Ближе к шестнадцатилетию общение с Марком стало еще более напряженным. Я видел, что он недоволен мной, что даже после хорошей еды и физической нагрузки я не выглядел на его картинах так, как он того желал, но я не мог ничем помочь своему хозяину. Мужчина, закуривая какие-то мятные травы из тонкой длинной трубки темного дерева, часами мог делать легкие наброски и, едва взглянув в мое лицо, тут же сминать и уничтожать их, в ярости выкидывая скомканные листы на пол. Уже долгое время он не мог получить полноценной картины, и его недовольство всё заметнее выражалось в грубости ко мне.
В один из таких дней хозяин в очередной раз закурил и принялся за работу, но, провозившись над листом битый час, вновь разозлился, отбросив в сторону мольберт.
— Хватит! Мне надоело на это смотреть!
— Хозяин?
Сжав руки, он постарался выдохнуть и успокоиться, но, лишь посмотрев на меня, кажется, вспыхнул снова. С едва скрываемой ненавистью он подошел ко мне и, прикоснувшись к подбородку, приподнял лицо.
— Ты безжизненен, в тебе нет ни капли души, словно чертова кукла.
Он говорил тихо, но интонацией будто вбивал свои слова в мою голову. Я не понимал, что он хочет этим показать, но подспудно ощущал опасность, как если бы видел летящий в мою сторону клинок.
— Простите.
Марк кивнул, но его пальцы сжались сильнее, в один момент он наклонился ко мне ближе и резко впился губами в мои губы, сминая их и не давая мне отстраниться. Свободная рука прижала меня так сильно, что я не мог вдохнуть, точно бы собираясь раздавить меня в объятьях.
Я не понимал, что мне делать, ошейник, будто взбесившись, мешал мне даже просто мыслить, я не знал, как ответить на поцелуй, и поддаться хозяину, надеясь утолить хотя бы часть его ярости. Я не мог даже получить доступа к воздуху. В какой-то момент, когда темная пелена перед глазами заслонила почти весь обзор, а мужчине стало недостаточно просто обнимать меня, я ощутил, как мы переместились куда-то.
— Хозяин…
Небрежно бросив меня в незаправленную постель, Марк отвернулся и начал что-то искать в одном из шкафов своей комнаты. Я же, получив обратно способность дышать, не мог даже лишний раз дернуться, потратив все свои силы, чтобы унять жжение в легких. Спустя еще полминуты мой хозяин вернулся ко мне и, навалившись сверху, вновь поцеловал, сняв с меня простую набедренную повязку, в которой я обычно позировал. Его руки грубо раздвинули мои бедра, будто надеясь оставить как можно больше отметин от пальцев на моей коже, я ощутил, как голое тело Марка прижалось ко мне, его возбуждение и почти маниакальное желание сделать мне больно.
Ошейник вновь подавил все мои чувства, но мое тело всё же отреагировало на опасность. Сам того не понимая, я замер, ожидая худшего, и посмотрел на хозяина не в силах попросить его прекратить. Марк, поначалу лишь покрывавший мои ключицы засосами, не сразу заметил мою реакцию, но, подняв голову, остановился, смотря мне в глаза.
— Надо же…
Его пальцы осторожно прикоснулись к моей щеке, и лишь тогда я понял, что по ним текут слезы. Склонившись надо мной, мужчина провел подушечками по влажным дорожкам, восхищенно наблюдая за мной и дрожью, что охватила мое тело.
— Если бы ты только знал, насколько это прекрасно. Я обязан это нарисовать.
— Да, хозяин…
Я не узнал свой тихий осипший голос, казалось, что это говорил кто-то иной, кто в отличии от меня был по-настоящему напуган.
— Не бойся, я научу тебя всему, но пока действительно стоит немного повременить.
Подарив мне еще один, более легкий и ненавязчивый, поцелуй, Марк встал и, подхватив одежду, вышел из спальни к оранжерее, оставив меня одного в своей комнате.
Свое обещание он сдержал достаточно скоро, но, как и сказал, начал именно учить. Объясняя и показывая все нюансы, без грубости или насилия, просто как еще одно искусство, что он знал, хотя я все еще не понимал, зачем мне это. Любые прикосновения, выражения любви и близость не вызывали во мне нужных эмоций, но мужчина настаивал на том, чтобы я понимал хотя бы основы мастерства любви, перед тем, как с меня снимут ошейник.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Так прошло время до моего шестнадцатилетия.
Хозяева изначально планировали освободить меня лишь в восемнадцать, но нетерпение Марка и всё большая нагрузка в лаборатории Дарии заставили их пересмотреть свои планы.
Я не знал, действительно ли они использовали мой настоящий день рождения или выбрали дату сами, но впервые за то время пока я находился в этом доме, мне решили устроить праздник.
Гостей не было, но главную гостиную украсили цветами, зажгли благовония и накрыли достаточно большой стол, изобиловавший разнообразной едой, а я смотрел на всё это и не мог понять, зачем?
Присев в одно из кресел в гостиной, я послушно дожидался пока меня позовут или дадут задание, пока Марк самозабвенно занимался последними приготовлениями, искренне наслаждаясь расстановкой мелочей и украшениями. Еще раньше, пару месяцев назад, он разукрасил пол гостиной цветастой мозаикой, изображавшей сплетенные лозы плюща и винограда. Мелкие остроконечные листочки в беспорядке разрослись по всей комнате, но стоило лишь приглядеться, как в хаосе тонких стеблей угадывались надписи, лица и даже небольшие детали старых сказок и мифов, такие как мешочек с песком, красные яблоки или длинные золотые косы запутавшиеся в ветвях.
Каждый раз оказываясь в этом месте предоставленный сам себе, я засматривался на рисунок в какой-то странной потребности найти хоть что-то в нем, что говорило бы про меня. Так и сейчас, я бездумно искал след своей души в напольном узоре.
Спустя несколько минут к нам присоединилась и Дария, настолько тихая и задумчивая, что я едва не пропустил ее появление.
— М-м, я как-то не рассчитывала на такое количество блюд и… Марк ты придумал ему имя? У меня это как-то вылетело из головы.
Хозяйка прошла ко мне и рассеяно потрепала по голове, запустив руку в волосы. Хозяин, неохотно оторвавшись от расстановки ваз, взглянул на меня и пожал плечами.
— Давид, подойдет?
— Да-авид… Да-авид… — Дария все еще массируя мою голову, тоже посмотрела на меня, тихо повторяя имя и словно пробуя его на вкус.
— Возлюбленный или любимый.
— Любимый мастер?
— Почему бы и да?
— Почему бы и да.
Присев передо мной, женщина прикоснулась к ошейнику и провела ногтем по прохладному металлу. Марк, оставив последние попытки сделать всё идеально, занял место в кресле напротив.
— Поприветствуем нового человека в нашем доме?
— Надеюсь, он будет достоин своей фамилии, боюсь, обучать кого-то заново у меня нет никаких сил и тем более времени.
— Я уверен, что он еще превзойдет нас, Дария. Его сила еще не до конца раскрылась, но он уже показывает прекрасные результаты.
Хозяйка поджала губы и, вздохнув, выпрямилась, взглянув на мужа. Ее ладонь сжала мое плечо, а я вновь уловил смутное беспокойство за свою жизнь.
— Кстати об этом, я как раз хотела поговорить. Для моих исследований нужен сильный помощник.
— И? Он у тебя уже есть.
— Ты не понимаешь, я хочу, чтобы он тоже прошел испытания и получил хотя бы три ступени.
Марк быстро изменился в лице, и блаженное спокойствие тут же сменилось на тревогу и подавляемую где-то в душе злость, отразившуюся в потемневших глазах.
— Дария, ты играешь с огнем, он раб, он не должен проходить испытания.
— Он почти человек, сняв ошейник мы дадим ему возможность раскрыться.
— Даже если так, то все всё равно будут помнить о нем как о рабе, как о мебели в нашем доме, с каких пор тумбочка должна превращаться в шкаф? К тому же, он просто не выдержит испытаний.
— Выдержит, я подготовлю его.
— Ох, ну конечно, ты подготовишь! Даже наш учитель не смог это сделать, ты до сих пор стоишь на шестой ступени!
— Ты говоришь это только потому, что не смог пройти за мной так далеко, но не переживай, Давиду не понадобится даже четвертой ступени.
Мужчина вскочил с места, и на миг мне показалось, что он ударит Дарию, но он лишь рассерженно взглянул на нее, не в силах хоть как-то настоять на своем.