Я рассчитала время верно: идти от школы до дома мне минут пятнадцать-двадцать. Выйди я пораньше, была бы около дома Стаса, когда он открыл подъездную дверь. Но я немного задержалась, поэтому увидела его, вышедшего из дома, на приличном расстоянии.
Перепутать невозможно: горнолыжная куртка, штаны цвета хаки (он часто одевается в тренировочное заранее), ежик светлых волос — мы опять без шапки, ага. Стас направился к своему белому джипу, припаркованному неподалеку.
Я ускорила шаг, мы должны были пересечься вот-вот, с минуты на минуту. Если бы он повернул голову, обязательно заметил меня — одинокую фигурку с тяжелой сумкой. Я решила именно сегодня потихоньку начать выгребать из школы годами копившееся там имущество.
Из синей иномарки (названия этой машины я не знаю), стоявшей рядом с белым джипом, выпорхнула женщина в черной короткой шубке. На высоких шпильках, не совсем красиво сгибая коленки, мелко-мелко перебирая длинными ножками, побежала к Стасу, который, видимо, услышал перестук каблучков: остановился, резко повернув голову, посмотрел туда, откуда слышался шум.
— Ста-ас! — ветер донес до меня вскрик девушки или она кричала так громко?
Девушка сдернула розовенькую шапку, замахала, счастливая, ею, не прекращая бежать.
Я будто натолкнулась на каменную стену. Замерла, силясь выдохнуть.
Не одна я знаю, когда у Стаса начинается тренировка.
Алиса. Вернулась. Из какой-нибудь неведомой дали. Из знойных Эмиратов, пропитанных песком и ветром пустыни. Из яркого пестрого Таиланда. Или из шумного Парижа, где она подвизалась фотомоделью?
Алиска все-таки поскользнулась на своих высоченных каблучках. Очень вовремя, кстати, на нужном расстоянии. Стас как раз ее подхватил, тонкую, лёгонькую, а она обвила его шею и прижалась к нему. Кажется, потом они поцеловались.
Какая мне разница, откуда. Просто. Она вернулась. А это значит, что я… что мне надо уходить.
Я развернулась и быстрым шагом направилась к своему дому.
Не помню, как дошла до него — скорее по привычке, выработанной годами каждодневного возвращения из школы.
Я ничего не чувствовала, пока шла. Как будто те несколько минут не просто не жила в мире — не существовала.
Меня в нем эти несколько минут не было.
Теперь в Веронике не нуждаются. А если и нуждаются, то быть одной из его любовниц не желаю. Точка.
Зачем было что-то предлагать? Зачем была поездка на дачу, зачем было все, что было?
А, да. Ему же было скучно! Развлекся не хило наш дружок, а Вероника вызвалась в аниматоры. Справилась на все десять баллов, молодец, девочка!
Поверила. Поверила в то, что люди, похожие на Стаса могут что-то испытывать к серым мышам, пусть и милым, добрым и искренним.
Жужик оглушительно гавкал и возил поводок по комнате, кухне и узенькому коридору. Это меня немного привело в чувство: я поняла, что давно стою на пороге своей квартиры, смогла закрыть дверь на замок, а дальше — сползти вниз по этой же двери. Сидя на корточках, таращилась на панели, которыми обита прихожая — одинаковый рисунок — завитушки нескольких цветов — и пыталась сообразить, что мне надо сейчас делать.
Раздеться. Вероника, надо раздеться. Боль напомнила о себе легчайшим покалыванием в животе.
Пока я шла домой, ее не замечала. Да ничего я вокруг не замечала! Слишком оглушило…
Зачем все было? Нечем было занять себя, пока Алисы не было?
Это Алиса, я не ошиблась. Длинные русые волосы, рост, манера одеваться…
Жужик устал бегать по квартире, бросил поводок и лег рядом со мной, тихонько поскуливая. Заглядывая мне в глаза, подполз поближе. Опять заскулил.
— Попозже, Жужа, — проговорила я, еле разлепив губы.
Медленно разулась, сняла куртку и шапку.
Словно в тумане, добрела до кухни и посмотрела на березу за окном, на ветках которой лежал снег.
Старый учительский прием здесь не поможет. И сегодня я выбыла из рядов учителей.
Осторожно, будто оберегая открытые раны, опустилась на табуретку.
Пойти вечером к Стасу, спросить об Алисе? «Знаешь, я случайно заметила вас вдвоем, она бежала к тебе так, будто не видела сто лет, и вы целовались с ней. Стас, а я? Что я значу для тебя?»
Хватит быть униженной и оскорбленной, Вероника! Почему бы тобой не попользоваться, если сама позволяешь? Бывшему мужу, Стасу, Лене, Максиму, Екатерине Львовне, да всем! Позволяла и позволяешь.
Подпрыгиваю на стуле, несусь в прихожую за сотовым. Откуда только резвость взялась…
Я знаю, как сожгу мосты. Они и так уже горят вовсю, но не хватает одного, самого главного штриха.
Я больше не буду жертвой и несчастной брошенкой.
Мне осточертело быть всем этим.
— Стас, привет, — даже не слышу, что он мне говорит в ответ. Набираю в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить на одном дыхании:
— Стас, мне Роберт сегодня сделал предложение. Я выхожу за него замуж. Извини, что все так вышло. Мне будет лучше с ним, понимаешь? А с тобой… с тобой у нас не получится, скорее всего, ничего. Ну… Всего хорошего тебе. Извини.
— Да… — слышу в трубке родной и знакомый хрипловатый голос. И тут же нажимаю кнопку отбоя.
Меня трясет, и я вновь сползаю вниз, и сажусь на холодный кафель. Плакать не могу, изредка громко всхлипываю и ловлю ртом воздух.
Рядом наскуливает Жужик, вертится на одном месте, нервничая, заглядывает в лицо. «Хозяйка, что с тобой?»
Поднимаюсь и добредаю до кухни. становится сильнее. Открываю шкафчик и вытаскиваю любимые таблетки: запаслась с прошлого раза. Добавляю приличную порцию успокоительных — как раз хватит.
На улице давно стемнело, приходится включить свет. Жужик недовольно ходит по кухне и таскает поводок: с ним не погуляли.
Выходить на улицу мне не хочется, но собаку жалко. Пережидаю минут пять около окна, пока живот немного успокоится, затем иду в прихожую. Натягиваю старенькие сапоги и куртку и открываю дверь.
Жужик быстро обегал все кусты, пока я стояла около подъездной двери и ждала его. Радостно подбежал, виляя хвостом, ко мне, и поднял кверху мордочку: «Я все сделал, холодно, идем домой!»
Я открыла для него дверь, и пес юркнул в подъезд. Я за ним заходить не торопилась, оглянулась на пороге: может, Стас случайно проедет мимо… так, случайно…
Какое мне до него теперь дело? Никакого…
Мы с Жужиком вернулись домой. Я наложила ему корма и устроилась около окна на табуретке. Опершись локтями о подоконник, сидела и смотрела во тьму за окном. Делать мне все равно на завтра нечего. Контрольные листочки моих учеников, которые лежат непроверенными, можно смело выбрасывать.
