И тут, словно в подтверждение своих слов, на самом пике схватки Мод испытала какое-то странное ощущение: почувствовала, как будто внутри ее что-то рвется, и вдруг ее платье, седло и лошадь окатило жидкостью: это отошли воды.
Фульк разразился потоком богохульств. Спрыгнув с коня, он бросил поводья одному из рыцарей.
– Отведи мужчин в сторону, – приказал он. – Разожгите костер и вскипятите речной воды.
Потом повернулся к Мод и осторожно снял ее с седла.
Она слышала, как Фульк говорит с Грейсией, смутно чувствовала, что ее несут к воде и кладут на одеяло.
– Не надо, – задыхаясь, проговорила Мод, – прибереги одеяло. Тебе оно потом понадобится.
Фульк убрал одеяло. Грейсия подоткнула намокшие юбки Мод и посмотрела на своего господина.
– Встаньте на колени, милорд, и держите ее. Родильного кресла нет, так что вам придется помогать жене. Это не совсем прилично, но иначе никак.
Сквозь красную пелену боли Мод поняла, что он выполнил указания Грейсии. Мод почувствовала, как Фульк поддерживает ее. Она завела руки назад, нащупала предплечья мужа и вцепилась в него изо всех сил.
Грейсия не была повитухой, но как старшая из десяти детей прежде не раз присутствовала при родах и запомнила, что в таких случаях положено делать. Да и у самой роженицы был опыт. Вот только обе девочки Мод родились в положенный срок, в теплом доме, где было множество слуг. А тут ребенку предстояло появиться на свет на два месяца раньше, среди дикой природы. Если даже младенец и не родится мертвым, то, скорее всего, умрет через несколько часов.
Позывы тужиться были непреодолимыми. Боль сдавливала утробу. Мод сквозь зубы стонала. Фульк застыл за спиной жены, чтобы она могла за него держаться.
– Господи! – дрогнувшим голосом проговорил он, безуспешно пытаясь поднять себе настроение шуткой. – Да это почище любого сражения.
– Это и есть сражение! – охнула Мод. – Сражение женщины, которое редко доводится видеть мужчинам.
Бедняжка опять вскрикнула, новая схватка сотрясла все тело.
– Тужься! – закричала ей Грейсия. – Я вижу головку!
Мод выругалась. Она верещала, как лисица, и царапала Фулька ногтями, оставляя у него на предплечьях глубокие полумесяцы.
– Почему мама кричит? – послышался со стороны разбитого мужчинами лагеря тоненький испуганный голосок Хависы.
В ответ донеслось неразборчивое бормотание: кто-то успокаивал малышку.
Мод крепко закусила нижнюю губу: нельзя пугать девочку. Облегчить душу в крике – даже этого она не могла себе позволить. Следующая схватка захлестнула ее с неистовством мощного прилива.
– Тужься! – наперебой заставляли роженицу Фульк и Грейсия.
Мод крепко зажала в горле крик: сейчас-сейчас, осталось уже совсем немного. И вот она наконец почувствовала, как ребенок, вместе с внезапно хлынувшим потоком, горячим и скользким, выскользнул из утробы. И тут же послышался тоненький плач.
«Значит, живой», – подумала Мод, оседая на Фулька и тяжело дыша от напряжения.
– Мальчик, – робко сообщила Грейсия, размотав пуповину между ног ребенка. – Милорд, у вас сын!
Обе старшие девочки родились здоровенькими и крепенькими. По сравнению с ними этот новый человечек был на диво слабеньким и маленьким. Он тихо и жалобно плакал и между выдохами легонько икал.
– На освежеванного кролика похож, – заметил Фульк и, взяв одеяло, которое Мод велела ему приберечь, завернул новорожденного в один из углов.
– Если позволите, ваш нож, милорд, я перережу пуповину, – сказала Грейсия.
Оторопевший Фульк безропотно вручил ей оружие. Служанка пошарила под одеялом, резанула и перевязала пуповину.
Фульк вернул младенца Мод. Она осторожно приняла сына. Он был очень маленький и невероятно легкий. «И правда, – подумала она, – смахивает на освежеванного кролика».
– Мальчика надо окрестить, – сказала она и проглотила комок в горле. – Если он… Если он вдруг умрет, я хочу, чтобы на нем была благодать Божья.
– Наш сын не умрет! – решительно заявил Фульк, словно усилием воли мог сохранить младенцу жизнь.
– Миледи, где же взять священника? – горестно вздохнула Грейсия. – Тут я вам ничем помочь не могу.
– Я хочу, чтобы его немедленно окрестили… – У Мод дрогнул голос.
Это было самое большее и самое меньшее, что она могла сделать сейчас для своего ребенка. Она прижала малыша к себе покрепче, чтобы согреть. Все его крохотное тельце покрывал блестящий, похожий на воск сероватый налет, отчего младенец казался бледным, как труп. На глазах у Мод от изнеможения блестели слезы. Утроба болезненно сжималась, и Мод почувствовала, как между ног у нее соскользнул послед.
– Роджер де Уолтон готовился в священнослужители, но рукоположен не был, – сказал Фульк. – Думаю, он сойдет за священника, никого лучше у нас все равно нет.
И, оставив женщин, Фицуорин пошел к костру, а через пару минут вернулся в сопровождении молодого рыцаря. Де Уолтон опасливо взял ребенка на руки, а Фульк тем временем наполнил рог водой из реки.
– Как вы его назовете? – спросил де Уолтон, и его лоб под копной светлых волос пробороздили тревожные складки. Роджеру казалось, что он держит в руках туго надутый шарик из свиного пузыря, и этот шарик каждую секунду может лопнуть.
– Как и его отца, – прошептала Мод.
Фульк кивнул и дал знак де Уолтону.
Когда холодная речная вода закапала малышу на лоб, хныканье превратилось в оглушительный негодующий рев. Роджер де Уолтон смущенно пробормотал слова обряда и отдал ребенка обратно Фульку.
– Надо же, как вопит! Этот явно намерен цепляться за жизнь, – заверил Фульк жену. – Посмотри только, какой сильный!
Мод уловила в его голосе радость и гордость. Оттого, что малыш кричал с такой мощью, и оттого, что обряд крещения свершился, страхи Мод поутихли. Может, она просто неправильно подсчитала сроки? Их сын был, конечно, маленький и щуплый, но все равно слишком активный для младенца, родившегося на два месяца раньше срока. Однако к облегчению примешивалась тревога: они застряли неизвестно где, им грозила погоня, и до ближайшего приюта оставалось еще несколько миль. Кажется, самую густую чащу отряд уже миновал, но вокруг еще росло много деревьев. А Мод вымоталась просто до изнеможения.
Утром они медленно, с остановками, доставили Мод на ферму в Каррег-и-Нант. Для молодой матери соорудили носилки из веток и одеял, поскольку ехать верхом, даже в дамском седле, ей было слишком опасно. Хотя роды прошли быстро, она потеряла много крови и была бледной, как беленый лен, а под опухшими от усталости глазами залегли черные круги. Перевезти жену на следующий же день в Уиттингтон, как намеревался Фульк, не представлялось возможным. Он тревожно вглядывался в лицо супруги, когда они въезжали в ворота фермы. Большую часть пути она была молчалива и на все его попытки заговорить отвечала односложно. Ребенок уже пару раз прикладывался к материнской груди и, несмотря на то что родился маленьким и щуплым, был явно намерен бороться за жизнь. Так что Фулька гораздо больше беспокоила Мод. Ему невыносима была мысль, что он может потерять ее. Он знал, что женщины часто умирают, рожая детей, – если не во время самих родов, то вскоре после этого.
