Воспоминания захлестнули Дира. Ох уж это море! Всегда оно волнует голову и душу и всегда что-нибудь да навеет! Так хочется поглаголить полюбопытствовать, как это такого патриарха, как Игнатий, - как это он изрёк? - да-да, взяли да и низложили?! За что? Разве так делают цари? "Ну и цари! - думал Дир и продолжал рассуждать тайком. - Вон у нас князья всегда страдают без волхвов - жрецов! Аскольд сколько лет без жреца надрывается, пытается сам везде поспеть. А ведь не всегда всё удаётся! А был бы жрец, глядишь, удачи было бы поболе! Ведь Святовит от нас чего ждёт? Вестей! Ведь мы просим у него силы для какого-то дела, говорим с ним, как с самим собой, а он от нас так всё и узнает! И думает, помочь нам иль не помочь! Вон Аскольд задумал пограбить Царьград! И вот чудо-то, я всю душу измотал, вопрошая небо: зачем ты ему помогаешь? Зачем погоду благую посылаешь? Ведь грабить идёт человек человека! А вон, смотри, как вышло! Какого человека спасли! Сколько же богов-то помогало его высокопреосвященству, чтоб всё получилось так, как небу угодно? А? Так вот для чего ты на свет появился, Аскольд, - ахнул от своей догадки Дир и едва не прослезился. - Вот это доля!.." - бубнил он про себя и с умилением разглядывал благородные черты лица бывшего константинопольского патриарха.
Игнатий чувствовал, что своей персоной взбудоражил всю дружину варваров, назвать которых людьми в глубине души всё равно не мог по одной причине: идти грабить открытый, охраняемый только стратиотским гарнизоном город могут только дикари и варвары. "Но у этих странных варваров что-то в душе человеческое всё же есть, - рассуждал Игнатий и не хотел пока думать о том, как и с чем он вернётся в Константинополь. - Какую же конечную цель преследует этот вожак? Неужели он действительно дарует мне не только жизнь, но и возможность вернуть сан? Это уже… великодушие! А оно по плечу только тем, кто знает истинного Бога! Чем же руководствуется этот черноволосый волох? Неужели ему свойственно истинное раскаяние?.. Поистине, пути Господни неисповедимы! Кто бы мог предположить, что меня, христианского первосвященника, освободит от коварного затворничества не друг, не царь, а грязный язычник?! О Господь! Велик ты в наших испытаниях!.." - Игнатий тяжело покачал головой и открыл глаза. Напротив, уставившись прямо в его лицо, сидел рыжеволосый сподвижник Аскольда и что-то бормотал себе под нос.
- Что-нибудь надо? - услышал вдруг Игнатий подобострастный вопрос рыжего волоха.
- Да! - спохватился Игнатий и пояснил: - Я хочу говорить с Аскольдом.
Желание его святейшества было мгновенно исполнено. Не успел Игнатий встать со скамьи и чуть-чуть размять ноги, как перед ним стоял настороженный Аскольд.
- У тебя есть возможность поговорить со мной? - спросил его Игнатий.
- О чём? - живо поинтересовался Аскольд.
- О многом, - чуть помедлив, ответил бывший константинопольский патриарх.
- Если мы задержимся с нападением на твой город, то задержится твоё возвращение на священный пост! - уклончиво проговорил Аскольд и откровенно добавил: - Чего бы ты от меня ни потребовал, я не исполню более того, что обещал тебе в монастыре. Я дарю тебе и жизнь, и все, что связано с твоей дальнейшей судьбой. Я высажу тебя на берег там, где сам укажешь. Я могу дать тебе охрану, ежели будет опасной твоя Дорога домой. Но о прекращении моего похода на Царьград не может быть никаких речей! - своевольно изрёк Аскольд и смело выдержал пытливый взгляд Игнатия.
- Я… хотел спросить, какому богу ты более всего поклоняешься? - тихо проговорил Игнатий, пытаясь взглядом своих тёплых карих глаз унять тщеславное буйство Аскольда.
- А! - воскликнул Аскольд и улыбнулся. - Да, мои боги на сей раз немножко помогли твоему Христу, послав меня тебе на спасение. Но я думаю, мой Святовит ещё восторжествует, почтеннейший патриарх Византии, - горделиво молвил Аскольд и слегка поклонился Игнатию. - Вот увидишь, я возьму столицу Византии на копье! - заявил он таким тоном, что бывшему первосвященнику Константинополя ничего не оставалось делать, как молча внимать ему.
"А ты действительно годишься в предводители, - грустно подумал Игнатий, глядя на мгновенно замкнувшееся лицо Аскольда. - Жизнь тебя, видимо, многому научила. В меру скрытен, владеешь собой и дружиной большой управляешь довольно сносно… Вот только вряд ли знаешь, сколько зла таит в себе большое богатство, ежели оно досталось тебе легко и просто…" - вздохнул он.
- Здесь неподалёку есть ещё один остров, а на нём стоит один из богатейших храмов, в котором находится казна провинциальных общин, - тихо сказал вдруг Игнатий, повернулся от Аскольда и указал на юго-восток:
- Там большая охрана? - живо отозвался Аскольд.
- Раза в три более того, что была у меня на Теревинфе, если её за это время не увеличил Фотий, - в раздумье ответил Игнатий и, вглядевшись в сгущавшиеся сумерки, вскричал: - Вон смотри! Там даже есть маяк!
- Неужели… ты им теперь стал зрадник[85], - недоверчиво спросил Аскольд, пристально вглядываясь в благообразный затылок его высокопреосвященства, и, чуя какой-то тайный умысел в предательстве Игнатия, стал неуверенно предполагать конечную цель задумки бывшего патриарха Византии. - Или ты хочешь посмотреть, что станет с моими меченосцами, когда они увидят груду золота?! Хочешь заманить нас на остров, где кишмя кишат змеи и… Или хочешь откупиться?.. Нет, не за себя! За город?! За столицу мира хочешь отдать казну провинциальных общин?! Игнатий! Ты не ведаешь Аскольда! - возбуждённо захохотал предводитель киевской дружины и громко крикнул: - Я возьму все! И казну провинциальных христиан, и Царьград в придачу!
Игнатий резко развернулся в сторону Аскольда и вприщурку оглядел его с головы до ног.
- Не надо щуриться, Игнатий! Я весь на виду! Ты посмотри на море! Что ты видишь там, кроме моих стругов? Что может испугать такую силу?! Только нищета! Говорю тебе откровенно: золотом нас не испугаешь! Ты показал на этот остров? - так же громко кричал Аскольд, зная, что его слышат сразу на нескольких ладьях. - Мы идём к нему! Дир, Глен, просигнальте всем: будем брать все, что плохо спрятано! - скомандовал Аскольд и, разгорячённый, повернулся к Игнатию. - Ты думаешь, что я наглый грабитель, малоосвиченный[86] варвар, язычник, не знающий настоящего Бога, и потому так рьян? У меня в груди нет сердца, и лишь одна крига[87] житует в душе моей? Не обольщайся, святейший! У меня всё то же, что и у тебя! И внутри и снаружи! Твои православные стратиоты и грабят и убивают не меньше нашего! Так что ни твой Бог, ни мои не научили нас тому, чтоб мы смогли жить без войн и грабежей! Так о чём же нам с тобой гутарить, византийский патриарх? возбуждённо спросил Аскольд, чувствуя, как даже веки воспалились у него от гнева, переполнявшего его душу. - Мы для вас грязные свиньи, кабаны, не знавшие ни детей своих, ни жён! Мы не способны ни на доброе, ни на светлое! Одни вы чистые и благородные! Где сейчас твой Фотий?! Где Михаил?! А кто такой Варда?! Герой?! У вас дозволяется иметь одну жену, а спать - со сколькими душе угодно! Что молчишь? Думаешь, мы о вас ничего не ведаем? Ежели бы не ведали, то и тебя бы не вызволили на свет божий! Указывай, где лучше ладьям к берегу приставать! - уже грозно потребовал Аскольд, и Игнатий испугался лихорадочного блеска его глаз.
Он искоса посмотрел на море, освещённое факелами ратников дружины Аскольда, и, приглядевшись, увидел скалистый берег острова Фрагорэ. Да, остров оправдывал своё название[88]. В любую погоду здесь всегда был шум. Видимо, несколько подводных течений сталкивались в этом месте и беспокойно расплывались в разные стороны, оставляя у берегов острова шумные, неугомонные волны. Именно это обстоятельство и заставило хитроумных священников выбрать шумный остров для возведения на нём храма-казначея, ибо причалить к нему было не так-то просто.
Аскольд оценил обстановку и приказал Мути достать круторогие крюки и увесистые канаты. Когда Игнатий увидел, как и с чем готовятся военачальники Аскольда взять Шумный остров, он понял, что несколько минут назад предводитель киевской дружины был прав в своём тщеславном порыве.
"Вот только гнев Аскольда немного запоздал. Он был уместен там, на Теревинфе, когда я с презрением думал о нём…" А сейчас, когда Аскольд увлёкся подготовкой к штурму острова, Игнатий понял, что гнев его был не так уж и страшен, хотя лучше было бы, если бы киевский, предводитель его не проявлял. Игнатий усмехнулся своим мыслям - привык к тихим исповедям в кельях, вот и жалуешься неизвестно кому неизвестно на что. Он отыскал в толпе языческих военачальников сосредоточенное лицо Аскольда и почему-то обласкал его взором. "Пусть я буду зрадник, - с горячим сердцем вдруг решился справедливо оценить свой поступок Игнатий, - но, Христос, прошу тебя, сделай так, чтобы этот волох, по имени Аскольд, свершил то, что он задумал, а я всё равно оглашу его имя в христианском именослове как поверившего в тебя!.."
