в понимании богов. От Нокса так просто не откупиться, придется признать свои ошибки, в то время как Солара можно задобрить. На мраморных столешницах щедро громоздились дорогие десерты, украшения с изображением солнца и даже прозрачные драгоценные камни специальной огранки.
Засмотревшись на это богатство, я не сразу заметила движение сбоку, услышав тихие шаги только совсем рядом с собой.
— Понравилось что-то из принесенных даров?
— П-простите?
Я повернулась к подошедшему и, встретившись с ним взглядом, оказалась неприятно удивлена. О, я уже видела этого святошу раньше, и не раз, к сожалению. Высокомерное худое лицо, очерченные складки возле губ, выдающие неприязненный характер, и льдистые глаза. Кажется, в прошлую нашу встречу я для него была «женщина из темных, одичавших земель». Плюнула бы ему в лицо еще тогда, но моим телом управлял Ньярл.
Успокойся, Софи, возможно, он поменял мнение о тебе, сейчас для всех ты убийца демонов.
— Если желаете, можете взять что-то себе в качестве подарка, но прежде хотелось бы вручить вам достойную награду.
Мелоуни предельно вежливо улыбнулся, но меня едва не вывернуло от этого вопиющего лицемерия. Архиепископ, значит, не просто священник или проповедник, неожиданно забывший о своей неприязни в часовне у замка. О, я помню тебя, засранец, даже не пытайся показать себя добряком.
— Позволите?
Он достал из кармана просторной дорогой, узорами переливающейся робы небольшую бархатную коробку абсолютно того же цвета, что и моё платье. Растерявшись, я проследила за тем, как длинные пальцы открыли футляр и выудили оттуда брошь размером с ладонь: крупная жемчужина в обрамлении золотых лучей.
— Я занимаю свою должность уже полвека и никогда бы не подумал, что однажды стану награждать темную.
— Да, понимаю.
Мелоуни склонился ко мне и, открыв булавку, аккуратно придержал край кейпа, чтобы прицепить на него украшение, но каждое мгновение рядом с архиепископом вдруг стало отдаваться жутким, просто чудовищным отвращением. В горле резко пересохло. Руки задрожали, и лишь сознание запоздало пыталось понять, что именно меня так поразило в безобидной фразе.
Занимает должность уже полвека.
Уже полвека архиепископ.
Целых полвека.
От догадки болезненно скрутило желудок. Долгий срок, какой же долгий, целое поколение выросло за это время.
— Вы наверное застали расцвет семьи Макдоннеллов.
Тонкая игла прошила ткань и с тихим щелчком закрепила «достойную награду». Одна мысль о ней жгла кожу не хуже каленого железа.
— Да, так и есть.
Габриэль выпрямился, всё также улыбаясь, но в его взгляде уже не было напускного спокойствия. Все мои силы ушли на то, чтобы не ударить этого наглеца кулаком прямо в нос.
— Слышала, вы даже вручили отцу семейства крайне дорогой подарок.
— Что вы, леди Серафина, неужели вы будете верить слухам?
— Слухам нет, но своим друзьям я охотно верю.
Маска вежливости сползла с лица архиепископа, обнажив уже знакомое мне презрение и ненависть, но вместе с тем что-то еще. Я смотрела в холодные, бесцветные глаза и ужасалась тому, как много пороков скрывает их обладатель. Чужая рука едва заметно дрогнула и больно схватила меня за подбородок, притягивая ближе к Габриэлю, его губы оказались совсем близко, но он не торопился меня поцеловать, лишь понизив голос.
— Некоторые вещи так и хочется сломать.
— Катись в бездну, ублюдок!
Ладонь слепо потянулась к поясу, старый рефлекс сыграл против меня, дав Мелоуни пару секунд форы. Он успел поймать мое запястье и, дернув к себе, заставил сделать шаг вперед, вплотную встав к архиепископу. Пальцы сильнее стиснули моё лицо, отвернув его к пустому залу.
— Я надеюсь, ты будешь сопротивляться очень и очень долго, такая, как ты, заслуживает тщательной работы и внимания. Только посмей сдаться на половине пути, только посмей поддаться прежде, чем мне надоест уничтожать твоё тело и твою душу.
— Больной урод, не смей меня трогать!
— Дай мне повод объявить тебя еретичкой, только дай повод, и ты никогда не выйдешь отсюда. Ударишь меня? Нашлешь проклятье? Этот храм станет для тебя тюрьмой, он был создан для защиты от таких, как ты.
Замерев, словно пойманная мышь, я с трудом сглотнула, чувствуя, как застарелая паника и страх сковывают меня не хуже самых тяжелых и неподъемных кандалов. Свет из окон проходил через витражи передо мной, и солнечные лучи слепили своей яркостью, отражаясь от белых колонн. Чужое дыхание, такое близкое и омерзительное, щекотало кожу, пока Габриэль не склонился ниже, зарываясь носом в мои волосы.
Целый десяток шогготов был лучше одного целестинского архиепископа.
— Пусти меня…
— Еще, проси еще.
— Отпусти. Меня. Иначе, видит Солар, я убью тебя даже ценой своей жизни.
— Обещаешь?
— Клянусь.
— Потрясающе!
В голосе Мелоуни действительно слышалось искреннее восхищение, отпустив мою руку, он тут же завел свою мне за спину и дернул край ленты, позволив локонам свободно рассыпаться по плечам. Это была небольшая плата за свободу. Попятившись, я с ужасом проследила, как Габриэль прячет своё приобретение в пустой футляр от «награды».
— Жаль, я не взял с собой ножницы, мне пригодилась бы прядь.
— Безумец…
— Мне кажется, это более чем равноценный обмен, ты недовольна?
— Ненавижу тебя.
— Великолепно! Значит, есть повод встретиться вновь.
— Ни за что на свете.
— Я найду возможность. Не беспокойся. Даже после смерти я не обрету покой.
Едва не задохнувшись от злости и обиды, я сбежала по ступенькам в зал и почти бегом бросилась к дверям храма, на ходу отрывая от груди чертову брошь. Стоило мне перешагнуть порог, я, ни секунды не раздумывая, бросила украшение в канал под удивленные возгласы прохожих. Фин, спокойно куривший у машины, чуть не поперхнулся, сделав шаг навстречу.
— Сэра, что случилось? За тобой словно гонятся все демоны бездны.
— Ох, лучше бы они, лучше бы сотни омерзительных тварей нападали день и ночь на этот проклятый город, чем получить одну… одну… «награду» от…
Заметив заинтересованные взгляды людей вокруг, я закрыла рот и быстро села в салон, обняв себя за плечи. Всё тело дрожало как от озноба или холода, сердце стучало как бешеное в груди. Хотелось одновременно ругаться и плакать, но сил не было ни на то, ни на другое.
— Сэра, тебе нужна помощь? Можем заехать к лекарю или в бар.
Водитель сел на свое место и, повернувшись ко мне, с тревогой смотрел, как меня трясет. Замотав головой, я постаралась сохранить хотя бы остатки рассудка и запретила себе плакать, хотя бы пока не окажусь в безопасности. Руки тут же потянулись к шторам, закрыв обзор, а пальцы щелкнули замком в двери. От одной мысли, что архиепископ мог попытаться остановить меня, стало настолько невыносимо страшно, что хотелось
