к Соратникам верхом на лошади, которую никто из них никогда не видел. Дом давно привык к странностям ведьмы и теперь не обращал внимания на ее таинственность. Его мысли занимал Джидаштерн, город за воротами вдали. Они были сделаны из простого дуба и обиты железом, но по дереву уже пошли трещины. Пламя лизало стены изнутри, обжигая другую сторону ворот.
«Ворота легко разрушить», – подумал Дом, хотя у них не было ни осадных машин, ни таранов. Даже стоя на расстоянии в несколько сотен ярдов, он уже видел, что они рушатся. Нескольким видэрам не составит труда сломать их.
Осковко поднял меч и прокричал боевой клич, воодушевляя своих солдат. Они ответили радостными криками на трекийском и ударили мечами по щитам. Джидийцы присоединились к шуму, распевая свои напевы. Их громкие голоса напоминали стук барабанов или сердец, язык, существовавший уже сотни веков. Дом чувствовал, как этот ритм отдается в его собственном теле, лошадь под ним била копытами замерзшую землю, желая скорее сорваться с места. Бессмертный разделял ее желание, в руке он держал готовый к атаке меч. Стальное лезвие сверкнуло в огненном свете. Из-за облаков и падающего снега он уже не знал, день сейчас или ночь. Казалось, весь остальной мир исчез, пока не остались только горящий город и их вооруженный отряд. Даже с кораблями Рии их было меньше тысячи.
«Хватит ли этого?»
Он был уверен, что в отличие от храма, здесь все будет по-другому. Корэйн не сможет оставаться в стороне и ждать, когда поблизости Таристан. А еще горящее Веретено. Ей будет безопаснее поехать с остальными и держать наготове Веретенный клинок.
Теперь она ждала между Эндри и Домом, безразлично и спокойно взирая на все вокруг. Но вот лошадь выдавала ее эмоции. Животное нервно заржало, чувствуя страх Корэйн.
Дому хотелось забрать у девушки это чувство, прогнать его прочь, но он мог лишь сражаться. Сейчас лучше было оставаться для нее оружием и щитом, а не другом.
Рия стояла с леди Эйдой и видэрами Ковалинна, вид которых являлся единственным утешением для Дома. Один бессмертный стоил многих хороших солдат, и по меньшей мере сотня таких вооруженных видэров стояла за спиной Эйды. Но он боялся и за них, прежде всего за Рию. Он даже представить не мог, каково было бы потерять кузину, ни сейчас, когда наконец увидел ее, ни тогда, когда она, живая и невредимая, дышала рядом.
За воротами что-то загремело, и все бессмертные обернулись, услышав то, что не могли услышать другие. Дом прищурился, пытаясь сквозь дерево разглядеть то, что ожидало их по ту сторону. Что-то царапало дерево, когти ломались об обугленные ворота.
«И их много», – с ужасом осознал Дом.
Резкий рев был похож на лай собаки, но более глубокий. Кровожадный. Он доносился из города, эхом разносясь по побережью и звуча даже громче, чем грохот волн. Крик нашел отражение в сердце Дома. Бессмертный сжал челюсти, когда твари снова рыкнули, и так сильно стиснул зубы, что рисковал сломать их. Многие всадники вздрогнули, пригнувшись в седле или испуганно глядя в небо. Другие смотрели на Соратников или бессмертных, ища хоть какое-то объяснение.
Но ни у кого из них его не было.
Только джидийцы не дрогнули, они подняли свои топоры, мечи и копья. Их песнопения становились все громче, вторя лающему реву пришедших из Веретена монстров, ждущих за воротами. Осковко последовал их примеру, издав волчий клич, и его солдаты ответили тем же, снова загрохотав щитами.
К какофонии звуков добавился голос Сигиллы, когда она прокричала боевой клич Темуриджена.
Затем Чарли посмотрел в небо и поцеловал ладони, вознося молитву. Его губы беззвучно двигались, и Дом надеялся, что хоть какой-нибудь из богов услышит его. Долгие минуты спустя Чарли окинул всех их взглядом, глазами отыскав лицо каждого. Он задержался на Корэйн и одарил ее мрачной улыбкой.
– Не умирай, – сказал Чарли, кивнув ей. – Я этого не допущу. – Она улыбнулась в ответ, улыбка получилась натянутой, но уверенной.
Кивнув остальным, Чарли выехал из колонны, чтобы дождаться конца битвы или конца света.
Речь Сорасы звучала так тихо, что лишь Дом мог услышать ее. Он не понимал айбалийский, но она поцеловала ладони, как недавно Чарли, вознося молитвы своей богине.
Стоявшие рядом Эндри и Корэйн взялись за руки, склонив головы друг к другу.
– За мной, – услышал Дом бормотание Эндри, и Корэйн повторила эти слова, поворачиваясь, чтобы достать Веретенный клинок.
Освобожденный из ножен древний меч запел, присоединяясь к поднимающейся вместе с дымом мелодии.
Теперь Дом лучше многих остальных знал, что такое смерть. Он не мог молиться. Его боги были в другом царстве и не могли услышать его. Он не мог петь, у него не было собственного клича, который можно было бы добавить к уже имеющимся. В ожидании предстоящей битвы видэры оставались молчаливыми и неподвижными. Даже сейчас они казались отстраненными и холодными, стоящие особняком от всех остальных.
«Но все мы умираем одинаково».
Как и перед храмом, Дом думал о Кортаэле и о многих павших. Столько людей погибло из-за глупой жадности Таристана. Бессмертный взращивал в себе эту ярость, позволяя ей заполнить его. Гнев был лучше страха.
– Боги Инфирны заговорили, монстров своих огнем пробудили.
Дом вздрогнул, когда голос Вальтик разнесся над головами всех, словно она говорила это на ухо каждому. Ее лошадь взбрыкнула, встав на дыбы. Старуха держалась в седле и не моргала, ее внимание было приковано к воротам и ни к чему другому.
– Снег и буря грядет, с ними горе придет, – напевала она, запустив руку в складки своего длинного одеяния. Дом почувствовал отвращение, когда она вытащила берцовую кость, гораздо большую, чем другие в ее мешке. Та была старой, желтой и явно человеческой. Костлявыми пальцами ведьма вцепилась в оба конца.
Другие джидийцы последовали ее примеру. Как и Вальтик, они были одеты в длинные мантии, их волосы заплетены в косы. «Тоже ведьмы», – понял Дом. Почти дюжина берцовых костей поднялась вверх, разрезая воздух, словно копья.
Они повторяли движения Вальтик, каждая ведьма держала кость и смотрела на кружащий вокруг снег. Их губы шевелились в унисон, распевая джидийские песни.
Безжалостный ветер завывал у них за спиной, несясь над армией в сторону Джидаштерна.
Лошадь Вальтик снова взбрыкнула, пытаясь сбросить старуху, но та удержалась, сжав бока животного коленями. Старая ведьма помрачнела, безумный смех исчез. Она крепче вцепилась в кость, костяшки пальцев побелели под бледной кожей. Ее глаза выделялись на фоне черной краски, синие, словно лед или само сердце бушующего пламени.
По-прежнему слышался вой и скрежет когтей, почти заглушаемый сплотившейся армией. Куски ворот отваливались, полосы из железа отходили от дерева, когда оно раскалывалось. Между досками виднелся огонь, а затем появилась пара длинных когтистых лап. Они снова и снова ударяли по
