19 августа я позвонила на дачу Маркиной, хотя знала, что едва ли в этот час Ваня там будет. На мой вопрос, какие новости, мне ответила сестра Зины:
― Все у ваших в порядке, все здоровы, а Эдик женился.
Я не поверила своим ушам, переспросила, она вновь подтвердила свои слова:
― Да! Женился в Евпатории на какой-то девушке из Минска.
Это известие мгновенно убило во мне всякий интерес к дальнейшему пребыванию в Берлине. Я поняла: надо немедленно возвращаться.
Я знала, как огорчит Ваню столь странный поступок сына ― так чувствителен он был к явным нарушениям «этикета». Да и сама я была потрясена. Вспомнила свое предсказание ― что он женится на едва знакомой девушке, которой понравится то, что у него имеется комната и вся обстановка для семейной жизни. Я имела в виду удивлявшее нас отсутствие «романов» у Эдика, которыми так изобиловала жизнь Сергея. Эдик тогда засмеялся и сказал, что не женится до окончания университета. И вот пожалуйста!
Я попросила Штира достать мне билеты на самолет и стала готовиться к отъезду. Вечером был назначен ужин у Гасса.
Его дом-дача находился недалеко от гостиницы. Особенно понравился вход ― огромный зеленый газон поднимался снизу от земли до самой двери. Гасс усадил нас в первой же, очень тесной комнатке за маленький столик. Тут же в стене открылось отверстие, оттуда протянулась рука, как я поняла, его матери. Гасс принял и подал на столик три тарелочки, на каждой из которых помещалось немного картошки и крошечная котлетка.
― Мама готовит чудные кнели. ― сказал он Мать его, будто на Востоке, даже не вышла к нам. Гасс пригласил нас в следующую комнату, гостиную, в которой на низеньком столике перед кушеткой, обитой серым сукном, и таким же креслом стояла бутылка вина и три рюмки. Наполнил их и, пока медленно смаковали, принес три малюсенькие чашечки кофе ― даже без печенья. От этого «ужина» у меня только разыгрался аппетит. Я разозлилась на Севортяна, который отговорил меня посетить в Потсдаме ресторан. Но виду мы не подали и вскоре любезно распрощались.
В своем последнем письме из Берлина я писала:
22/8-58 г. 8 часов утра по берлинскому времени.
«Мой дорогой, мой любимый Ванюшонок! Я ужасно рада, что могу доложить тебе о благополучном завершении моей основной миссии. Вчера, после вновь вспыхнувших со стороны Карла Гасса споров, коллектив студии оказался на нашей стороне, и предложенный нами проект соглашения, регулирующего требования к сценарию, был утвержден подавляющим большинством. В связи с приездом из Берлина одного из руководителей главка, исключительного во всех отношениях товарища, о котором расскажу по приезде, мы решили с A. B. устроить небольшой “банкетик”»...
Далее следовало описание этого «банкетика». Позвали Штира, Гасса, Петера и Дитриха из главка. Рассчитали, что нашей колбасы и сыра хватит, две бутылки коньяка ― достаточно. Вспомнила о хлебе ― а магазины уже закрыты. В буфете гостиницы нас успокоили ― хлеб найдется, а другого ничего нет. Любезно предложили свои услуги, на что я с радостью согласилась и принесла свои припасы. А тут узнаем, что к нам придут не четыре человека, а десять, ― все захотели проводить советских товарищей. Подсчитали ресурсы и пришли в ужас. Ведь угощения для двенадцати человек не хватит. Побежала к буфетчице ― она посмотрела наши запасы и успокоила: «Всем, всем хватит». «Ну, попали мы впросак», ― ворчал Севортян. Наконец нас позвали на большую террасу, где и предполагалось торжество. И что же? Выносят ― одно огромное блюдо, полное бутербродов, второе, третье ― мы с Севортяном только переглянулись. Расставили маленькие тарелочки с вилочками и ножами, рюмочки ― и пир начался. Видя, как немцы аккуратно кладут на тарелочки бутербродики, тонко намазанные маслом, с крошечным, просто светящимся, кусочком колбасы, я окончательно успокоилась. Угощение, может быть, даже останется.
― За милых, добрых советских женщин, ― провозгласил кто-то тост. А так как я была единственной женщиной в этой компании мужчин, то они стали подбегать ко мне и по очереди прикладываться к моей «ручке». Я хохотала, а сама в это время думала: «А нет ли среди вас тех, кто еще так недавно, может быть, пытал и мучил таких же советских женщин, как и я?» И тут управляющий кинофикацией сказал, что он никогда не забудет кинооператора Катю, которая, поселившись в его квартире, еще до полного взятия Берлина, делилась своим скудным пайком с его детьми и буквально спасла их от голодной смерти. По его описанию я узнала Катю Кашину, работавшую у нас, сказала ему об этом, и он со слезами на глазах просил передать ей низкий поклон:
― Я с первых дней войны, как и Штир, сдался в плен, ― сказал он. ― И мы, как коммунисты, вели среди военнопленных работу, чтобы освободить их сознание от фашистского дурмана. И русский язык за три года, проведенные в лагере, изучили хорошо. В конце войны служили в советской армии переводчиками, передавали в немецкие окопы правду о ходе войны, призывали к прекращению огня и сдаче оружия... Все здесь присутствующие ― старые тельмановцы, многие были в концлагерях, ― прибавил он, как бы понимая мои сомнения и желая разрушить естественное недоверие.
На следующий день надо было улетать. Я решила, что успею сделать химическую завивку. В Москве ее еще не делали. Два часа трудились над моей головой немецкие парикмахеры, а бедный Севортян терпеливо вышагивал взад и вперед по тротуару мимо окон, за которыми я наводила «красоту». Зато когда я вышла, он ахнул:
― Бог мой, да вы просто красавицей стали!
Мне приятна была эта похвала; и когда я возвращалась в посольство, с удовольствием поглядывала на себя в стекла витрин и думала о том, как рад будет Ваня, который так любил одевать меня в нарядные платья и восхищался даже московским перманентом. А тут действительно ― прическа у меня получилась на диво, да и Севортян восхищался не только прической, но и цветом моих волос: «Теперь я вижу, что у вас они просто золотые».
В посольстве нас ждала машина с дипломатическим флажком. Меня сначала подвезли к универмагу, я на скорую руку купила там для детей курточки и часики. Затем поехали в аэропорт.
Ваня, как оказалось, провел весь день во Внуковском аэропорту, так как перепутал время прилета. Володя и Наташа были с ним. Подхватив вещи, дети по лесной дорожке пошли впереди, а мы, взявшись за руки, потихоньку двинулись следом. Нам ведь было совсем недалеко ― только пройти через лес.
― Ну, как тут наши молодожены?
― Как! Ты уже знаешь, что Эдик женился? ― удивился он.
― А мне Серафима Семеновна рассказала. Я потому и прилетела раньше. Ничего страшного не случилось! Не сложится у него с этой случайной девицей ― разведется!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
