Наконец осмотр закончен и можно спокойно вздохнуть. Но и дальше действия Грэма, скорей, подошли бы женщине. Открыты несколько баночек, заточены три карандаша, несколько салфеток уже полетели в камин; журналист накладывает грим — что может быть смешнее? И эти действия нельзя объяснить надвигающимся карнавалом — уж очень аккуратны проводимые линии, почти незаметны штрихи. Этот грим накладывается не для того, чтобы его заметили. Наоборот, главная цель — создать иллюзию настоящего, превратить симпатичного, но ничем не примечательного криминального журналиста Грэма Пола в загадочную личность с бледной кожей и сеточкой мелких шрамов.
Закончив с лицом, Грэм убрал фотографию, глядя на которую рисовал шрамы, и выглянул в окно. Тучи так и не разошлись, но день почти наступил. Что ж, стоит выбраться в город и прогуляться по злачным местам. Есть ли лучшие источники информации, чем усталые шлюхи, просыпающиеся нищие и похмельные вышибалы? И хотя последние полтора года основные деньги Грэм получал отнюдь не в редакции, тяга к расследованиям не отпускала. Привычка все знать и везде успевать лишала журналиста шансов на спокойное существование.
Порадовавшись, что холодное время года дает возможность не заниматься руками, а просто надеть перчатки, журналист прихватил одну из пудрениц и спустился вниз. Улица встретила его порывами резкого ветра, запахом близкого океана и пустотой брошенных домов. Окна его квартиры выходили на противоположную сторону здания, туда, где жизнь продолжалась. Но парадный вход подъезда принадлежал другому миру — миру почти заброшенной улицы Погибших Кораблей. И хотя с Кровавой недели минуло уже два года, мало кто рисковал поселиться здесь. Несколько рабочих семей, мелкие торговцы, десяток сомнительных личностей и один сумасшедший журналист — вот и все обитатели. Грэм не то чтобы поселился. Он просто не уезжал, даже когда число жертв Безумного Тима доходило до трех-четырех в день. Зато он настолько привык добираться в редакцию по крышам, что каждое утро, не задумываясь, взбирался по лестницам наверх. Что еще нужно молодому рискованному мужчине, немного авантюристу, но умеющему вовремя остановиться? Прогулка по скрипящим крышам, ощущение пустоты этажей между ним и землей и тайны бесчисленных подземелий. На этой мысли журналист споткнулся. Он вдруг понял, что теперь вполне может сосчитать эти самые подземелья. В любой момент. Да вот хоть сейчас — пропустить поворот в заведение Мамочки Мадлен, пройти еще два переулка и спуститься в подвал, над которым до сих пор сохранилась вывеска «Все для прекрасных дам». А дальше — только вопрос удачи. Неизвестно, есть ли эта часть подземелий на карте, которую Грэм получил от Советника. Только спустившись вниз и прочитав знаки, оставленные на стенах подземными, он получил бы ответ.
Осознав, что стоит посреди улицы под еще не погашенным фонарем и действительно рассуждает — не спуститься ли вниз просто для того, чтобы сосчитать: сколькими этажами продолжается его дом там, под землей, журналист хмыкнул. Это ж надо такое придумать! Больше года он ходит вниз, иногда раз в месяц, иногда чаще, но ни разу ему не приходило в голову прогуляться под своим кварталом. Решив, что отказываться от этой идеи он не будет, Грэм достал папиросу. Не то чтобы ему хотелось курить, но перед посещением Мамочки Мадлен хорошо бы успокоиться. Потому что нервничающему журналисту ответов на свои вопросы не дождаться.
За стойкой обнаружилось странное создание — маленькое, с насупленными бровями, энергично щелкающее счетами. Грэм пару секунд любовался торчащими вихрами и огрызком карандаша за ухом. Вслушиваться в бормотание не стал — какая ему разница, сходится в борделе дебет с кредитом или нет.
— Привет, Бонни. А где Мадлен?
— Здесь, дорогой. Не отвлекай малыша, пусть считает. — Из-за ширмы, закрывающей вход во внутренние помещения, выплыла невероятной красоты женщина. Конечно, ей было не двадцать и даже не тридцать, но каждая морщинка легла на свое место, только подчеркнув элегантность Мамочки. Черные волосы, поднятые в высокую прическу, точеная фигура профессиональной танцовщицы. Однажды Грэм видел, как танцует та, что когда-то была Крошкой Мадлен. Годы не смогли ничего сделать с легкостью движений и плавностью жестов. Изгибаясь, как лиана, прекраснейшая из женщин парила, превращая танец в тайну. Но самой большой тайной оставалась она сама — женщина, из всех предложенных судеб выбравшая самую странную — хозяйки портового борделя. А в том, что выбирать было из чего, Грэм не сомневался.
— Идем, дорогуша, я сделаю тебе кофе. Считай, Бонни, мне нужны цифры через час.
Журналист навострил уши. Это могло что-то значить, а могло не значить ничего. У Мамочки проблемы с деньгами? Ну, тогда ей просто стоит продать один из своих гребешков, сверкающих якобы дешевыми подделками. Грэм не разбирался в камнях, но в процессе одного расследования научился отличать фальшивые изумруды от настоящих. А разве кто-то будет совмещать в одном украшении камни ценой в сотни крон и стекляшки? Так что денежные проблемы Мамочке не грозили. Тогда зачем Бонни посадили за подсчеты с утра пораньше?
— Отнести кофе малышу? — Грэм взял чашку.
— Он уже три выпил с утра, хватит пока. — Мадлен присела на табурет и придвинула к себе вазочку с кремом. — Ночь тяжелая была, да и следующая будет не легче. Досчитает и спать отправится.
— А ты?
— Мне не надо. — Мамочка скорчила гримасу.
Это была еще одна тайна прекрасной женщины. Когда она спала? Однажды, нанюхавшись пыльцы, Грэм набрался наглости и спросил, когда она последний раз засыпала. Мадлен грустно улыбнулась и предложила сказать, когда она последний раз просыпалась. Журналист не помнил, что было дальше, да и не хотел вспоминать.
— Так зачем ты посадила Бонни за математику? Или это секрет?
— Секрет. Возможно, я продам заведение. Хочу знать, какую цену стоит запросить. Поспокойней, дорогуша, не опрокинь, кофе горячий.
Грэм судорожно кивнул и аккуратно поставил чашку.
— Как продашь? Кому? Почему?
— Кому — не твое дело. А почему… Здесь скоро будет опасно.
— Для тебя? — журналист не смог скрыть удивления. Все знают, какие покровители у Мамочки. Говорили, даже сам Канцлер…
— Для всех. — Мадлен насупилась, вдруг став похожей на своего брата, занимающегося в этот момент подсчетами. — Ты ведь рядом живешь, да? Переезжай куда-нибудь.
— А иначе что? — Грэм опустил глаза, пытаясь сдержать волнение. Ах, как он любил такие моменты. Тайна уже рядом, ты уже видишь ее, уже знаешь, что она покорится тебе. Моменты предвкушения.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
