Получив этот ответ, Сталин пришел в ярость или притворился, что негодует. В тот же день, 6 декабря, он направил в Москву крайне жесткую телеграмму. Проигнорировав все рациональные аргументы «четверки», он заявил, что Молотов в любом случае виновен в появлении «пасквилей на советское правительство» в зарубежной печати. Более того, либеральное отношение к иностранным корреспондентам, утверждал Сталин, было намеренной попыткой Молотова изменить «курс нашей политики». Обвинив Маленкова, Берию и Микояна в попустительстве, Сталин невероятно резко обрушился на Молотова. «Я убедился в том, что Молотов не очень дорожит интересами нашего государства и престижем нашего правительства, лишь бы добиться популярности среди некоторых иностранных кругов. Я не могу больше считать такого товарища своим первым заместителем», – писал Сталин. Чтобы еще больше унизить Молотова, Сталин отправил свою телеграмму только Маленкову, Берии и Микояну. Он поручил им вызвать Молотова, прочитать ему телеграмму, но не передавать сам текст. Объяснения этой конспирации были крайне оскорбительны для Молотова: «Я ее [телеграмму. – О. Х.] не послал Молотову, так как я не верю в добросовестность некоторых близких ему людей»[793].
Телеграмма Сталина от 6 декабря 1945 г. содержала, пожалуй, самые резкие обвинения, которые Сталин когда-либо выдвигал против своих ближайших соратников, если не считать, конечно, тех членов Политбюро, которые были расстреляны. Реакция Сталина, несомненно, испугала «четверку». 7 декабря Берия, Маленков и Микоян отправили Сталину шифровку, в которой рапортовали о своей «принципиальности»: «Вызвали Молотова к себе, прочли ему телеграмму полностью. Молотов после некоторого раздумья сказал, что допустил кучу ошибок, но считает несправедливым недоверие к нему, прослезился»[794]. Трудно сказать, происходила ли эта встреча именно так, как сообщали Сталину его соратники. Очевидно, что это был спектакль, разыгранный для одного зрителя, причем в его отсутствие в зрительном зале. В таких случаях важен не сам спектакль, а отчет о нем. Этот отчет должен был вполне удовлетворить Сталина. Молотов подыграл коллегам. В тот же день он направил Сталину собственную телеграмму:
Твоя шифровка проникнута глубоким недоверием ко мне как большевику и человеку, что принимаю как самое серьезное партийное предостережение для всей моей дальнейшей работы, где бы я ни работал. Постараюсь делом заслужить твое доверие, в котором каждый честный большевик видит не просто личное доверие, а доверие партии, которое мне дороже моей жизни[795].
Судя по последующей переписке, Сталин был удовлетворен произведенным эффектом. Ведь он вполне осознавал, что «проступки» Молотова не имели слишком большого значения. Молотов никогда не нарушал прямых указаний Сталина. По своему усмотрению Молотов действовал только в тех случаях, когда Сталин руководил им дистанционно и не давал четких инструкций.
Скандал вокруг Молотова Сталин погасил с тем большей готовностью, что истинная его цель заключалась в реорганизации узкого руководства, сложившегося в годы войны. Сталин начал ее сразу же после возвращения в Москву. 29 декабря 1945 г. он включил в руководящую группу своего старого соратника А. А. Жданова. «Пятерка» превратилась в «шестерку». В октябре 1946 г. в руководящую группу был включен Н. А. Вознесенский. Руководящая группа стала «семеркой»[796].
Возвращение «ленинградцев» Жданова и Вознесенского в ближайшее окружение Сталина означало усиление конкуренции в Политбюро. Маленков и Берия, потеснившие «ленинградцев» во время войны, теперь вынуждены были уступить им многие позиции. В мае 1946 г. Сталин снял Маленкова с должности секретаря ЦК партии. Его обвинили в сокрытии злоупотреблений в авиационной промышленности, которую Маленков курировал еще со времени войны. Функции Маленкова как руководителя аппарата ЦК партии Сталин передал Жданову. Одновременно Сталин со скандалом отправил в отставку ставленника Берии, министра госбезопасности СССР В. Н. Меркулова[797]. Особенно опасным для Берии было то, что вместо Меркулова Сталин назначил бывшего начальника военной контрразведки В. С. Абакумова[798], у которого были плохие отношения с Берией. По правилам сталинских перетрясок новый министр мог и даже был обязан выявить злоупотребления, а лучше преступления своего предшественника. Абакумов вполне подходил на роль такого разоблачителя. Над Меркуловым и его шефом Берией нависла серьезная угроза. Как свидетельствовал после смерти Сталина Меркулов, «[…] история с моим уходом из МГБ доставила Берии ряд неприятных моментов. Берия сам говорил мне, что из-за меня он имел от товарища Сталина много неприятностей»[799].
Однако неприятности и Берии, и Маленкова по меркам сталинского времени оказались в конце концов легкими уколами: оба сохранили свои позиции в высшем руководстве. Политическая компрометация имела скорее профилактический характер, напоминала соратникам вождя о бренности их существования. Было очевидно, что Сталин вовсе не собирался кардинально ломать сложившуюся систему высшей власти, а лишь создавал в ней новые центры соперничества и противовесы.
Столь же расчетливо действовал Сталин и в отношении своих военных соратников. По понятным причинам к концу войны статус маршалов и генералов в советском обществе невероятно вырос. Для Сталина, который чрезвычайно высоко ценил собственную репутацию полководца, это обстоятельство было политически нежелательным. У победы мог быть только один творец. Свою роль в растущей неприязни Сталина к военным, несомненно, играли также опасения заговоров. Сами генералы, упоенные самомнением, дополнительно провоцировали вождя. Соперничавшая с армией госбезопасность докладывала Сталину о застольных разговорах генералов, восхвалявших друг друга и пренебрегавших генералиссимусом. Естественной для Сталина реакцией были репрессии. Главной целью атак не мог не оказаться Жуков, самый известный и влиятельный из военачальников Великой Отечественной. Его судьба висела на волоске. Сталин распорядился арестовать ряд приближенных к Жукову генералов и начать дело против него самого. Месяц спустя после разжалования Маленкова и увольнения Меркулова Жукову и, конечно, другим военачальникам было указано на их место. В приказе министра Вооруженных сил СССР от 9 июня 1946 г., подписанном Сталиным, говорилось:
Маршал Жуков, утеряв всякую скромность и будучи увлеченным чувством личной амбиции, считал, что его заслуги недостаточно оценены, приписывая при этом себе в разговорах с подчиненными разработку и проведение всех основных операций Великой Отечественной войны, включая и те операции, к которым он не имел никакого отношения[800].
