Иногда легальное народничество называют либеральным, что некорректно – либерализм приветствует частную собственность и тем несовместим с народничеством. Антикапиталистический пафос легального народничества сочетался со своего рода поссибилизмом: «из этих маленьких дел слагается жизнь миллионов»[927] – утверждал Абрамов.
Эта стратегия помощи крестьянам «по мере возможности» позволяла осуществить третье «Хождение в народ». Представители интеллектуальной элиты могли начать «выплату долга» народу и в мирных формах, работая врачами и учителями. Такое «оседание интеллигенции на земле»[928] должно было также интеллектуализировать село, реализовать просветительский проект – пока без революционного. То, что революционеры надеялись осуществить после революции – обеспечить культурное освобождение крестьянства, легальные народники готовились сделать уже в рамках существующего строя. Правда, самоотверженные «рыцари культуры» смогли быстро убедиться, что социальные условия Российской империи воспроизводят социальные язвы быстрее, чем их залечивают интеллигентные альтруисты.
Историк В.В. Зверев считает: «Уход в область «культурничества» не учитывал еще одной важной стороны вопроса: ведь вакуум политической жизни неминуемо заполняется, как известно, другими теориями, и не обязательно умеренного, центристского толка»[929]. Но вакуум создавали не легальные народники. Они действовали в тех условиях, в каких могли, развивая народническую субкультуру после разгрома радикального народничества. Не случайно в ходе революции 1905 г. большинство народников вернулись к революционной политике. Работа легальных народников подготовила массовую поддержку эсеров в 1917 г.
Радикальное народничество продолжало развиваться, то и дело возникали и подвергались разгрому кружки, претендовавшие на роль воссоздателей «Народной воли». В начале ХХ в. этот процесс вылился в создание Партии социалистов-революционеров. Но возможность возродить революционную партию зависела от ситуации в обществе, а соотношение течений освободительного движения обуславливалось другим – противопоставив свою теорию тенденциям капиталистического развития, легальное народничество также вставало поперек дороги индустриального прогресса. Тенденции эпохи были сильным аргументом для их оппонентов – и либералов, и нового для России течения – марксизма.
* * *
Общественная мысль России обратилась к марксизму сначала из общего интереса к различным тенденциям западного социализма. Настоящий народник должен быть знатоком современной социалистической литературы. Но в 80-90-е гг. развернулось наступление марксистов на народничество.
Идеологи «Народной воли» были довольно слабыми авторами в сравнении с генерацией народников 70-х гг., что понятно – «народовольцы» были прежде всего людьми дела. А дело это проиграло.
Поражение «Народной воли» требовало осмысления. Успехи «Черного передела» были не лучше – крестьяне слишком медленно впитывали революционные идеи пропагандистов. Эмигрантский центр «Черного передела» во главе с Г.В. Плехановым отходил от прежних идейных принципов. Крестьянство не подошло на роль движущей силы революции, а община, в которой народники видели потенциальную основу будущего общества, стала разлагаться. Правда, вопрос о необратимости разложения общины был дискуссионным. И даже полный распад общины под давлением капитализма не опровергал бы основную идею общинного социализма о том, что социалистическое общество должно возродить на новой основе общинное начало. Но для Плеханова и его товарищей текущие социально-экономические тенденции оказались решающим аргументом. Методом исключения несложно найти новую почву под ногами – если не народничество, то марксизм.
Плеханов усиленно изучал работы Маркса, которые дали ему альтернативу народническим социально-экономическим представлениям. Возник мимолетных шанс для синтеза марксистских и народнических идей. Маркса и Энгельс, как мы видели, также стали связывать с Россией больше надежд. Они не исключали, что революция в России может дать толчок пролетарской революции на Западе, а победивший пролетариат Запада – помочь общинным крестьянам произвести коммунистический переворот в системе землевладения.
«Чернопередельцы» стимулировали Маркса к разработке этой темы. По инициативе своих товарищей В. Засулич в 1881 г. обратилась к Марксу с вопросом о перспективах развития общины в социалистическом направлении. Маркс ответил тактично – он считал Засулич народницей (в действительности «чернопередельцы» в 1881 г. уже тяготели к марксизму), и, по справедливой оценке С.В. Тютюкина, «предпочел воздержаться тогда от каких-либо жестких выводов относительно судеб российского капитализма и крестьянской общины»[930]. Маркс признал общину «точкой опоры социального возрождения России» при условии ее свободного развития и защиты от «тлетворных влияний»[931]. Эта формулировка относится ко времени наивысшего успеха народовольцев в борьбе с самодержавием (письмо датировано 8 марта 1881 г.), и здесь Маркс позволяет себе, пусть и в размытой форме, сделать наиболее благоприятное для «общинного социализма» допущение. Но и это письмо не меняло принципиальных позиций «основоположников», что подтвердило их предисловие к русскому изданию «Манифеста коммунистической партии»: «Если русская революция послужит сигналом пролетарской революции на Западе, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»[932]. Такое допущение определяло место союзных «мелкобуржуазных» течений в общей стратегии мировой революции. Центр – в развитых странах Запада. На периферии – свои особенности, использование общинных традиций для ускоренной коммунистической модернизации под руководством пролетариата передовых народов.
Тексты Маркса и Энгельса 70-80-х гг. создавали новое поле для развития марксистской мысли в периферийных странах. Однако пока эти возможности не были востребовали. Ответ Маркса «запоздал» – «чернопередельцы», задававшие вопрос, ответили на него куда категоричнее, чем сам Маркс. Они перешли на позиции ортодоксального марксизма и пришли к выводу, что община обречена, и России предстоит двигаться тем же путем, что и Запад. Только в начале ХХ века жизнь заставит уже учеников Плеханова вернуться к проблеме особенностей пути к социализму в крестьянской стране.
В 1881-1883 гг. «чернопередельцы» рассматривали возможность войти в «Народную волю» и редакцию ее заграничного органа, «поскольку они предполагали народовольчество постепенно заменить марксизмом»[933]. Но в 1883 г. в условиях провалов народовольцев переговоры об объединении закончились неудачей. После этого ничто уже не связывало группу Плеханова с народничеством. В сентябре 1883 г. была провозглашена первая русская марксистская группа «Освобождение труда». Отныне Плеханов стал относиться к идейному сходству с народниками как к ереси.
* * *
Крестьянство 80-х гг. оказалось в целом равнодушно к революционным идеям. Силы интеллигенции недостаточны для свержения самодержавия. И демократическая, и тем более социалистическая революция требует иных социальных рычагов. Марксизм указывал на эти силы и давал новые надежды. Самодержавие будет неизбежно уничтожено растущей буржуазией, а социализм создан пролетариатом. Но это станет возможным по мере развития капитализма в России, на которое нужно время. Придется подождать – все равно иных шансов на победу социализма нет.
Но Плеханов не предлагает сидеть сложа руки. Интеллигенция не может совершить социалистический переворот своими силами, но она может способствовать росту организованности и «ясности сознания» рабочего класса, и в этом отношении «она должна стать руководительницей рабочего класса в предстоящем освободительном движении, выяснить ему его политические и экономические интересы, равно как и взаимную связь этих интересов, должна подготовить его к самостоятельной роли в общественной жизни России»[934].
Эта мысль о руководстве интеллигенции получит развитие в идее Ленина о внесении социалистической идеологии в недра рабочего класса через интеллигенцию.
С выходом в 1884 г. работы Г. Плеханова «Наши разногласия» русский марксизм начинает систематическую борьбу с народничеством за кадры революционной интеллигенции. В условиях кризиса общественного движения оно было податливо к новым идеям, указывающим новый выход. Михайловский вспоминал об этом: «после тупой безнадежности 80-х гг. марксизм захватил умы своею верою и надеждою, тем «радостным прогнозом», который он принес с собою; это был дождь после томительной засухи»[935]. Марксисты ринулись в наступление, и демократически настроенная общественность слушала их с интересом. Но вскоре выяснилось, что марксисты тоже предлагают очень разные стратегии развития России.
