меры.
Друзья Драгиши сетовали на несправедливость, ведь все были уверены, что зимой его произведут в капитаны.
Спустя два дня устроили прощальный вечер. Среди здравиц были и такие, что растрогали старого служаку до слез. Не обошлось, конечно, и без шуток. На одну из здравиц, в которой говорилось о том, что это мимолетная неприятность послужит ему же на пользу, Драгиша ответил так: «Поверьте, господа, если зовут на свадьбу осла, наверняка не стало либо дров, либо воды!»
* * *
Прошло три года.
Некий белградский актер, представлявший по кафанам типы белградцев, как-то летним вечером сидел в кафане. Он только что закончил один из своих рассказов, как кто-то из слушателей спросил:
— Скажи, пожалуйста, кто этот толстяк, который позавчера вечером сидел с тобой «У павлина»?
— Усатый, что ли? — спросил актер.
— Да!
— Это мой земляк, Драгиша Милутинович, преоригинальнейший человек!
— Почему же ты нам о нем до сих пор ничего не рассказывал?
— А потому, братец, что я еще изучаю его; впрочем, вас заинтересует даже то, что мне уже известно. Итак, как я уже сказал, Драгиша мой земляк. Правда, родом он не из нашего села, в нем он только вырос; родители его бежали всей семьей из Герцеговины. Мы с Драгишей сверстники и учились вместе в начальной школе; он поступил учеником к оружейнику, а я к парикмахеру. Во время турецкой войны{36} Драгиша восемнадцатилетним юношей пошел добровольцем в армию. Несколько лет я ничего о нем не слышал, но встретил его перед последней войной{37} в Белграде уже унтер-офицером. Потом говорили, что он отличился в боях и произведен в офицеры.
Несколько месяцев тому назад встречаюсь я на Теразии с каким-то человеком; он взглянул на меня, быстро отвернулся и поспешил дальше. Лицо его показалось мне знакомым, а его бегство возбудило любопытство. Поворачиваю за ним, справляюсь о нем на каждом шагу у знакомых. Все пожимают плечами. Наконец наталкиваюсь на Уроша К., который знает всех, он и говорит:
— Странный это человек и нехороший, один из тех, о которых говорят: до обеда себя ненавидит, а после обеда и себя, и весь свет! Бывший офицер, сейчас, кажется, чиновник военного министерства! Не знаю точно, как его зовут.
— Господи, уж не Драгиша ли Милутинович? — спрашиваю.
— Кажется, его имя Драгиша!
Я кинулся за беглецом и, нагнав его, хлопнул по плечу.
Он обернулся и выпучил на меня глаза с таким видом, будто собирался съесть.
Я крикнул:
— Драгиша, друг, неужто не узнаешь?
Он смешался немного, что-то буркнул себе под нос, протянул руку и забубнил:
— Как же, как же! Слыхал, что со мной случилось? Перевели из армии в министерство! А друзья у меня чудесные! «Подпиши, говорят, Драгиша, вексель». — «Давай, почему бы нет!» Уйму векселей подписал и все пришлось выплатить! Полгода водили за нос — все сулили вернуть в армию!
— С каких же пор ты в Белграде? — спрашиваю, чтобы внести какой-то порядок в его бессвязный рассказ.
— Да вот уже три года!
— И за столько времени мы ни разу не встретились!
— Где же встретиться? — сердито крикнул он. — Понимаешь, я разорен! Никуда не выхожу, ни с кем не встречаюсь… из дому на службу, а со службы домой.
— Женился?
— Вот еще! Не видишь, что я уже седой?
— Я, брат, и не имел в виду последние годы, а полагал, что ты уже давно женат.
— В армии, что ли? Ну да, как же, думал я там о подобных глупостях!
— А какое у тебя жалованье?
— Около двадцати дукатов в месяц.
— Да это прекрасное жалованье!
— Конечно, особенно как подумаешь, что мне его положили благодаря хлопотам тетушек! Следует знать…
— Знаю, знаю… — прервал я, видя, что он снова принимается за свои жалобы. — Ну, как-нибудь в другой раз встретимся и поговорим! До свидания!
Возмутило меня тогда его поведение! Я от всей души интересуюсь им, а он хоть бы спросил о моей семье, хоть бы заикнулся о нашем детстве! Ясно, что это скаред, досадующий на перевод из армии лишь потому, что там получал бы более высокий оклад. А потом, эти его уверенья, будто разорен выплатой по векселям! Готов биться об заклад, что все это вранье, просто он заподозрил, что я тоже хочу использовать его как поручителя!
Встреч с ним я больше не искал, а если мы и встречались, я делал вид, будто его не замечаю. Так прошло несколько месяцев, и вот вчера вечером, проходя по улице князя Милоша, я остановился, чтобы переждать похоронное шествие. Вдруг меня хлопают по плечу. Оглядываюсь — Драгиша! Дружески протягивает руку. Народу скопилось много, кто-то меня толкнул, и я качнулся в его сторону.
— О, о! — воскликнул он, подхватив меня под руку. — Ты, кажись, не очень-то тверд на ногах, да и руки у тебя тонковаты, ей-право!.. Кого это хоронят?
— Не знаю, — бросил я, недоумевая, что ему от меня нужно. Ведь подобные люди даже «бог в помощь» не без расчета говорят. Впрочем, какой услуги он может от меня ожидать? Разведать о своей новой жертве, которую я знаю! Ну, погоди, старый негодяй, уж я тебе сейчас услужу!
Драгиша предложил:
— Давай выпьем по кружке пива?
— С удовольствием, — говорю. — Раз ты в таком хорошем настроении, давай! В самом деле, сегодня ты малость повеселее!
— Эхма, если б мы вчера вечером встретились, я угощал бы тебя всю ночь!
— Ну, а за что?
— За то, что ты так здорово представил гайдука Велько!
— Ты был в театре?.. Значит, ты ходишь иногда в театр?
— Изредка, когда дают «Гайдука Велько» и «Бой на Косове». Это стоящие вещи, не то что прочие ваши дуракавалянья! Удивляюсь, почему