Далее идет подробный рассказ о домашних делах, отличном поведении наших детей, о заботах, связанных с непременным желанием купить дачу, о погоде...
«Я понемногу работаю. Мысли проясняются, и мне кажется, что скоро они сами запросятся на бумагу, и тогда все враз будет окончено. Но когда это будет?!
Вот и все наши дела. Сегодня буду звонить тебе. Услышу твой родной голос. До свидания, мой любимый, мой дорогой, мой солнечный ручеек. Целую всю, всю... Твой Ваня».
Такого рода письма я получала ежедневно.
Для экономии денег мы еще в Москве запаслись сгущенным кофе и какао. Из титана добывали кипяток, ну а хлеб приходилось покупать.
Перед отлетом домой я все остатки левов потратила на помидоры, хотя боялась, что им устроят карантин. Но так хотелось покормить вдоволь своего дорогого Ванюшу, что рискнула... Все вокруг уже казалось знакомым и даже надоевшим... С помидорами все обошлось благополучно, пропустили и фрукты, и цветы. Через семь часов наш маленький «ИЛ» опустил меня на землю во Внукове, и первое, что я увидела, был он, мой родной, прибежавший на встречу через лес, пешком. Целуемся, смеемся от радости ― и вдруг я вспоминаю:
― А багаж? Ведь я тебе помидоров целый ящик привезла.
А он вдруг как захохочет:
― А я тебе в Москве купил целый ящик болгарских помидоров.
Тут уж начали смеяться не только мы, но и подбежавшие к нам дети. Среди них не было лишь Эдика ― он был на военном сборе в лагере под Кунцевом.
Мой Берлин
К нему на следующий день отправились сами. Вышел к нам такой солидный, улыбчивый. Говорит:
― Хороша солдатская каша! Уже месяц кормят ей без передышки.
Как обычно, иронизировал ― он всегда умел сказать что-нибудь с подтекстом. Все было так хорошо, и я была так счастлива, что впала в благодушие. То же, как видно, испытывал и Ваня. Эдик, вскоре вернувшийся из лагеря, сообщил, что колено его, которое он разбил во время своего трудового семестра на целине (кстати, он получил грамоту от ЦК комсомола Казахстана), по мнению хирургов, необходимо подлечить в Евпатории. До начала учебного года осталось двадцать пять дней, но решили все же отправить его, тем более что в Евпатории в собственном доме жила хорошая знакомая Сониного мужа Кости. Созвонились, узнали, что комната свободна, а лечение она берется организовать, и Эдик уехал, снабженный суммой в тысячу двести рублей. Вскоре он прислал письмо, в котором писал, что устроился хорошо, уже лечится, что, по его расчетам, деньги у него даже останутся. Казалось, все было о’кей!
А тут мне и сценаристу A.B. Севортяну неожиданно предложили отправиться в ГДР ― от студии ДЕФА поступило предложение о создании совместного фильма, направленного против неомальтузианства и войны. И Ваня опять настаивал, чтобы я не отказывалась от поездки.
― Опыт показал, что веду я себя хорошо, приступов нет, со мной будут и Соня Сухотина, и Вера Евсеевна. Обещаю пылинки с себя сдувать.
Я дала согласие. Авиабилеты были куплены на 13 августа, а 8-го приходит от Эдика телеграмма: «Вышлите восемьсот рублей. Подробности письмом». Ошарашенные неожиданной просьбой, вначале мы высылку задержали, ждали письма, но затем Иван Васильевич стал беспокоиться:
― А вдруг его там обокрали, а уже время обратный билет покупать?
И я перед отъездом в ГДР выслала Эдику деньги.
Когда подлетали к Берлину и самолет стал снижаться, я увидела, что из сопла над крылом вырвался огненный вихрь. Потом пламя вырвалось еще и еще раз... «Горим», ― подумала я и посмотрела на окружающих, охваченная одним желанием ― не выдать свой страх, встретить неизбежное с достоинством. Не выдержала, спросила у своего партнера по командировке:
― Вы видите пламя?
― Да! У самолетов этого типа так бывает часто. А что? Вы испугались?
― Нет, что вы, я просто никогда не видела подобного зрелища...
Встречали нас директор студии Штир, секретарь парткома Ганс Вреде, художественный руководитель студии Карл Гасс ...
«Дорогой мой... Как видишь, прошло уже три дня, прежде чем собралась написать. Это хотелось сделать с первой минуты, как опустилась на немецкую землю, но руки мои были сразу заняты букетом цветов, что торжественно вручил мне геноссе Штир ― директор научно-популярной студии, лично встретивший... геноссе Кузнецову. Нас ожидали две машины... и в лучах заходящего солнца мы помчались по изумительно красивым, отшлифованным дорогам-аллеям, сквозь которые раскрывались небольшие участки полей, как бы украшенные скошенным хлебом, уложенным в копны. Мы давно отвыкли от такого ландшафта... А дорога! Как бы радовалось твое сердце автомобилиста, глядя на эту широкую, чистую, без малейшей трещинки магистраль, привольно раскинувшуюся среди леса, в котором, кажется, собраны деревья всех сортов и оттенков. Мы достигли места назначения не более чем через час. Это место ― просто великолепный курорт, очень тихий и безлюдный. Мы ходили с A. B. по этим тихим улочкам и бесконечно восхищались прекрасной архитектурой маленьких, но необыкновенно уютных каменных особнячков, увитых диким виноградом, плющом и прочей самой разнообразной зеленью.
Прямо из окна моего номера, сквозь деревья и чудный газон с цветами, проглядывается водное зеркало огромного озера... посредине которого проходит американская граница, ― об этом кричат огромные щиты. Ими замыкается улица через один дом от нашего здания. А в столицу (ее % часть) мы попали лишь на следующий день, где я приобрела конверт и марку для письма. Вид столицы унылый, масса разрушенных домов-коробок. И поэтому радует «Сталин-аллея»
― широченный проспект, вдоль которого протянулись дома, как бы перенесенные со 2-й Песчаной улицы, но еще более роскошные по удивительной керамической бело-блестящей отделке...
Вечер закончился в варьете, где выступала немецкая и чешская эстрада...»
В посольстве нас предупредили:
― Не соблазняйтесь возможностью поездки в город из Бабельсберга, где проходит поезд через западный Берлин в Восточный. Было много похищений советских граждан. А город мы покажем перед вашим отъездом.
Пока же осмотрели рейхстаг и могилу советских солдат, похороненных на территории парка, которая отошла потом к западному Берлину. Сопровождающий нас Штир не пошел с нами, остановился в воротах:
― Коммунистам запрещено ЦК. Похищают, ― кратко пояснил он.
Могила советским солдатам ― величественный памятник. Это мраморные скрижали в виде огромной развернутой книги, на страницах которой начертаны имена всех воинов, павших в сражениях на улицах Берлина. Как досадно, что этот кусок парка перед рейхстагом и сам он оказались на территории, враждебной ГДР! А теперь, говорят, поставили стену, полностью отделившую Западный Берлин от Восточного. Еще в бытность нашу там мы обратили внимание, что даже горячие сосиски с булочками продавались в киосках лишь по предъявлении паспорта. То же было и в ресторанах. Оказывается, эта вынужденная мера была введена в связи с тем, что двухмиллионное население Западного Берлина покупало продукты в Восточном Берлине, поскольку они были гораздо дешевле. А живущие здесь «на черном рынке» меняли свои марки (четыре на одну), и это все равно им было выгодно, так как в западном Берлине по демпинговым ценам продавались промышленные товары, которыми американцы, англичане и французы наводнили магазины «свободного города».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
