется, так они себя называли.
– Как я здесь оказался?
– В самолете?
Флетт пожал плечами. Он не знал, что конкретно имеет в виду. Самолет, Анклав, планету. Или вообще – самое Бытие?
– Вы помните что-нибудь об Эдинбурге? – спросил храмовник.
– Название помню.
– Стало быть, все несколько хуже, чем мы предполагали. Имена Бойд, Мортенс, Койман, Моратти – вам что-нибудь говорят?
Лохлан повторил про себя всю цепочку. Нет, для него это был всего лишь набор звуков, ничего не значащее мычание.
Прелат недовольно поджал губы и медленно, словно читая из невидимой книги, нараспев произнес:
– Avva marda avva, cuar…
– Pecpon nisben halp yer riger, – продолжил фразу Лохлан.
– Следовательно, это вы помните, – прелат улыбнулся.
– Я ничего не помню, слова появляются сами. Расскажите мне, каким образом это происходит.
Странные слова продолжали литься из ниоткуда, вызывая внутри странное ощущение. Казалось, что так было уже не единожды.
– То, что вы повторяете, это Постулаты Милостивого Владыки Грядущего. Самый первый Постулат. С него все начинается.
– Что начинается?
– Все, – повторил храмовник, видимо, не понимая, что вызвало замешательство у Лохлана. – Истинная Эволюция. Здесь, – в руках храмовника появился непроницаемо черный кирпич, – собраны основные Постулаты. Базовая, так сказать, часть.
– Это то, что я принес сюда? – спросил Лохлан. Смутные догадки появлялись в его голове. Или это была память, а не догадки?
– Да. Вы вернули Свод Постулатов.
Флетт ощущал, как в голове у него что-то происходит. Казалось, где-то в глубине, под черепом, начали вращаться шестеренки, наматывая на себя нить событий. Ту самую, которую он потерял, ту, что звалась памятью.
Картины прошлого всплывали с пугающей скоростью, они появлялись хаотично, разрозненными кусками. Их становилось все больше, еще чуть-чуть, и голову разорвет от обилия ненужных воспоминаний. От того страха, который довелось пережить Лохлану.
Он не хотел знать всего этого, забвение дарило спокойствие и снимало ответственность. Не перед миром – перед самим собой.
Последний кадр встал на место, выстроив предыдущие фрагменты в четкую, хорошо понятную линию. Нить событий восстановилась, только в отличие от нити, что дала Тесею Ариадна, она не показывала выход из лабиринта. Она вела в самое его сердце, прямо к притаившемуся там Минотавру.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
