— Но по телефону…Ты хоть встреться ней, в глаза посмотри…
— На х. р? Все, Дим, хватит. Пошла она в ж… Пусть будет счастлива со своим ср. ым мормоном, пусть там нарожает мормон…мормонят… Принцесса, мать ее. Стас не подходит, Стас же сволочь…
Пьяный Стас трепался еще около часа. Пытался рассказать Димычу обо всем, но вылетали какие-то однобокие фразы, которые совсем не выражали того, что творилось в дуще Стаса.
Пустота поглощала и затягивала его. Он поверил Веронике, а она, маленькая правильная девочка, нанесла самый болезненный удар, перечеркнув своим поступком…все перечеркнув. Сначала Пуля убил Стасову веру в людей, но у Пули был огромный смягчающий фактор. Стас, хоть и злился и ненавидел бывшего друга за его поступок, оправдать отчасти мог. А Веронике не было оправдания. Шарахалась там, за спиной у Стаса.
Стас ей сам это разрешил и ничего не обещал, не давал гарантий…
Так кто виноват?
— Хотела все семью, детей… Получит по полной эту семью у мормона…
— Ты с ней поговори все-таки, Стасон…
— Бл. дь, Дим! — заорал Стас и стукнул кулаком по столу. Блюдце с огурцами, стоящее на краю, упала на пол и разбилось, но ни Стас, ни Димыч даже не дрогнули от неожиданного звона, — все, не говори мне о ней…не говори…Ну, пусть живет себе и живет. Пусть будет счастлива! Она ж так хотела стать счастливой.
Димыч вздохнул, подпер щеку ладонью.
— Я не стал…не стал ничего говорить ей. То есть только начал… а вишь как все… — слова ничего не значили, да и не было подходящих. Наваливалась тоска — Стас не терпел это чувство, но теперь оно было сильнее его.
И жизнь была сильнее его. Она тысячи раз лишь радостно щелкала Стаса по носу, а теперь забивала огромный кол в его сердце.
Но Стас не утратил самокритичности. Отчасти сам виноват в произошедшем. Не подстраховался. Возомнил о себе, что самый лучший…
А ты — один из многих. И не нужно мнить большего. Пусть в чем-то успешнее и счастливей, но жизнь пишет огромные полотна, и ниточки судеб тянет не только от самых благополучных. И режет капризная художница любую счастливую судьбу на корню…
— Не говори мне, Дим, о ней. Не говори, — твердил Стас, наливая себе водки. Димыч не произносил ни слова.
Глава 30
Дай руку на прощанье,
А слез не будем.
Есть дар — воспоминанье,
Давай его хранить.
Есть детское прозренье
И в нынешней поре.
Есть к миру снисхожденье
В его плохой игре.
Пусть нам разнимет руки
Судьба. Чем спорить с ней,
Докажем, что в разлуке
Объятие сильней.
Несчастен тот, кто плачет.
Гони унынья тень.
Судьба всегда припрячет
Свечу на черный день.
Шарлотта Бронте «Расставание» (в сокращении)
Двадцать восьмого декабря Стас вернулся в город. Он уехал к родителям, решив проветриться в родной столице и встретить с семьей Новый год. Мама с отцом обалдели немного: раньше такого за сыном не водилось.
Стас походил по знакомым с детства улицам, сходил с сестрой в боулинг и парочку хороших клубов. Муть.
Но до Нового года он все-таки в Москве не остался. Потянуло назад, домой.
А еще сеструха начала толкать речи о правильном ведении бизнеса. Несколько дней это бесило Стаса, и они спорили, как обычно. Через дня три спорить с ней Стасу надоело, он начал отмалчиваться, пока самая умная в семье поучала брата.
И, наконец, Стас не выдержал. Заявил семье, что бизнес без него горит и свалил из Москвы раньше положенного.
Дальше, двадцать девятого, совершил весьма нелогичный поступок. Зашел в подъезд Вероники, поднялся на второй этаж и нажал на кнопку звонка. Никто ему не открыл, Стас даже не услышал лая Жужика из-за двери.
Вышедшая, к его везению, соседка сообщила: Вероники давно нет.
Переехала к мормону, видно. Чтобы Стас не доставал.
Оно и к лучшему. Не хочет встречаться — не надо.
У Туза уже вовсю грохотала музыка. Стас приехал поздравить часов в десять утра, а здесь — полный кипиш. Что будет, когда куранты пробьют двенадцать, боялся представить.
Заходить не хотелось. На душе Стаса скребли кошки, но он пересилил себя и шагнул в огромный зал, который сразу оглушил его светом, звуком, запахом. Пахли розы; пахли ароматические палочки с корицей из зала с; пахло водой из бассейна и огромным количеством ароматизаторов.
Стас сразу же увидел Туза, идущего ему навстречу.
— С наступающим, мой мальчик! Приехал проведать старика?
— Доброе утро, Алексей Георгиевич.
— А что случилось? Нут-ка, пойдем, — проницательный Туз открыл дверь залы, и они вышли в коридор.
По мановению руки Туза, сидевший там, что-то нажал на своем пульте, и картина на стене отъехала в сторону, обнажив стальную дверь.
— На случай серьезных разговоров, — пояснил Туз, с наслаждением разглядывая чуть растерявшегося Стаса. Тот видел эту картину сто раз, но не подозревал, что за ней может что-то скрываться.
— Иногда хочется побыть в одиночестве. Или разговор настолько серьезный, что следует избежать все рядом находящиеся уши, — Туз уверенно повернул ручку двери.
Комната походила на кабинет делового человека: огромный стол красного дерева, кресла, большой книжный шкаф, мягкий уголок, и рядом — стол с кофеваркой и чайником. Стас дивился: на Туза это было так не похоже! Впрочем, не похоже на того Туза, которого знал Стас, вернее, каким Туз хотел казаться.
— Наливай кофейку, он всегда свежий. Что-то плоховато выглядишь. Обычно бодрячком тебя вижу, а сейчас ты того…не очень. Что-то случилось?
— Нет, все нормально, — Стас потянулся за чашкой.
— Рассказывай, мой мальчик. По бизнесу никаких сплетен о тебе не слышал, значит, личное. Как поживает твоя учительница?
— Я… мы расстались, — Стас поставил чашку с кофе на столик. Пить его расхотелось, несмотря на аромат: Туз знал толк в кофе.
— И ты выпиваешь? Что ж, ничего необычного, кроме того, что раньше ты не пил из-за таких пустяков. Или не пустяк?
— Алексей Геннадьевич, я завязал.
— Да понял уже, понял… Подарок хочешь вручить старикану?
— Д-да, — Стас все мял небольшую коробку в руках, забыв о ней, — с праздником хотел поздравить…
— Положи. Сядь в кресло!
Стас как по команде выполнил приказ.
— Так-то лучше, — кивнул Туз, рассматривая лицо Стаса, — а почему расстались?
— Они нашла другого.
Туз покачал головой.
— А эта-то куда отправилась, за какой любовью? Сказала?
— Она по телефону сообщила, что замуж выходит.
