Адреса его я не знаю, а поэтому прошу Вас или сообщить мне адрес И. Андроникова, или ‹назвать› другое лицо, заинтересованное в письмах Куприна».
Сообщение Рябухиной попало к тогдашнему секретарю Правления Союза писателей СССР К. В. Воронкову, который, конечно, выразил большую заинтересованность советской писательской организации в получении писем замечательного русского прозаика. 30 ноября Правлением было получено второе сообщение Рябухиной, в котором говорилось: «Посылаю обещанные письма покойного писателя А. Куприна, адресованные им моему отцу – Никандру Михайловичу Рябухину. Одновременно приобщаю к письмам и пояснение моего отца о причинах и цели завязавшейся в своё время между ними переписки. Буду очень рада, если эти письма представляют какой-либо литературный интерес».
Адресат писателя, Н. М. Рябухин, сообщал в свою очередь: «История посылаемых писем А. И. Куприна ко мне вкратце такова. Мой знакомый, ныне покойный, написал мне из Парижа, между прочим, что Куприн нуждается. В это время в Холливуде подготовлялись к постановке или были уже в процессе съёмок „Воскресение“ и „Анна Каренина“ Л. Толстого. Мне пришло в голову, что такое произведение, как „Поединок“ Куприна, могло бы заинтересовать одну из студий Холливуда как материал для картины. По этому поводу я переговорил с М. И. Вавичем (известным в России опереточным актёром), много в то время работающим в студиях Холливуда. Он нашёл мою идею заслуживающей внимания и посоветовал написать Куприну, испросить его согласия и желательную им цену за права. Писатель очень скоро ответил, назвал цену (очень незначительную по тем временам), и я достал агента-посредника (как здесь принято) вести переговоры со студнями. Переговоры эти (как всегда в Холливуде, если предлагаемая вещь не какая-нибудь сенсация) тянулись чуть не два года и закончились „неопределённым“ отказом. Потом разразилась „депрессия“, и деятельность студий сильно сократилась. Словом, из нашего начинания ничего не вышло. В студиях были потеряны, не возвращены мне два или три письма Ал. Ив., а главное, краткий набросок желательных, по мнению писателя, изменений в содержании „Поединка“ для американского фильма».
А. И. Куприн
Из переписки, завязавшейся с Рябухиной, постепенно выявились некоторые моменты, касающиеся адресатов, интересовавших Воронкова, – Н. М. Рябухина и А. И. Куприна.
Рябухин родился в 1891 году. В четырнадцатом окончил медицинский факультет Саратовского университета и тогда же был призван в действующую армию, на поля Первой мировой войны. Вскоре родным пришло известие о гибели Никандра Михайловича, но в 1925 году жена и девятилетняя дочь неожиданно получили известие от него из США. Оказалось, что он жив. Несколько лет бродил по свету. Работал грузчиком в порту Сан-Франциско. Затем сдал экзамены на доктора медицины и, поселившись в Голливуде, возобновил связь с семьёй. «Моя переписка с ним, – вспоминала H. H. Рябухина, – всегда носила эпизодический характер: он то находил меня и принимал в моей судьбе живейшее участие, то вновь терял на долгие годы связь со мной. С 1935 года мы переписываемся аккуратно. Судя по его письмам, несмотря на долгие годы эмиграции, отец мой остался истинно русским и по натуре, и по характеру. Поэтому он свято хранил память о русском писателе А. Куприне, таком же эмигранте, долгие годы оторванном от своей родной почвы».
Н. М. Рябухин никогда не встречался с Куприным, но, узнав о его тяжёлом материальном положении, отозвался на беду писателя с истинно русской широтой и бескорыстностью: «Примерно в 1926/1927 г. от опереточного певца Вавича, – продолжает H. H. Рябухина, – отец узнал, что А. Куприн очень нуждается, что он дошёл до крайней степени нищеты. У моего отца был друг, племянник художника Ге, Григорий Ге – артист голливудской киностудии. Через его посредничество отец предложил помочь А. Куприну продать его роман „Поединок“ одной из голливудских кинофабрик. Куприн ухватился за это предложение и написал сценарий „Поединка“. Сценарий был передан какому-то типу – киномаклеру, и тот водил за нос моего отца, а вместе с ним и нищего в то время Куприна. Они никак не могли сойтись в цене, а когда писатель в припадке острой нужды наконец согласился продать сценарий за какую-то весьма небольшую сумму, кинофабрика лопнула, и сценарий так и не увидел света. Очень жаль, но этот любопытный документ исчез, очевидно, вместе с крахом фабрики».
Простые русские люди – отец и дочь Рябухины – совершили патриотический поступок, сохранив и вернув письма одного из талантливейших русских прозаиков на Родину. Хронологически эти письма охватывают один год жизни Куприна (с лета 1927 года по лето 1928-го) и касаются только одной проблемы – попытки экранизировать повесть «Поединок». Эта страница эмигрантской жизни писателя интересна сама по себе. Но кроме своей прямой значимости – содержания определённой информации она замечательна ещё и теми оговорками, которые характеризуют материальное положение писателя, его отношение к эмигрантской среде Парижа, борьбу со своей судьбой и нежелание покориться ей. За деловыми строками писем Куприна вырисовывается нелёгкая и грустная полоса жизни самобытного русского таланта.
Время неудержимо стремится вперёд, но в его призрачной дымке фигура А. И. Куприна не становится туманной и далёкой, а напротив, вырисовывается перед нами всё ярче и выпуклее. Свою маленькую лепту в этот процесс познания великого русского таланта внесла простая женщина из Конотопа, которая скромно писала о себе: «Что касается меня, то я, собственно, не чувствую за собой какой-то особой заслуги. Я просто послужила посредником – вот и всё».
H. H. Рябухина передала письма Куприна в полную собственность К. В. Воронкову, разрешив ему распорядиться ими по его усмотрению. Письма остались в архиве Константина Васильевича, который после его смерти был передан в Музей истории и реконструкции Москвы. Таким образом, они поступили в музей истории города, в котором прошли детство и юность А. И. Куприна. И знаменательно то, что как раз в период переписки с Н. М. Рябухиным писатель работал над повестью «Юнкера», в которой мысленно возвращался к годам молодости, к периоду обучения в Александровском военном училище, о котором говорил:
– Я весь во власти образов и воспоминаний юнкерской жизни с её парадною и внутреннею жизнью, с тихой радостью первой любви и встреч на танцевальных вечерах со своими «симпатиями». Вспоминаю юнкерские годы, традиции нашей военной школы, типы воспитателей и учителей. И помнится много хорошего…
Одним словом, период, к которому относятся неизвестные ранее письма Куприна, был овеян для писателя дымкой лёгкой печали по ушедшей молодости и горькими думами о потерянной Родине. Живя в Париже, он меньше всего думал об этом центре европейской культуры. Мысленно Куприн был уже дома. Сюда, в Москву, в родной
