Она только прошептала: «Я сохранила ему жизнь».
Слуга стоял рядом бледный как смерть, приготовив платок, и вытер кровь с лица хозяйки. Он один исполнил свою роль до конца.
— А ты, господин Гай, пойдешь со мной, — я подняла с пола дамский браунинг Лиззи и поманила пальцем.
Он подчинился беспрекословно, ему хватило ума не перечить.
Я только легонько поцарапала кончиком костяного ножа его румянец на щечках, чтобы он выглядел круче, пофазанистей.
Я усадила его в черный лимузин у входа, и поехала куда глаза глядят. Мы молчали. Я еще не решила, что будут с ним вытворять и о чем говорить. На часах было пять утра. От господина гадов воняло средством ухода за кожей. Городок еще спал под покровом водянистого неба. Я притормозила у мусорного бака, где копошилось несколько крыс. Легко поймала одну и уложила в пустую брошенную кастрюлю, которая валялась тут же, нашла и подходящую крышку. Закрыла и замотала остатком своей золотой чалмы.
Господин тревожно следил за тем, как я готовлю для него угощение — я угадала, он был патологически брезглив. Но он продолжал молчать и не собирался валяться в ногах.
Я привезла гада на берег моря и вышла из машины, поставив кастрюлю на гальку. Было светло и пусто. Море спокойно набегало на берег алмазной стружкой. Море не подличает. Тучи не лгут. Чайки не предают. И рассвет никогда не обманывает с наступлением дня… Однако, мне надо было спешить — полиция уже наверняка поднята на ноги, а мне еще нужно было устроить в больницу отца, а только потом делать ноги; я выволокла Тая из салона и велела раздеться. Он снял пиджак, рубашку, галстук и прочее барахло, оставшись в трусах из ажурного лимонного шелка. Я не стала разматывать дальше, смотреть на долбило морального урода. Под шкуркой змеи оказалось спортивное холеное тельце моложавого фазана с маленькой изящной головкой. Ему было за пятьдесят, но Гай был строен по-юношески и не болтал жиром.
Он готовился к смерти, и по-прежнехму сохранял выдержку, только чуть дольше, чем надо, складывал белье и одежду на камни, словно она ему еще пригодится.
— Господин Гад, — сказала я бросая в воду плоские камешки, — я не буду говорить тебе, что вы полное говно. Зачем? Пустая трата времени. Скажу только, что вы вдоволь напились моей кровушки, и тебе пора — пора! — закусить.
Я оглянулась на кастрюлю, где внутри верещала крыса, мотаясь на алюминиевом пятачке.
Он не смог сдержать отвращение и легонько икнул. Это был человек с богатым воображением.
— Я видела в кино, как крыса проедает живого человека, такого же говнюка как ты. Ему привязали кастрюлю с живой крысой к брюху. Так чтобы вместо крышки было мягкое вкусное пузечко, и с тыльной стороны стали поджаривать дно кастрюли паяльной лампой. Крысе стало так горячо, что она принялась проедать кишки, чтобы уйти от огня и выбраться поскорей наружу, глотнуть кислорода. Она вылезла из спины говнюка, чуть выше талии, у позвоночника.
Один плоский камешек так удачно лег на волну, что подскочил целых семь раз прежде чем упал, как подкошенный, в воду.
Господин внимательно следил и за камешком — считал, гад! — и за моей мыслью.
— У меня нет ни паяльной лампы, ни времени, поэтому я просто одену тебе кастрюлю на голову, замотаю твидовым пиджаком покрепче и оставлю вас вдвоем с дамой. Она отгрызет вам уши, нос, губы, а так как руки будут связаны, тебе придется ждать когда крыса накушается. Вы не умрете, просто в клубе, где вы состоите, придется отшучиваться по поводу носа, ушей и губ. И боюсь ваша любовь от тебя отвернется!
Я попала в точку. Отвращение и перспективы были настолько прозрачны, что он невольно поднес руку ко рту, его уже мутило от омерзения, раз, от страха быть смешным, и потерять любимого человека, два, три.
Он нервно провел несколько раз ладонью по крашеному хохолку на макушке и наконец открыл рот:
— Я слушаю вас, Элизабет.
У него был приятный голос баловня судьбы.
— Что с Верочкой? — я хорошо запомнила слова отца о том, что Гай отвечал за разведку с помощью ненормальных.
— Это ваша больная подружка? Мне сообщили, что она в числе утонувших.
— Кто выдал отца? Ведь все считали его покойником?
— Я узнал о нем перед тем как выйти в оставку. Один из двойных агентов сообщил, что русские обнаружили обман двух агентов, которые разыграли свою гибель в Сиднее и дали команду на их ликвидацию. Каким образом русским стало известно об этом, я не знаю. От двойного агента мы узнали имена беглецов и место их проживания. Установив слежку, я узнал о том, что ваш отец почти прибрал к рукам крупную компанию, которая принадлежала вашей матери, и совершил несколько преступлений. Его друг Виктор стал нашим агентом.
— Вот оно что!
— Наш мир давно провонял, Элизабет, — и гад позволил себе куцый смешок.
— Нет, говнюк, он ничем совершенно не пахнет. Он чист. На небе нет трупных пятен. И ангелы существуют. Ты искал меня вместе с мачехой сто лет, ухлопал десять лимонов — а я жива и бросаю камешки в воду. А ты гол, и на завтрак тебе положена крыса в красном сиропе.
Я прошла к машине и поколдовала над кассетным магнитофоном в панели, о'кей! — запись работает. Проверила. Услышала свой голос сквозь шорох сырой гальки. Велела ему сунуть мурло поближе к динамику и повторить слово в слово все, что я скажу.
Он подчинился. И повторил слово в слово, что он — как тебя зовут, фуфло? — Гай Лойделл вместе с Роз Кар-дье обманным путем лишил имени и прав на наследство единственную дочь Розмари Кардье — Rpcy… и так далее.
— Заявление сделано мной, — диктовала я, — в полном уме, и в твердой памяти, без малейшего насилия и принуждения, а только лишь из-за угрызений совести и может быть использовано в суде как доказательство моего преступного умысла.
Когда я проверила запись, он опять позволил себе куцый смешок:
— Ангелу не нужны деньги.
— Но каждый из ангелов носит свое имя.
Он наконец перевел дыхание и снова настроился жить, он понял, что его не будут убивать и заметил, что ногти на правой руке изломаны.
— Ты думаешь, что имеешь дело с девчонкой и в суде отвертишься от сказанных слов. Я знаю это, и все-таки признание тебе повредит.
Молчание.
— А ведь я видел вас однажды в Лондоне. У метро «Ламберт-Норд», Элизабет…
— Я тоже. Вали! — и вышвырнула его из машины с такой силой, что гад птицей летел до кастрюли и ударом головы сбил гнутую крышку… жаль что мерзавка не прыгнула ему на пробор, а дала стрекача вдоль галечного пляжа.
Как я смогла взять ее в руки? Не помню! Единственное, что я себе позволила — Гай сильно ушибся о гальку и лежал на спине с лицом перекошенным от боли — единственное, что я могла сделать, чтобы его не убить, это снять трусики — закройте глаза — и напрудить прямо на рыжий лаковый гребешок, чтобы волос лучше смотрелся, когда просохнет.
Я захлопнула дверцу лимузина: «Встретимся в суде!»
Что было дальше?
Городок все еще спал, когда я подъехала к знакомой больнице. Но в приемном покое кипела работа — доставили первых раненых из особняка мадам. Долго рассказывать, как я убеждала дежурного врача забрать с территории парка мадам своего дорогого безумца. Короче, только деньги, внесенные на его глазах на счет клиники, решили проблему. К особняку укатила еще одна санитарная машина. Я дождалась, когда отца привезли, и только после этого дала деру, поцеловав на прощание и дав слово забрать калеку через неделю.
Впрочем, что могла сделать против меня полиция: все телохранители изувечены, но живы, а ужасное стечение обстоятельств к делу не пришьешь… но я вторглась в частные владения… словом, лучше было все-таки смыться.
Я гнала свой лимузин до причала морского парома, который отходил на материк через час — оттуда я позвонила в Лозанну, в адвокатскую контору мэтра Жан-Жака Нюитте — здесь из телефона-автомата можно позвонить хоть самому господу Богу… Алло!
Я понимала, что возможно адвоката уже нет в живых, он либо умер, либо был ликвидирован бандой тропических гадов…
— Алло! Я могу говорить с мэтром Жан-Жаком Нюитте?
Пауза.
— К сожалению его уже нет, — ответил молодой мужской голос с личной интонацией… наверное, это его сын…
— А с кем я говорю?
— С Жан-Пьером Нюитте. Я его сын.
— Простите. Вы тоже адвокат?
— Да. Наша семья занимается адвокатской практикой больше трехсот лет.
— Я Гepca Кардье — ваша клиентка. Хотя мы еще не знакомы…
— Минутку…
Он пошел смотреть картотеку или давит клавиши дисплея…
— Гepca Кардье, она же Лиза Розмарин?
— Да, это я!
Вот что значит устои — 20 лет прошло — а карточка цела, а мы ногти на пол стрижем, уроды!.
— Да, вы наш клиент, мадам. Слушаю.
— Нам надо срочно поговорить. Когда вам удобно?
— А вам?
— Завтра. Днем.
И он назначил встречу на 12 часов и дал адрес.
— Моя минута «мадам» стоит… — и он назвал кругленькую сумму.
